- А, сеньор Даниельссон! - восторженно закричал староста наших рабочих на верфи, увидев на парусе бородатую голову.

Мы как-то показали ему портрет бородатого Кон-Тики, сделанный карандашом на бумаге, и с тех пор в течение двух месяцев он называл Бенгта "сеньором Кон-Тики". Только сейчас до него наконец дошло, что настоящая фамилия Бенгта была Даниельссон.

Перед отплытием мы были с прощальным визитом у президента, а затем совершили прогулку далеко в горы, чтобы в последний раз перед выходом на необозримые просторы Тихого океана досыта полюбоваться осыпями и скалами. Во время подготовки к экспедиции и постройки плота мы жили в пансионате, расположенном в пальмовой роще в окрестностях Лимы. Каждый день нас возили в Кальяо и обратно на машине военно-морского министерства, которую Герде удалось достать для экспедиции. Сейчас мы попросили шофера заехать как можно выше в горы. Мы ехали по пустынным дорогам, вдоль древних оросительных каналов инков. Наконец мы поднялись на высоту в 4 тысячи метров над уровнем моря и буквально пожирали глазами скалы, вершины гор и зеленую траву, старались пресытиться лежащим перед нами спокойным горным массивом Анд. Мы при этом пытались убедить себя, что нам надоели камень и суша и мы жаждем как можно скорее выйти в море.

В тот день, когда "Кон-Тики" предстояло выйти на буксире в открытое море, в порту Кальяо было оживленно. Морской министр Нието отдал приказ буксиру "Гуардиан Рио" вывести нас из бухты и оставить за линией прибрежных вод, там, где некогда индейцы ловили рыбу со своих плотов. Газеты сообщили об этом под большими красными и черными шапками, и с самого раннего утра 28 апреля на набережной толпился народ.

У нас, шестерых путешественников, конечно, в последнюю минуту оказалась еще целая куча дел, и когда я приехал на набережную, на плоту был только Герман, который нес вахту. Я нарочно остановил машину как можно дальше от плота и медленно пошел по молу, чтобы напоследок как следует размяться - ведь было совершенно неизвестно, когда мне теперь представится такая возможность. И вот я прыгнул на плот, на котором царил полный хаос из связок бананов, корзин с фруктами и мешков, мы их притащили в последнюю минуту и хотели разобрать и закрепить, когда все уляжется. В центре этого хаоса обреченно восседал Герман, держа в руке клетку с зеленым попугаем, прощальным подарком какой-то доброй души из Лимы.

- Посмотри минутку за попугаем, - сказал Герман, - я сойду на берег и выпью в последний раз кружку пива. Буксир подойдет еще не скоро.

Не успел он исчезнуть в толпе, как провожающие принялись кричать и размахивать руками. Из-за мыса показался шедший на всех парах буксир "Гуардиан Рио". Буксир бросил якорь за раскачивающимся лесом мачт, преградивших путь к "Кон-Тики", и выслал нам большой моторный катер, который должен был провести плот между парусными судами. Моторка была битком набита матросами, офицерами и кинооператорами. Раздавались слова команды и трещали кинокамеры, а к носу плота закрепили тем временем толстый буксирный трос.

- Un momento![16] - отчаянно закричал я, не выпуская из рук клетки с попугаем.

- Еще рано, мы должны подождать других los expedicionarios[17], - пояснил я, показывая на город.

