- Не все, положим.

- Вот видишь. А ведь только стоит немного подумать: люди не нуждаются в нашей власти, они не так глупы, как нам кажется.

- Вот ты к чему клонишь, - медленно, с недоверием заметил Аполлон.

- А пир - это то, что сейчас просто необходимо. Я же знаю, что когда ты в сопровождении муз появля­ешься на Олимпе и раздаются звуки твоей кифары и пение муз, замолкает все. Забывает Арес о шуме крова­вых битв, не сверкает молния в руках тучегонителя Зевса, боги забывают раздоры, мир и тишина воцаря­ются на Олимпе. Даже орел Зевса опускает могучие крылья и закрывает зоркие очи, не слышно его грозного клекота, он тихо дремлет на жезле Зевса. В полной тиши торжественно звучат струны твоей кифары.

  Словно завороженный стоял Аполлон. Слова Гермеса так тешили его самолюбие, что ему ничего другого не оставалось, как согласиться с предложением Гермеса.

- Но Зевс разгневается на нас, если узнает... -  ­заволновался Аполлон, - он так неистов в гневе.

- Нам ли бояться гнева Зевса? - Гермес положил руку на плечо Аполлону. - Вспомни, как победил ты ужасного Пифона.

- Посланный Герой, дракон Пифон повсюду пресле­довал мою мать, не давая ей покоя. Лишь только подрос я, с серебряным луком за плечами отправился к жилищу Пифона, чтобы отомстить ему за все зло, которое тот ей причинил. Громадное тело его, покрытое чешуей, изви­валось меж скал бесчисленными кольцами. Скалы и го­ры дрожали от тяжести его тела и сдвигались с места. Поднялся Пифон, могучий, яростный, раскрыл свою ужасную пасть и уже готов был проглотить меня. Тогда раздался звон тетивы моего серебряного лука, как искра сверкнула в воздухе не знающая промаха золотая стре­ла, за ней другая, третья; мои стрелы дождем посыпа­лись на Пифона, и он бездыханно упал на землю.

  Аполлон так увлеченно рассказывал о своей победе над драконом, что Гермес так ни разу и не решился перебить златокудрого бога, переполненного гордостью. Лишь когда тот замолчал, он добавил:

- Твой поединок был хорош, как и твоя музыка.

- Но разве можем мы пойти против отца нашего Зевса?

- Не бойся его кары, я думаю, что со временем он и сам поймет, какую ошибку совершает.

  Аполлон колебался.

- А помнишь, Гермес, однажды Зевс держал речь в собрании богов и угрожал им, обещая повесить всю Вселенную на золотую цепь.

- Да это когда было! Вспомнил, - усмехнулся Гермес.

- Тогда Зевс сказал, что спустит эту цепь с неба и все боги, ухватившись за нее, при всем желании не будут в силах перетянуть ее к себе. Он же с легкостью проделает обратное. Как восхищался я его силой!

- Мне кажется, что и сейчас ты дрожишь от волнения.

- Да брось ты, - поник головою Аполлон. - Ты зна­ешь, о чем я сейчас подумал?

- И о чем же?

- Как быть с тем, что люди некогда приносили в жертву богам...

- Постой-постой, как же ты старомоден. Олимп су­ществует и без жертвоприношений.

- А вот что ты скажешь на то, что музы и доныне посещают людей, хотя Зевс запретил им спускаться на землю.

- Это их личное дело. По-моему ничего в этом осо­бенного нет.

- Как нет, когда они их вдохновляют.

- А-а, ты говоришь о поэтах, музыкантах и тех, кто нашел себя в творчестве?

- Да о них. Ведь поэты, вдохновленные музами, поют правду; когда же богини их оставляют, и они начинают сочинять от себя, тут и возникают ошибки и противоречия, хотя это простительно: ведь они люди и не могут найти истины, когда их покидает то, присут­ствие чего творило.

  Гермес вздохнул. Казалось, дискуссия затянулась, а ему еще бы хотелось увидеться с Зевсом, если тот того пожелает. В следующую секунду они распрощались, каждый из них отправился по своим делам.

  Высоко над Олимпом раскинулось голубое бездонное небо, и льется с него золотой свет. А ниже клубятся облака, порой закрывают они далекую землю. Три пре­красные оры охраняют вход на высокий Олимп и поды­мают закрывающее врата густое облако, когда боги нисходят на землю или возносятся в светлые чертоги Зевса.

