К несчастью, на следующий год дядюшка Джо погиб из-за несчастного случая. Вообще-то он всегда был осторожен за рулем трактора, но на сей раз, желая выкорчевать могучий пень, слишком высоко привязал к трактору канат. Рывок — трактор перевернулся, и беднягу придавило. Сельчане, которые так любили его, мигом осознали, какая понесена потеря, — внезапно и навсегда оборвалась еще одна ниточка, тянувшаяся к давно минувшим дням. Впрочем, этот случай послужил нам хорошим уроком — с механизмами, как бы ты хорошо ни ладил с ними, фамильярничать нечего, тем более когда вокруг бегают дети!

Между тем британское правительство по-прежнему проводило в жизнь план поддержки фермеров, выращивающих молочный скот, так что мы сохраняли у себя всех телок, которых выпускали в стадо по достижении ими трех лет, когда они уже могли сами приносить потомство. Тём не менее цены на корма стояли высокие, так что затраты на увеличение поголовья съедали всю прибыль от надаиваемого молока. К тому же банки, у которых дела шли не очень-то успешно, бессовестно взвинтили проценты по ссудам. В общем, получалось, что чем тяжелее груз работы на наших плечах, тем меньше денег, а тут еще заболел отец Дерека и не мог больше помогать нам на ферме. Чтобы как-то выкручиваться, приходилось трудиться от зари до зари.

Что нас больше всего выручало в эти напряженные дни, так это чувство юмора и понимание друг друга с первого слова. У нас не было свободных денег, чтобы нанять еще кого-то, но, к счастью, в это время британское правительство развернуло программу трудоустройства молодежи, и мы смогли нанять молодого парня. Кивин — так его звали — пробыл с нами шесть месяцев, и работа горела в его руках. Потом мы поднаняли еще нескольких парней и одну девушку, что было благом для обеих сторон: они набирались опыта, а мы получили лишние рабочие руки на льготных условиях. Позже все они благополучно устроились на разные постоянные места, что и являлось конечной целью программы.

Больше всего Кивин любил копать землю. Только дай ему в руки лопату, покажи направление — и он, радуясь, словно ребенок, будет часа два трудиться не покладая рук! Правда, именно благодаря его старательности мы остались в тот год без урожая картофеля и бобов. Он так глубоко закопал семена, что те, очевидно, решили: наши ростки все равно никогда не увидят света, зачем же тогда расти? Пришлось ждать долгие недели, если не месяцы, пока они пробьются.

Что бы там ни говорили, а все же тот период времени оставил немало приятных воспоминаний. Детишки подрастали и требовали все меньше забот. Нелегкий труд в саду принес зримые результаты, а в запущенном некогда жилище появился какой-никакой уют. Почти все комнаты были обжиты, и у каждого ребенка появилась своя.

В 1981 году мы с Дереком поженились. Свадьбу решили устроить скромно, по-семейному, пригласили только родственников. Теперь мы всем сердцем верили, что наш союз всерьез, и дети очень радовались за нас. Особой возни мы, конечно, не затевали, но мама, как и полагается по такому случаю, купила очень милый свадебный торт и букет прекрасных цветов. Я всегда находила в родителях поддержку — у меня было счастливое детство, мы жили душа в душу. Эта теплота отношений сохранялась и потом, когда я улетела из родительского гнезда. Я очень надеялась, что и мою новую семью ждет такая же счастливая жизнь.

Дни школьных каникул летели словно мгновения: чертенята день-деньской беззаботно качались на качелях и плавали на лодке по пруду. Здесь, на ферме, было такое раздолье детишкам, что в гости к нашим частенько прибегали восемь — десять ребят из соседней деревни.

В свой черед пришла сенокосная пора; мы уходили на весь день в поле, взяв с собой обед, а возвратясь домой под вечер, всласть надышавшись ароматами трав и привезя накошенное за день сено, угощались холодными салатами.

Огромное удовольствие детям — даже Келли — доставляла рыбалка. Граница одного из наших полей проходила по реке Бру, и детишки часто целыми днями торчали на берегу. Однажды решили взять с собой Симона, которому тогда было всего семь лет. Вернувшись под вечер домой, Бэрри рассказал вот что: Симоша целый день учился забрасывать удочку и всякий раз запутывался в леске, а распутывать-то приходилось старшему. В конце концов Бэрри это надоело: «Больше не пойдешь с нами, пока не научишься терпению!» — крикнул он перед сном в дверь его спальни. На следующий день, неся корзину с бельем для стирки, я увидела такую картину: Симоша сидит неподвижно, точно гном, с удочкой у нашего утиного пруда, где не водилось не то что рыбы, но, по-моему, даже лягушек.

