Возможно, темно-желтые совы — самые симпатичные из всех. Их нередко находят, когда они выпадают из гнезда. Не надо их трогать, они сами прекрасно залезут обратно. Но многие из тех, кто находит птиц, этого не знают и подбирают, не имея представления, что с ними делать. Самое правильное в таких случаях — отнести их в Общество покровительства животным. Не так давно у нас жил совенок, у которого был очень твердый характер и который большую часть времени сидел на окне комнаты, где у нас живут осиротевшие совы, и смотрел вниз на посетителей. Но пришла пора отвезти его в Отдел дикой природы Общества покровительства животным, где есть крупные авиарии, достаточно просторные, чтобы в них можно было научиться летать перед выпуском на волю. К сожалению, у нас на ферме все авиарии рассчитаны на показ публике, а важно понаблюдать за птицей без участия посторонних глаз: в таких случаях она может дать понять, что у нее еще что-то не зажило. Авиарии Общества покровительства животным как раз и сооружены так, чтобы специалист мог спокойно понаблюдать за тем, как птица учится летать, и на основании этого сделать вывод о готовности ее к выпуску на волю. Если выпустишь слишком рано, то перечеркнешь все усилия, затраченные на ее выхаживание.

Теперь я расскажу об очаровательной темно-желтой сове по кличке Джоу — ее нам принесла наша добрая знакомая Чери Винсент. У нее были две темно-желтые совы, которые жили в отдельных «советниках», вторую сову, слепую на один глаз, звали Хут. Хут каждый год несла яйца и упорно пыталась их высиживать, но, поскольку рядом не было самца, чтобы их оплодотворить, труд оказывался напрасен. Чери было ее конечно же очень жалко. Однажды ей принесли совсем крохотного совенка, как раз тогда, когда Хут сидела на яйцах, и Чери с замиранием сердца решила попробовать подсадить его к Хут — вдруг примет как родного? И точно: Хут приняла совенка, кормила и оберегала его, так что Чери даже опасалась входить в совешник — а вдруг Хут не так ее поймет? Но вот малютка подросла, и ее можно было выпускать. Но как быть? Приемную мать ведь не выпустишь! И тогда Чери придумала так: передать Джоу нам, а крошку пересадить в освободившийся «совешник»: пусть Хут привыкнет, что падчерица улетела из гнезда, а там можно будет выпустить ее окончательно. Чери надеялась, что привязанность к приемной матери будет время от времени приводить ее обратно, а заодно ее можно будет и подкармливать. Так оно потом и случилось.

Когда Джоу оказалась у нас, мы поселили ее в один «совешник» с сипухами. К нам на ферму редко залетают темно-желтые совы, хотя неподалеку возле дороги живет одна семья. Ночью, когда я выходила кормить барсуков, я любила слушать, как Джоу кычет; но вот на третью ночь я неожиданно услышала голоса двух сов. Я встала посреди двора и прислушалась — на телефонном столбе восседала еще одна темно-желтая сова и что-то кричала Джоу, а та гукала ей в ответ. Я рассказала обо всем Дереку, и мы задумались: то ли это кавалер, который добивается внимания нашей Джоу, то ли это сова, считающая себя хозяйкой здешней территории и негодующая по поводу появления чужой птицы. Так или иначе, но целую зиму без выходных каждую ночь прилегала сова, садилась на телефонный столб и перекликалась с Джоу. Создалась одна из тех ситуаций, когда трудно принять решение. Если это кавалер, то негуманно держать Джоу взаперти и не давать им встретиться. Ну а если отпустить, сможет ли она прокормиться на воле? Правда, найти еду вокруг нашей фермы не так уж и трудно. Джоу шесть месяцев прожила в «совешнике» и наверняка будет возвращаться сюда за едой. К тому же мы разбрасываем еду для барсуков, ничего страшного, если и сова покормится. Мы выпустили Джоу — и с тех пор о ней ни слуху ни духу. Должно быть, кавалер увел ее в свои владения, и они там построили гнездо. А все же жаль, что мы теперь лишены возможности слушать, как они перекликаются.

