— Сейчас я позову носильщика, он отнесет ваш багаж, — сказала я дрожащим голосом и пошла к коммутатору познать носильщика. Мало того, что от нервного напряжения я налетела на стул, так еще носильщика не оказалось на месте. Ну, думаю, эта дама с бесстрастным лицом уже поняла, какая я неумеха. Отворачивая свою залитую краской физиономию, я сказала, что пойду поищу носильщика, и вылетела в коридор.

На мое счастье, из кладовки как раз вышел носильщик! Я отчаянно помахала ему, чтобы он подошел. Подхватив багаж Шины, он увел ее по коридору в отведенную ей комнату.

Я была расстроена. За несколько месяцев, что я проработала в гостинице, я успела полюбить это дело. А с такой коллегой у меня, похоже, не будет никаких перспектив.

…Но уже в ближайшие две недели все выяснилось. Это она только показалась мне бесстрастной и суровой. Все это — шелуха, ядрышко-то под ней хорошее! Ну, выпила накануне, ну встала не с той ноги — с кем не бывает! И хотя в дальнейшем выяснилось полное несходство наших увлечений и интересов, между нами завязалась тесная дружба, которая ныне крепка, как никогда! Со временем я поняла, как была не права, подозревая женщину в холодности натуры. Любая женщина, встретившая на жизненном пути такую верную подругу, может быть благодарна судьбе. Чуть у кого что наперекос, она тут как тут — готова и защитить, и окружить заботой. Завидую Шине — у нее стальные нервы, чем я сама не могу похвастаться.

Что нас с Шиной роднит, так это чувство юмора. Уж на что Фрэнк мастак устраивать розыгрыши, она и тут даст ему сто очков вперед. Как-то мы ловко подшутили над нашим администратором, которую звали Джин. А надо вам сказать, что в тот момент в прессе отчаянно муссировалась тема о нелегальных иммигрантах.

Однажды в свой выходной день Шина позвонила в нашу гостиницу и, изменив голос, спросила Джин, есть ли номера в отеле, сколько они стоят. Она, мол, привезет целый пароход постояльцев, но никак не ранее половины одиннадцатого ночи. Так сколько, вы говорите, за номер? Дороговато, но сойдет. Будут спать вповалку, по десять человек в комнате — так оно выйдет дешевле…

От такого сообщения у Джин едва не случился сердечный приступ. Все же она набралась мужества и сказала: позвольте посоветоваться с менеджером, потом созвонимся. Ничего страшного, ответила Шина, пароход ползет как черепаха, может, еще и сломается в дороге — успеем договориться!

Вы себе представляете, какую скорбную атмосферу застала Шина по возвращении в гостиницу. Особенно тяжело на сердце было у бедного менеджера — только сел составлять планы по увеличению притока гостей и тут — на тебе, такой звонок! Еще пойдут слухи, что его заведение привечает иммигрантов целыми пароходами! Когда Шине объяснили причину всеобщего мрачного настроения, она конечно же поведала, как всех провела…

Мы отыгрались на ней потом. Как-то раз к нам на неделю приехала весьма почтенная дама. Уж так получилось, что наша гостиница пользуется большой популярностью у людей пожилого возраста, а с такими, сами знаете, хлопот полон рот: то подай, это подай, то комод в номер поставь, то еще что-нибудь! Охотнее всего возится с подобными гостями наша горничная миссис Хаккер, снискавшая славу мастерицы устраивать пирушки с шампанским!

Когда вышеназванная почтенная дама прибыла в гостиницу, на дежурстве была Шина. Записавшись в книге постояльцев, гостья спросила: сможет ли персонал раздевать ее на ночь? Шина как могла деликатно объяснила, что, хотя гостиница предоставляет своим клиентам широкий набор услуг, таковая не предусмотрена лишь потому, что ни разу никто об этом не просил. Перейдя на шепот, леди объяснила: не нужно снимать с нее платье, нижнее белье и прочее, но у нее, к несчастью, искусственная нога, и, чтобы снять ее, нужна помощь. Шина, в которой пробудились материнские инстинкты, обещала помочь.

— Вот так всегда, — сказала Шина, когда гостья ушла к себе в номер. — Когда я на дежурстве, всегда случается что-нибудь подобное.

Но делать нечего — верная своему слову, Шина пришла в положенный час, помогла снять протез и поставила его в прихожей номера. Затем, вернувшись в контору, во всех подробностях описала операцию.

