Нянечки в Больнице Милосердия считали бы доктора Болдуина очень интересным мужчиной.

– Вот ваш конь, сэр. – Мальчик лет двенадцати поспешил им навстречу, ведя в поводу горячего коня. – Я вымыл Майора и дал ему немного овса в платной конюшне.

Было видно, что мальчик обожает доктора и видит в нем героя.

– Спасибо, Фредди.

Болдуин улыбнулся и отвесил Пейдж легкий поклон. Он дал мальчику монету, взлохматил его волосы и вскочил в седло.

– Я должен отправиться обратно в форт. Будьте здоровы, доктор Рандольф, было очень приятно встретить вас. Я уверен, что мы скоро снова увидимся.

Он кивнул ей, повернул коня и поскакал вдоль по улице.

Отъехав на такое расстояние, что Пейдж уже не могла его видеть, Майлс Болдуин повернул Майора с дороги, которая вела в форт. Он перевел сильное животное в яростный галоп вдоль берега реки. Так он скакал по равнине милю или около того, потом принудил коня подняться на дамбу.

Они скакали так по дороге, вьющейся между холмами в восточном направлении через прерию, ветер заставил Майлса затянуть ремешок на шляпе и пригнуться ниже к шее Майора.

Он гнал себя и своего коня с такой скоростью, которая требовала абсолютной сосредоточенности, стараясь отделаться от хаотичных чувств, переполнявших его, от памяти, преследующей его.

Это не помогло, никогда не помогало. Через некоторое время он замедлил бег своего коня, предоставив ему самому выбирать аллюр, отпустив свободно поводья.

Он не мог убежать от прошлого. Он уже давно это понял.

Сегодня, однако, с его воспоминаниями смешались новые и тревожные образы. На фоне бесконечной прерии и синего полога неба он мог видеть Пейдж Рандольф такой, какой он увидел ее впервые в госпитале: ее огромные зеленые глаза испуганы и одновременно полны вызова, непокорные кудри взъерошены и стоят нимбом вокруг головы.

Он видел ее такой, какой она была сегодня, работая рядом с ним: ее прекрасное лицо с высокими скулами сосредоточено на их пациенте, ее гибкое тело время от времени касалось его тела, пробуждая в нем желание и в то же время раздражение, потому что отвлекало его внимание от операции.

Откуда она появилась, эта тревожащая, таинственная женщина? Как долго она пробудет в Баттлфорде?

Он надеялся, что недолго. Она упряма и самоуверенна, откровенна настолько, что он не привык к такой откровенности у женщин. Ее окружала тайна, которая озадачивала его, тайной оставалось, откуда она в действительности появилась, как оказалась в голой прерии. Он вызвал к себе Камерона и вновь и вновь расспрашивал его обо всех деталях, но никакого разумного объяснения, как она попала туда, где ее нашел сержант, они найти не могли.

Ее версия случившегося была, конечно, полной чепухой.

Если не считать того, что сегодняшнее событие убедило его, что она талантливый, высококвалифицированный врач, и значит, эта часть ее истеричной болтовни в ту ночь является правдой.

Сегодня она проявила знания и мастерство, которые произвели на него впечатление, – некоторые ее предложения, высказанные во время операции, которую они проводили, были блестящими, а один из приемов, примененных ею, был ему вообще незнаком.

Что же касается того, кто она и откуда, – он затряс головой. История, которую рассказывала Пейдж Рандольф о том, что она попала сюда из будущих времен, конечно, совершенно нелепа.

Ровная рысь Майора и горячий ветреный покой прерии постепенно успокоили его. Боль, скручивавшая его каждый раз, когда он думал о своем доме, своей семье, своей прошлой жизни, начала отступать.

Некоторое время назад он стал воображать, что начинает забывать; он обманывал себя верой в то, что воспоминания постепенно отступают.

Он даже начал надеяться, что где-то в будущем придет время, когда он сможет спать всю ночь, не просыпаясь в панике, с бьющимся сердцем, весь вспотевший, не слышать криков умирающих мужчин… или, что во много раз хуже, стонов умирающих женщин.