Никто меня не понял. Офицеры вежливо улыбались, а трос к носу плота крепили по всем правилам искусства. Отчаянно жестикулируя, я развязал петлю и выбросил конец за борт. Попугай решил воспользоваться суматохой. Он просунул сквозь решетку клетки клюв, повернул ручку и открыл дверцу. Когда я обернулся, он уже весело прогуливался по бамбуковой палубе. Я сделал попытку поймать его, но он сердито закричал по-испански и вспорхнул на связку бананов. Не спуская глаз с матросов" которые вновь начали закреплять трос, я бросился в дикую погоню за попугаем. Он с криком влетел в хижину, и здесь мне удалось загнать его в угол и схватить за ногу в тот момент, когда он собрался перескочить через мою голову. Когда я вновь вышел на палубу и водворил свой хлопающий крыльями трофей в клетку, матросы на берегу уже отдали концы и наш плот беспомощно плясал на волнах, непрерывно бежавших от мола к берегу. В отчаянии я схватил весло, пытаясь предотвратить страшный удар плота о сваи набережной. Но тут заработал мотор, "Кон-Тики" сделал рывок и начал свой далекий путь. Моим единственным спутником оказался говорящий по-испански попугай, который, нахохлившись, сидел мрачный в клетке и не спускал с меня глаз. Люди на берегу радостно хлопали и махали нам, а смуглые кинооператоры в моторке чуть не прыгали в море, стремясь запечатлеть на пленке мельчайшие детали драматического отплытия нашей экспедиции из Перу. Я стоял на плоту грустный и одинокий и высматривал своих пропавших компаньонов. Они не появлялись. Вскоре мы подошли к "Гуардиан Рио", стоявшему под парами, наготове поднять якорь и выйти в море. Я мгновенно взобрался по трапу на палубу буксира и учинил там такой шум. что выход в море был отложен, а к берегу была послана шлюпка. Прошло порядочно времени, и шлюпка вернулась битком набитая хорошенькими сеньоритами, но без единого участника экспедиции "Кон-Тики". Все это, конечно, было чудесно, но ни в коей мере не облегчало моего положения; и пока очаровательные сеньориты вертелись на плоту, шлюпка вновь отправилась на розыски "los expedicionarios snoruegos" [18].

А Эрик и Бенгт шли с прохладцей по набережной, нагруженные до зубов пакетами и книгами. Навстречу им двигался поток возвращавшихся домой людей. В конце концов их остановил полицейский патруль, и любезный констебль объяснил им, что они уже ничего не увидят. Бенгт, изящно размахивая сигарой, заверил его, что им, конечно, смотреть нечего - ведь они сами отправляются на плоту.

- Вряд ли, - снисходительно сказал констебль. - "Кон-Тики" ушел час назад.

- Это невозможно! - закричал Эрик, потрясая одним из пакетов. - Вот же фонарь!

- Ведь он штурман, - заметил Бенгт, - а я - заведующий хозяйством.

Все же они добрались до пристани. Плота не было. В ужасе забегали они взад и вперед по молу, где встретили и остальных членов экспедиции, также тщетно разыскивавших исчезнувший плот. В конце концов к ним подошла шлюпка, и мы все шестеро собрались вместе. "Гуардиан Рио" повел плот в море, и вокруг него запенилась вода.

Был уже вечер, когда мы тронулись в путь. "Гуардиан Рио" должен был остаться с нами до утра и вывести нас за линию прибрежных вод.

Сразу же за молом навстречу нам поднялись высокие волны, и все лодочки, провожавшие нас, стали одна за другой возвращаться назад. Лишь несколько больших яхт сопровождало нас до выхода из бухты, желая, по-видимому, посмотреть, как пойдут у нас дела в открытом море.

"Кон-Тики" следовал за буксиром подобно упрямому козлу, которого тащат на веревке: он то и дело зарывался носом в бурное море, и волны перекатывались через борт. Но по сравнению с тем, что нас ожидало впереди, море можно было считать сейчас спокойным. Когда мы были уже на середине бухты, трос лопнул и начал медленно погружаться в море, а буксир как ни в чем не бывало продолжал свой путь. Мы все свесились за борт плота, стараясь изловить трос, а яхты бросились в погоню за "Гуардиан Рио". По обеим сторонам плота качались на волнах огромные, величиной с умывальный таз, медузы; они покрыли весь трос скользкой, желеобразной жгучей массой. Плот поднимался на волнах, и тогда мы, лежа на животе на его краю, протягивали руки над водой и дотрагивались пальцами до скользкого конца. Но затем плот опускался, и мы с головой погружались глубоко в воду, а соленые волны и гигантские медузы свободно перекатывались через наши спины. Мы отплевывались, ругались, вытаскивали из волос куски медуз, но когда буксир все же вернулся, оборвавшийся конец был уже выловлен и его можно было связывать.