— Черт возьми! — закончила она. — Завтра с утра мне опять идти и надевать его обратно!

Дождавшись глубокой ночи, когда гостья уж точно смотрит десятый сон, мы с Джин достали запасной ключ от ее номера и на цыпочках прокрались туда. Так и есть: леди дрыхнет как убитая, а искусственная нога стоит, прислоненная к стенке, точно там, где говорила Шина. Ну, мы ее цап, ключ в замок — и были таковы.

Утром мы с Джин, как ни в чем не бывало, сели выписывать счета постояльцам, которые собирались уезжать. Шина ушла помогать гостье. Вернулась, а на ней лица нет.

— Ты что-то, Шина, не в духе нынче. Что стряслось? — как бы невзначай спросила я.

— Вы… не поверите… — сказала Шина, поднося руку ко лбу, — Она… исчезла!

— Кто? — спросила Джин, бросив на меня хитрый взгляд.

— Нога, — ответила Шина. — Ее искусственная нога. Как сейчас помню, я отцепила ее и поставила к стенке! Не сама же она ушла!

— Да, странный случай, — согласилась я. Джин отвернулась, не в силах сохранять бесстрастное выражение лица. — И что ты ей сказала?

— Она еще ни о чем не знает. Я извинилась, сказала, что мне надо отойти ненадолго и что скоро вернусь, — промямлила Шина.

— А ты носильщика спрашивала? Может, когда он собирал туфли для чистки, прихватил заодно и ногу вместе с туфлей?

— Не говори глупостей! — оборвала меня Шина.

— Минуточку… А это что вон там, в углу? — сказала Джин к, пробравшись сквозь коробки, извлекла пропавшую конечность.

— Ах вы паршивки! — прошипела Шина, видя, как мы с Джин покатились со смеху.

— Да, вот такие мы паршивки! — ответила Джин. — Но посмотрела бы ты на себя в зеркало, когда принесла нам новость. Любо-дорого было поглядеть!

Пока я работала, мама помогала мне растить дочурок, которым тогда было соответственно два и три года. Но потом мама заболела, и я поняла, насколько я от нее завишу. Можно было, конечно, нанять кого-нибудь присматривать за ними, но финансы не позволяли. Становилось очевидно, что мне одной не поднять двух крошек.

Дело дошло до суда, и решение было вынесено следующее: с понедельника по пятницу с дочками вожусь я, в субботу и воскресенье — Джимми. Но девчонок это очень нервировало, особенно младшую, Кэрри.

В конце концов я решила уступить дочурок отцу, хотя это было очень больно и тяжело. Но в таком возрасте они вряд ли будут переживать, потеряв меня, а у отца крепкая спина, надежные плечи, хороший тыл — что еще? Я решила, что лучше всего не поддерживать с ними никаких контактов, кроме подарков ко дню рождения да к Рождеству. Я любила дочурок всем сердцем — потому и согласилась отпустить их от себя.

…Обе дочки возобновили отношения со мной, когда выросли. Но мои родители постоянно поддерживали связи с ними, и я всегда была в курсе, как у них дела. Я счастлива, что теперь мы общаемся друг с другом, хотя и жаль, что я не имела возможности наблюдать, как они подрастают. Джимми оказался хорошим отцом и прекрасно воспитал их. Я горжусь тем, что младшая дочь Кэрри служит в конной полиции, а Уэнди, изучив множество языков, живет в Германии и работает в компании «Бритиш Эйруэйз».

Примерно в это время Шина получила долгожданную визу в Австралию. Ну, думаю, пора и мне сматываться отсюда, подальше от горьких воспоминаний! Вскоре я нашла работу в Озерном крае, тоже в гостинице.

Я никогда прежде не видела столь красивой страны. Моему взору открылись огромные леса, взбиравшиеся по склонам холмов, и высившаяся на горизонте неровная цепочка гор. За каждым поворотом затейливо бегущих дорог открывался новый пейзаж — то шумящие водопады, струящиеся по поросшим мхом валунам, то мерцающее безмолвие озер. Да что там другой ландшафт, здесь совсем иное течение жизни — куда более спокойное, неторопливое…

Отель, куда я устроилась на работу, был старым, и жила я непосредственно в нем — к жалованью прилагалось и проживание. У меня была уютная комната, а в буфетной можно было сварить себе кофе.