Он напомнил себе, что нужно возвращаться в форт. В госпитале у него лежали несколько дюжин пациентов, требующих ухода, а молодые констебли, прикомандированные к госпиталю в качестве санитаров, не были достаточно подготовлены, чтобы иметь дело с тяжелыми заболеваниями.

Но он ощущал тревогу и колебался, спешить ли ему обратно в душные помещения госпиталя, к своим больным.

Его хороший друг Деннис Куинлан жил в нескольких милях отсюда. Майлс уже некоторое время не видел ни Денниса, ни его жену.

Госпиталь может прожить без него еще часок или другой. Он направил своего коня к хижине Куинлана.

– Майлс, старый сукин сын, как я рад видеть тебя!

Деннис отер пот со лба и улыбнулся своему другу – его белые зубы блеснули сквозь пыль, покрывавшую лицо и шею.

– Я все молился, чтобы кто-нибудь приехал и оторвал меня от этой проклятой работы.

Деннис корчевал пни со своего поля, окручивая их канатом, а потом понукал лошадь вытаскивать их.

– Работа на ферме – это отвратительное занятие, от которого ломит спину. Ты умница, что занимаешься переломанными руками и карбункулами.

Майлс ухмыльнулся.

– Должен с тобой согласиться. У тебя не осталось ни следа брюшка, который ты отрастил, пока служил в полиции.

Деннис расхохотался и отвязал канат, привязанный к сбруе лошади. Одним ловким прыжком он вскочил на лошадь и направил ее к бревенчатой хижине, окруженной ивами, стоявшей неподалеку от реки.

– Сейчас посмотрим, есть ли у Танни горячий кофе. Она будет рада видеть тебя. Я знаю, что ей уже осточертело каждый день видеть мою уродливую морду. – Он подмигнул Майлсу, сияя улыбкой. – Не потому, что твоя физиономия выглядит лучше, доктор Болдуин. Но все-таки это какая-то перемена для бедной девушки.

Два года назад Деннис, офицер Северо-Западной Конной полиции влюбился и женился на прекрасной индианке из знатного рода Кри и привез ее с собой в форт.

Однако вскоре стало ясно, что офицерские жены не принимают Тананкоа и, что еще хуже, вообще не хотят с ней общаться.

Деннис был в ярости. Он уволился из полиции и обосновался на этом отдаленном участке земли, задумав купить стадо и выращивать скот на мясо и снабжать им форт и город Баттлфорд.

– Дорогая, смотри, кто к нам приехал.

Деннис втащил Майлса в скромную хижину.

– А, Майлс Болдуин! – Тананкоа заторопилась поприветствовать его, ее овальное лицо осветилось радостью, темные глаза и очаровательная улыбка свидетельствовали, что она действительно очень рада его приезду.

Он был одним из немногих белых людей, приезжавших к ним в гости, и Тананкоа приветствовала его как брата, взяла его руки в свои ручки и повела в большую комнату в центре хижины, служившую многим целям. Она налила Майлсу и Деннису по кружке кофе, подала банку с земляничным вареньем и большие куски свежего пшеничного хлеба.

Майлс смотрел на нее, как она движется от печки к столу и обратно. Он был убежден, что именно ее бросающаяся в глаза красота оказалась главной причиной того, что офицерские жены вели себя так грубо по отношению к ней.

Высокая и гибкая, она двигалась, как гордое лесное животное. Ее длинные блестящие волосы толстыми косами свисали ниже пояса. Она часто носила наряд из оленьей кожи, но сейчас на ней было домашнее красное хлопчатобумажное платье, подчеркивавшее ее мягкую темноватую кожу и огромные черные глаза.

Она подарила своему мужу и Майлсу широкую и застенчивую улыбку, и Майлс заметил, как следили за ней глаза Денниса.

Они очень любили друг друга.

Почему-то Майлс обнаружил, что снова подумал о Пейдж Рандольф.

Пейдж тоже красивая женщина. Ее темные волосы были только немного светлей черных кос Тананкоа и являли собой буйную копну вьющихся локонов.

Шелковистая кожа Пейдж слегка загорела, на носу несколько веснушек. Она, как и Тананкоа, тоже высокая, гибкая и грациозная. Сегодня он, в частности, обратил внимание на ее руки с длинными пальцами, на удивление сильными, приспособленными к работе врача.