— Этот камень, — продолжал старый геолог, — так и называют змеевиком, или серпентином, что, впрочем, одно и то же, так как «серпентис» по-латыни — «змея».

…Проходило еще много веков, тысячелетий. Наступила пора измениться и змеевикам. Новые горячие пары и газы, поднимающиеся из глубин, теперь уже разрушали не только древнюю породу, давшую жизнь змеевикам. Они пробирались и в самые змеевики, образуя в них много мелких трещинок. По этим трещинам текли горячие растворы. Уходя все глубже и глубже, они остывали, из них выпадали маленькие кристаллики, которые располагались на стенках трещин.

Все стенки трещин оказались тесно усаженными кристалликами. А горячие растворы все текли и текли, принося с собой новые порции растворенного и измененного змеевика. Эти новые потоки вещества питали собой осевшие прежде кристаллики, давая им возможность расти.

Но как расти, когда каждый кристаллик и сверху и снизу был буквально зажат своими соседями?

И от обеих сторон трещины потянулись к середине тонкие нити. Каждый кристаллик рос только в одном направлении, и в конце концов вся трещина оказалась заполненной плотно прилегающими друг к другу двумя поперечно расположенными рядами игольчатых кристалликов. Один ряд шел от одной стенки, а другой — от противоположной.

Так образовались в змеевике жилки асбеста. То место, где два встречных ряда кристалликов столкнулись между собой, отчетливо видно в любом куске асбеста. Оно называется просечкой.

Просечка не всегда находится в центре. Иногда она бывает сильно смещена. И это рассказывает нам о том, что кристаллики внутри жилы питались почему-то неравномерно. Одни росли больше, а другая сторона жилки оказалась обиженной питанием. Ее кристаллики меньше выросли.

— Рано мы родились… — как-то с грустью сказал Константин Емельянович. — Умирать скоро пора, а настоящая-то наука только теперь зарождается.

Мне была не совсем ясна мысль Константина Емельяновича.

— Видите ли, — сказал он, — последние десятилетия принесли так много нового… Взять хотя бы вопрос о происхождении асбеста. Старая геологическая наука привлекала для объяснения весь свой обычный арсенал — магму, магматические газы, пары и т. д. Признаюсь, я и сам придерживаюсь этой точки зрения. Я вам ее уже изложил. Но все же иногда меня беспокоят сомнения. Ведь я знаю, что очень многие ученые смеются, буквально смеются, над разговорами о «будущих подземных океанах», «огненно-жидких магмах».

Они вообще исходят из мысли, что наша земля в далекой своей юности была не жидкой, а твердой и постепенно разогревалась за счет освобождения атомной энергии химических элементов земли.

И кто знает, может, они и правы. Говоря об изменениях горных пород, они не прибегают к помощи магмы, магматических паров, газов. Они считают, что новая порода развивается в старой, как дитя в чреве матери, и это всегда происходило и происходит теперь в самых обычных нормальных условиях.

В этом есть большая верная мысль… Ведь всякая материя несет в самой своей сущности способность изменяться… И, может быть, нет нужды полагать, что процессы, происходящие в горных породах, обязательно нуждаются во внешних факторах: в высокой температуре, давлении, расплавке, газах… Но привычка мыслить по старинке великая вещь, — смущенно заключил Константин Емельянович, — Время решит, кто прав…

Асбест — наша любимая и неиссякаемая тема для бесед.

Я слушаю рассказы своего старого друга и думаю о том, что глухой язык камней может быть очень живописным и красивым. Как богат тот, кто его изучил! Ему открыты предания самой природы, и хотя в толковании различных ученых они противоречивы, но по поэтичности не уступают никаким волшебным сказкам…

В комнате Константина Емельяновича можно без скуки проводить долгие часы. Гостеприимный, словоохотливый хозяин не даст соскучиться. А если он утомлен и не расположен к разговору, можно заняться рассматриванием его коллекций.

Здесь собраны образцы волокнистого камня со всех концов мира.