А еще был случай из разряда «не было бы счастья, да несчастье помогло». Моя подруга Кейт, проводя научно-исследовательские работы на Скомер-Айленд, подобрала птенца короткоухой совы, которого здорово исклевали чайки. Судя по всему, совенок оказал им достойное сопротивление. Кейт спросила, может ли она привезти его к нам для ветеринарного обследования. Как ни удивительно, он выдержал путешествие до Сомерсета, и Кейт продержала его ночь у себя. Когда наутро она привезла его ко мне, он немного поел — что во всех случаях является добрым знаком, — и мы оставили его в покое: пусть придет в себя. Ветеринар нашел, что у совенка сломана нога и слегка повреждено крыло. Бэрри собирался оперировать его на следующий день, но, обнаружив, что у врача в холодильнике нет суточных цыплят ему на корм, я решила на ночь забрать его домой. Увы, ночью бедняжки не стало: по-видимому, поимка человеком и бесчисленные перевозки вызвали стресс, который добил и без того покалеченного птенца. Впрочем, если бы его оставили на скалистом берегу острова, он все равно бы умер. Каждый такой случай опустошает душу: сознаешь, что сделала все возможное — но на большее сил не хватило.

Несколько дней спустя прихворнула одна из наших водяных черепах. Я позвонила все тому же Бэрри, и он ответил, что готов ее осмотреть. Я была сильно занята бумажной работой, поэтому черепаху к врачу пришлось везти Дереку. Кладя ее в ящик, я объяснила, что следует сказать о симптомах, и тут вспомнила, что у Бэрри кончился запас суточных цыплят для прокорма пациентов. Я попросила Дерека отвезти ему несколько штук — на всякий случай. Вернувшись, Дерек объявил, что черепахе требуется курс инъекций, и Бэрри оставил ее у себя для наблюдений. Четыре дня спустя нам позвонили, что черепаха чувствует себя лучше и мы можем ее забрать.

Прибыв на место, я обнаружила, что все врач И куда-то вышли, но медсестра Бекки, вынеся нам черепаху, объявила, что она больше не нуждается в лечении и хорошо питается. Как доказательство в коробке с черепахой лежала недоеденная тушка цыпленка — пусть доест по дороге домой! Я чуть не надорвала себе живот от хохота: оказывается, врач чего-то недопонял и принял мороженых цыплят за корм для черепахи. Выяснилось, что она отнюдь не равнодушна к этому лакомству, а ведь мы никогда прежде не давали ей мороженых цыплят. Вот так — бывает, что в результате ошибок узнаешь интересные вещи.

Знаю по своему опыту, что мало кто из фермеров не поморщится при упоминании о лисах. Тем не менее лисы, как и любые другие животные, имеют право на существование в гуще наших лесов и на просторах наших полей. Хищные животные, в том числе и лисицы, способны контролировать свою численность. Когда пищи вокруг больше обычного (и когда лисиц преследуют больше обычного), лисята появляются на свет в больших количествах. Если предоставить все естественному ходу вещей, то факторами регулирования численности лисиц останутся территория и доступность пищи. Многие фермеры ругают лис за воровство, но виноваты в этом, как правило, они сами. Нужно поплотнее закрывать дверцы курятников и крольчатников. В конце концов, лисица рождается охотником, и с этим приходится считаться.

Лисица все больше становится городским жителем — ведь в мусорных контейнерах и на свалках полно пищевых отбросов. Значит, она все меньше боится людей и все чаще устраивает себе жилище и материнское гнездышко вблизи человеческого жилья. Детенышей рождается обычно четыре-пять, а поскольку они появляются на свет на голой земле, то темный шоколадный окрас служит им камуфляжем. На третьей-четвертой неделе лисята обычно покидают жилище, чтобы поиграть, хотя особенно не удаляются от матери. Тогда их нередко подбирают люди, принимая за брошенных щенят.

Порой ошибки совершают даже профессионалы. Как-то мальчишки нашли на пустыре в городе Уэстон-Сьюпер-Мэр двух детенышей и отнесли их местному ветеринару. Тот принял их за щенков собаки и предложил своему знакомому, у которого была собака породы лабрадор. К несчастью, все ее щенята погибли — может быть, она выкормит этих? Он позвонил владельцу собаки и услышал, что тот готов принять найденышей с распростертыми объятиями. Собака вылизывала и ласкала их, как родных. Поначалу не было никаких сложностей — щенята росли день ото дня, но вот в одно прекрасное утро хозяин собаки понял, что это за детеныши: у них стала рыжеть шкурка, а ушки и носики становились все острее. Одновременно у них начали развиваться железы, выделяющие пахучую жидкость, так что в комнатах стало нечем дышать. Самая большая трудность заключалась в том, что детеныши, выросшие в домашнем окружении, привязались и к людям и к собакам, и выпустить их на волю не представлялось возможным.