  Сюда и спешил бог Аполлон, надеясь встретиться с богиней Афродитой, которой он оказывал знаки вни­мания, из-за чего жена Зевса не находила себе места.

  Долго ждать Аполлону не пришлось: Афродита неза­медлительно явилась. Лицо богини любви светилось от счастья.

  Аполлон, взяв ее руки в свои, произнес безумные слова любви так тихо, что услышать их могла лишь только Афродита. Его сердце трепетало от приятных ощущений, переполнявших его.

- Мой муж, бог войны, Арес так жаждет войны, а еще страшнее крови, что рядом с ним находиться просто пытка. А с тобой я забываю обо всем.

- Хоть и не время сейчас об этом говорить, но я не в силах молчать.

  Афродита переменилась в лице, на нем появился испуг.

- Гера что-то замышляет против тебя или меня? Ты узнал? - спрашивала она, не дожидаясь ответа.

- Нет-нет, о кознях Геры я ничего не знаю. Я только что беседовал с Гермесом.

  Афродита заулыбалась, почувствовав облегчение.

- Так о чем вы с ним беседовали? Обо мне?

- Ты слышала, что в собрании речь шла о войне с землянами.

- Да, как-то вскользь, ведь я опоздала, если ты заметил, - кокетливо ответила богиня.

- Я не могу не заметить твоей ослепительной красо­ты, лишь только стоит тебе где-либо появиться, - шеп­нул ей на ухо Аполлон, сжимая крепче ее руки. - По­-моему, вы появились одновременно с Герой.

- Да, это так. Мы столкнулись с ней у входа в трон­ный зал, так что у нее не было времени сказать мне что-либо оскорбительно, ведь ей, конечно, уже донесла эта мерзкая богиня раздора Эрида о наших отношениях.

  Аполлон, держа в одной руке кифару с золотыми струнами, другой взял под руку Афродиту и, оглядыва­ясь, повел ее к беседке в глубине цветущего сада. Там они продолжили разговор.

- Для меня было странным услышать от Гермеса, что мы должны избежать войны.

  Афродита заглянула в глаза Аполлону.

- Гермес рассуждает трезво.

- Так значит, и ты того же мнения?

- А кто из богов одобрительно воспринял эту бредовую идею о возвращении господства над землянами?

- Но никто же открыто не признался. Хотя Фемида колебалась.

- И не признаются, потому что и так каждому достаточно неприятностей от Зевса. Так что тебе еще поведал бог Гермес?

- Увидев меня, он очень обрадовался. Он хочет устроить пир на Олимпе.

- Как скоро? Успею ли я сшить себе новое пла­тье? - заволновалась Афродита.

- Мы расстались, точно не могу сказать. Но пока боги будут веселиться, Гермес придумает еще что-ни­будь. И снова на лице твоем, несравненная Афродита, грусть. Как можно такое терпеть?

  Богиня любви молчала, словно подбирала слова, что­бы наконец ответить Аполлону.

  Легкий ветерок пробежал по открытым плечам Афро­диты, развевая ее прозрачные одежды.

- А ведь люди любят друг друга без моего влияния на них. Я уж и забыла, когда последний раз спускалась на землю.

- Это поправимо, - не задумываясь, выпалил Аполлон.

- Ка-ак, ты ослушаешься Зевса? Ведь он никому из богов не велит покидать светлый Олимп.

  Скрываясь за пышным кустом, усыпанном розами, разговор двух влюбленных подслушивала Эрида, то и дело потирая руки от удовольствия, предвкушая, что из всего этого может получиться. Ей нетерпелось поско­рее рассказать обо всем громовержцу Зевсу, чтобы в оче­редной раз выслужиться перед ним. Ей оставалось только придумать, как преподнести полученную ею инфор­мацию. Уже несколько раз, раздвигая ветки, Эрида поранила руку шипами, сжимая при этом губы, чтобы cслучайно не вскрикнуть. В какой-то момент она все же охнула, на что Афродита сразу отреагировала:

- По-моему, нам не следует так откровенничать,­ - указывая головой на куст, - у Зевса везде есть уши.

  Аполлон привстал со скамейки, осматривая все, что было поблизости от беседки. Ничего не заметив, он сел, успокаивая Афродиту: