— Тогда у меня к вам конкретный вопрос. От кого вы все про меня узнали?

— Один мой знакомый оказался на вечеринке у Брагиной. Там вспоминали вас.

— И как вспоминали?

— В основном положительно. Хорошо пишете, умеете анализировать, склонны к авантюризму.

— Только не к авантюризму! Иногда очень хочется, но никогда не получается.

— Получится. А почему вы не включаете магнитофон?

— Мы же еще не начали работать.

— Мы работаем уже двадцать минут. Я изрекаю истины. Их надо записывать и повторять каждое утро, как молитву.

— А у вас есть такая истина, которую вы повторяете каждое утро?

— Не верь, не бойся, не проси! Старая истина воров в законе.

— А почему воров, а не философов?

— Тот, кто формулировал этот постулат, конечно, был философом.

— Если вы не возражаете, перейдем к вашей биографии. Вы с детства мечтали стать военным?

— Я мечтал стать вором в законе.

— Разве об этом мечтают?

— Да. И сегодня тоже, потому что это интересно. Я был шпанистым парнем из Марьиной Рощи, бандитского места. Меня побаивались уже в пятнадцать лет. Я был здоровым пердилой, в драке мне не было равных. За мною стояли несколько крепких парнишек, — в общем, вызревала еще одна банда. Участковый милиционер оказался мудрым. Нейтрализуя меня, он развалил новую бандитскую группировку. Он устроил меня в юношескую секцию бокса общества «Динамо». Месяца через три я заваливал всех однолеток в своей весовой категории. Тренеры заставили меня закончить девятилетку, и я был зачислен в школу НКВД, не чекистскую, а милицейскую, вроде сегодняшних средних школ милиции, чтобы потом отстаивать честь «Динамо» в боксе.

Я хорошо учился. Нам преподавали лучшие сыщики МУРа, расшифровываю: Московский уголовный розыск. Я должен был закончить школу в августе тысяча девятьсот сорок первого года, а в июне началась война. А теперь будьте внимательны: рассказываю, как я сделал такую стремительную карьеру — за три месяца получил три звания, на которые в мирное время уходит минимум шесть лет.

Лучших из нас направили в военные училища, и через два месяца, когда мы изучили минимум, необходимый для командира взвода пехоты, нам привинтили по кубику в петлицы и послали младшими лейтенантами в действующую армию. Я получил взвод, но в первом же бою были убиты все офицеры роты: сам ротный и трое взводных, из командиров живым остался только я. Меня назначили командиром роты, а сержантов — взводными. Днем мы дрались, а ночами отступали. Но однажды я получил задание — задержать немцев хотя бы часа на два, чтобы полк успел отступить и окопаться. Мы уже отступали всю ночь и первую половину дня. У меня в роте осталось сорок два человека. Что могут сорок два против двух или трех тысяч? Немцы даже не будут связываться с моим заслоном, обойдут и пойдут дальше, а я попаду в окружение, и, если я даже выйду из него, меня расстреляют свои, потому что я не выполнил задания.

В милицейской школе меня научили собирать факты, вещественные доказательства и анализировать их. Сыщик о своем противнике — воре или бандите — должен знать все: что тот любит есть, в какие рестораны ходит, каких женщин любит — блондинок, брюнеток, пухленьких, худеньких, — быстро ли соображает или тугодум, каким холодным оружием пользуется, что предпочитает из огнестрельного оружия — пистолет или револьвер, тщеславный или нет, жестокий по необходимости или всегда, верующий или нет, какую одежду предпочитает, какие папиросы курит, какие вина пьет, держит слово или не держит, кто у него в друзьях, а кто враги, где прошло детство, с кем сидел в тюрьмах. Важны все мелочи: любит семечки подсолнуха или тыквенные, чистоплотен или неряха, какое время предпочитает для преступления, суеверен или нет.

Я знал о своем противнике генерале фон Функе довольно много.

— Вы, младший лейтенант, командир взвода, уже тогда знали, что против вас действует генерал Функе?

Я решила сразу установить правила игры. Старики часто выдают за реальные факты своей жизни то, о чем узнали спустя несколько десятилетий из чужих мемуаров.

— Да, знал, — чуть раздраженно ответил генерал. Наверное, ему не понравилось, что я его перебила.

Он молчал несколько секунд, рассматривая меня своим единственным глазом. С этих пор я стала называть его про себя Пиратом.

— Да, знал, — подтвердил еще раз Пират. — Я воевал против него почти месяц. Мы захватили пленного, тогда это было большой редкостью. Прежде чем отправить в полк, его допросил мой боец, доцент Московского университета Фрадкин. Пленный с восторгом говорил о своем молодом генерале. Он везде побеждал — и во Франции, и в Норвегии, и в Польше. Он заботился о солдатах и никогда не назначал атаку раньше чем через сорок минут после обеда, чтобы пища могла перевариться в желудке и эвакуироваться в кишечник, потому что ранения в заполненный желудок наиболее тяжелые. С такими генералами они победят весь мир.

Про весь мир я тогда не думал, но запомнил, что пища должна перевариваться минимум сорок минут после обеда.

Как только немцы выключили танковые моторы, я засек время. У меня было сорок минут. Я приказал разлить бензин в бутылки, сейчас за рубежом это называют «коктейль Молотова», хотя к Молотову это не имеет никакого отношения. Первая линия моих бойцов из ворошиловских стрелков сняла боевое охранение немцев, а ворошиловские стрелки действительно хорошо стреляли. Вторая линия забросала танки бутылками с бензином. И обе линии мгновенно отступили, скорее, даже убежали.

Прошло около часа, прежде чем немцы опомнились и начали наступление. Еще минут сорок я продержался в лесу, свалив несколько десятков деревьев на дорогу и заминировав подходы. Мы стреляли из леса в саперов, и немцы вынуждены были прочесать лес. Полк успел окопаться. Из сорока двух нас осталось семеро. При оформлении документов произошла путаница. Командовать ротой не мог младший лейтенант, лейтенант еще мог, и мне поэтому присвоили сразу звание старшего лейтенанта, и я получил свой первый орден Красной Звезды. После битвы за Москву я стал уже капитаном. Спасибо. Завтра встретимся в это же время.

— Не могли бы вы перенести встречу на час позже? — попросила я.

— Нет, — ответил Пират. — Я уже пятьдесят лет не меняю своего распорядка дня. Я начинаю работать в семь часов. Завтра принесите распечатку того, о чем мы сегодня говорили.

Ладно, ты получишь распечатку завтра. Но после этого я или продолжу работу, или пошлю тебя и «Сенсацию». Аванс я честно отработаю.

Когда я уходила, Мария подала мне пластиковый пакет. Я заглянула в него и увидела два блока сигарет «Мальборо».

— Генерал просил вам передать это, — сказала Мария.

— Спасибо.

У меня сразу улучшилось настроение. Одну проблему я сегодня наверняка решила, теперь я хотя бы двадцать дней могу не думать о покупке сигарет. Оказывается, и пираты делают подарки.

Я терпеть не могу, когда опаздывают. Когда она позвонила и представилась, я назначил ее приход на семь часов. В этом был некоторый садизм. Редактор из «Сенсации» дал мне ее телефон, по нему я определил район, где она жила. Она едва успевала доехать за час. Наверняка опоздает и будет извиняться. Я решил, что выслушаю ее извинения и перенесу работу на завтра. Я могу выделить два часа утром. Значит, чистого времени час, страница записывается на магнитофон две минуты, это тридцать страниц, за две недели — четыреста пятьдесят страниц, еще две недели на правку и уточнения. Через три недели работа должна быть закончена. Я не мог выделить на книгу больше трех недель.

Утром без трех минут семь я вышел на балкон. Если она не опаздывает, то в это время она должна входить во двор. Минута, чтобы осмотреться и найти подъезд, еще минута, чтобы подняться на второй этаж, поправить прическу и позвонить в дверь.

Она вошла во двор с опозданием в десять секунд. Я давно приучил свое сердце не менять ритм в ожидании самого неприятного и даже катастрофического. Я, как профессиональный водитель, всегда держал свой организм несколько расслабленным, потому что только при расслаблении можно мгновенно собраться и принять единственно верное решение. Я был хорошим водителем, хорошим стрелком и хорошим аналитиком. Конечно, у меня появились уже склеротические явления, но я постоянно тренировался. Два раза в неделю в тире, каждый день — обязательно за рулем машины, потому что только хорошее физическое состояние давало возможность быстро выполнять аналитическую работу.