В одних жилки асбеста, словно сетка, пронизывают змеевиковую породу во всех направлениях, в других — расположены, как начинка в слоеном пироге: слои зеленого змеевика перемежаются со слоями серебристого асбеста. В третьих — одна широкая жила асбеста оторочена с обеих сторон тонкой темно-зеленой корочкой.

Но, оказывается, асбест бывает различным не только по форме залегания жил.

Помню, когда я впервые обратилась к Константину Емельяновичу с просьбой рассказать мне об асбесте, он лукаво усмехнулся и спросил:

— А какой, собственно асбест вас интересует?

— То есть как — «какой»? — недоуменно ответила я вопросом на вопрос.

— Известно ли вам, что под названием «асбест» существует несколько минералов?.. Лишь одна особенность объединяет их: все они легко расщепляются на отдельные волоконца. Из волокон любого асбеста можно скрутить нитку, а из ниток приготовить ткань. Но сходство, пожалуй, на этом и заканчивается.

Константин Емельянович положил передо мной несколько образцов асбеста, отличающихся друг от друга цветом и длиной волоконец:

— Вот, например, асбест, имя которого — амозит. Он родом из Трансвааля. Цвет у него серый, другие образцы грязновато-зеленые, а один имеет красивую чисто белую окраску.

Вот этот-то амозит и радует всегда специалистов: его используют как примесь к светлым хлопковым и льняным тканям. Амозит не боится ни щелочей, ни кислот. Волокно у него грубое, жесткое, очень прочное и очень длинное: тридцати-тридцати пяти сантиметров…

Чтоб понять, много это или мало, можно рядом с амозитом положить кусок другого асбеста, который называют хризотиловым. Самые длинные волокна этого асбеста имеют длину в шестнадцать-восемнадцать миллиметров, то есть в двадцать раз короче амозитовых!

Они короче волокон и другого асбеста. Вот он лежит передо мной, этот красивый синий камень; имя ему — крокидолит. Он тоже родом из Трансвааля. Много находят его в Южной Америке, в полупустынных горах к югу от пустыни Калахари.

Найден он и у нас на Урале. Он бывает не только синего, но и прекрасного темно-голубого цвета. Его шелковистые волоконца короче амозитовых: всего пяти-десяти сантиметров. Но по прочности он занимает первое место среди всех асбестов мира. Крокидолит так же, как его земляк — амозит, не разрушается от действия щелочей и кислот.

Интересный образец синего асбеста удалось мне однажды видеть. Представьте себе блестящий синий фон, а в центре горит желтым пламенем, словно смотрит на мир из глубины породы, ограненный кусок кварца. Этот образец назвали «тигровым глазом».

Есть еще один асбест, очень красивый по цвету. Его называют антофиллит, что означает «цветок гвоздики». Волоконца антофиллита бывают разной длины: от полусантиметр а до пяти сантиметров. Отличает их особая хрупкость, не присущая другим асбестам. Антофиллит находят в Восточной Финляндии — в районе озера Сайма, в США, в Восточной Африке.

…Если судьба столкнет вас с таким любителем асбеста, каким был мой друг Константин Емельянович Тарасов, и если вам не наскучит слушать, то вы узнаете и о многих других камнях. Но, оказывается, ни один из длинноволокнистых красивых минералов не может соперничать с самым скромным из своих братьев. Имя его — хризотиловый асбест.

Когда он лежал рядом с амозитом и крокидолитом, его волоконца, действительно, выглядели ничтожно короткими. Ведь их длина измеряется не сантиметрами, а миллиметрами.

И все же во всех странах мира его добывают больше всех других асбестов. Он больше всех других распространен в природе.

О нем и пойдет речь впереди,

Если спросить у химиков, то они ответят, что асбест — вещество сложного состава, причем каждый асбест имеет свой химический состав. Хризотиловый содержит сорок два процента окиси кремния, сорок один процент окиси магния, тринадцать процентов воды. Часть ее располагается между волоконцами асбеста, а другая часть входит в состав самих кристалликов и так и называется «кристаллизационной».