— Что ты здесь поймаешь? — спросила я.

— Да знаю, что ничего, — ответил он.

— Так чего ты здесь сидишь? — поинтересовалась я, подойдя поближе.

— Я учусь терпению, — серьезным тоном сказал он.

Между тем слава о нас как о хороших птицеводах стала распространяться по всей округе. К нам все чаще обращались за советами, у нас охотно покупали цыплят и яйца на развод. Был даже такой случай — некая сумасбродная леди позвонила мне в полдвенадцатого ночи и сказала: «У моей хохлатки вот-вот вылупятся цыплята, что в таких случаях полагается делать?» Из разговора я поняла, что счастливая хозяйка чуть не каждый час сгоняла наседку с яиц, чтобы поглядеть, как идет процесс, пока наконец в одном из яиц не появилась трещина. Я разъяснила ей как можно более вежливо: оставьте курицу в покое, ложитесь спокойно спать, а результаты увидите наутро. Все, что в таких случаях требуется клуше, дабы она честь по чести исполнила свое дело., — это покой и тишина.

Куры и утки обычно начинают откладывать яйца в возрасте шести месяцев, но, как и птицы вообще, они подчиняются законам природы и смене времен года. Цыпленку или утенку, вылупившемуся в апреле — мае, шесть месяцев исполнится соответственно в октябре-ноябре; а так как в это время дни становятся короче, то птица, возможно, подождет с началом кладки яиц до весны, когда день будет прибывать.

Как-то у нас купили шестерых утят породы «хаки-кэмпбелл». Мы сказали покупателю, что около шести месяцев от роду они должны начать нестись. К несчастью, это был тот самый случай, когда утки решили подождать до весны. После того как им исполнилось семь месяцев, к нам заявился разгневанный хозяин и устроил скандал: никудышные утки, ни черта не несутся! Мы объяснили, в чем дело, и он скрепя сердце согласился с этим. Но пока мы объяснялись, он присмотрел нескольких курочек, которых хотел бы скрестить с имевшимися у него петухами редкой породы. Купив их у нас по дешевке — как бы в компенсацию за задержку с получением утиных яиц, — он удалился с сияющей физиономией. Месяц спустя он вернулся еще более разъяренный, чем в прошлый раз: мало того, что только одна утка снесла яйца, так еще наши негодные курицы научили его петушков перелетать через ограду, и все дружной компанией хозяйничают у него в огороде! Ему даже пришлось надстроить ограду, чтобы спасти свой огород от разорения. Ну хорошо, а нельзя ли купить у нас селезня? Может быть, с родным кавалером дела уток пойдут лучше? К счастью, у нас имелось несколько штук, и мы опять сделали существенную скидку с обычной цены, как бы извиняясь за нехорошие манеры кур.

Неделю спустя он объявился вновь и со скорбным видом застыл в дверном проеме, держа подмышкой селезня. Похоже, он болен, нельзя ли помочь? Поставив птицу на стол, чтобы осмотреть, я обнаружила, что пенис (которому полагается быть спрятанным внутри) раздулся и торчит подле анального отверстия. Он был явно поражен какой-то инфекцией.

— Вы можете сказать, что с птицей? — пробормотал он.

— Да, — ответила я, — Это самец, так ведь? Так вот, эта штука должна быть внутри. — Я объяснила, что из-за инфекции нельзя загнать пенис внутрь методом массажа и придется показать птицу ветеринару. Я порекомендовала нашего «домашнего айболита» (кстати, приходящегося нам дальним родственником), и клиент немедленно поехал к нему. Совершенно убитый горем, он рассказал, что ветеринар произвел дезинфекцию и вправил селезню пенис, как полагается, но предупредил, что, если селезень в течение двадцати четырех часов не начнет вести себя как положено кавалеру, пусть немедленно везет его назад. К несчастью, несостоявшийся донжуан отдал концы — «эх, я сам виноват, надо было вовремя отвезти его к доктору!». Я постаралась утешить клиента, сказав, что у нас есть еще несколько селезней — пусть приедет и выберет. Он тут же явился, выбрал селезня, который приходился братом покойному, — и, слава Богу, больше мы его не видели.