Определение общественных классов в зависимости от их участия в распределении общественного продукта давало возможность революционным демократом-разночинцем свою политическую линию в общем виде правильно формулировал социальные требования, реализация которых должна была открыть путь к социалистическому переустройству общества. Эти требования предусматривали ликвидацию эксплуатации человека человеком, коллективную собственность на средства производства, демократические преобразования.
Обусловленная объективными обстоятельствами неспособность дать научный анализ борьбы классов и их развития в ходе исторического процесса вызывала неизбежную ограниченность понимания Добролюбовым важнейшей закономерности истории — прогрессивного характера исторического процесса, взятого в целом. В то же время общественный прогресс — непреложный факт для него. Вслед за Чернышевским он видит его и в расширении круга пользующихся благами прогресса, и в благоприятных переменах, происходящих в общественной жизни и в сознании широких масс. Прогресс является, считал Добролюбов, объективной характеристикой исторического процесса, однако скорость прогрессивных изменений жизни общества может быть различной. Прогресс может осуществляться очень медленно, и тогда его достижения будут видны на расстоянии столетий и тысячелетий. Но прогресс может идти и ускоренными темпами. В этом случае большое значение приобретает субъективный фактор исторического процесса. В качестве подлинных субъектов истории выступают и отдельные личности, и классы, и народ. Темпы прогресса по самым разным областям общественной жизни могут быть различны и зависеть от многих обстоятельств. Например, в ходе революционных событий во Франции было возможным. полагал Добролюбов, более ускоренное развитие страны по демократическому пути. Однако вследствие трусости и непоследовательности либеральных политиков (Ш. Ф. Монталамбер и др.) революция потерпела поражение и во Франции установилась диктатура Наполеона III.
Выявление закономерности, объективности и прогрессивности исторического процесса предполагало постоянный интерес к вопросам о движущих силах истории, действительных основаниях исторического прогресса, путях и средствах общественных преобразований. Чернышевский взял а конечном счете за основу исторического прогресса процесс накопления знаний человечества. Добролюбов, конкретизируя социологические положения своего учителя, рассматривал народ в качестве основного субъекта истории.
Чернышевский был глубоко убежден в материалистическом характере своих взглядов на историю. Этому убеждению в немалой степени способствовало то, что в качестве звена, опосредствующего влияние знаний, в теории революционных демократов выступает исторически сложившаяся совокупность людей — народ. В понимании же жизни народа, как и в понимании жизни человека, и Чернышевский и Добролюбов стремились провести свою, материалистическую точку зрения. Центральным пунктом в понимании человека были единая природа и естественные потребности его, а в понимании народа таким пунктом выступали материальные отношения людей и естественные стремления народной жизни. В какой-то мере наше предположение подтверждается мыслью Добролюбова о том, что исторические законы и законы частной жизни те же самые, но разница только в масштабах (см. 3, 6, 306). Несомненно, что в таком отождествлении видно ограниченное, неточное понимание исторических закономерностей. Правда, Добролюбов стремился преодолеть эту ограниченность, неизбежную на почве антропологического материализма, используя диалектический закон перехода количества в качество. Он пишет, например, что вследствие различия (в масштабах) исторических законов и законов частной жизни «исторические законы о логическом развитии и необходимом возмездии — представляются в происшествиях частной жизни далеко не так ясно и полно, как а истории народов» (там же). В действительной жизни, кстати, имеют место различные по своей субъективной мотивации и особенностям проявления поступки людей. Нельзя подчинять поступки отдельных людей рациональным, раз навсегда данным формулам. Поступать так, считал Добролюбов, — значит, насиловать существующую действительность. Как неверно полагать, что всякое преступление носит в себе самом свое наказание, так неверно полагать и обратное, т. е. что люди злы по природе. Следовательно, «отношения человеческие, — читаем мы у Добролюбова, — редко устраиваются на основании разумного расчета, а слагаются большею частию случайно, и затем значительная доля поступков одних с другими совершается как бы бессознательно, по рутине…» (там же). Как видно из приведенного отрывка, Добролюбов придерживался диалектического понимания соотношения необходимости и случайности в истории, хотя действительная основа соотношения необходимого и случайного в истории осталась у него, как и у Чернышевского, нераскрытой.
Естественные стремления человечества, говорил Добролюбов, в конечном счете могут быть выражены в двух словах — «чтоб всем было хорошо» (см. 3, 6, 307). Эти стремления всецело соответствуют естественным стремлениям индивида.
Учитывая потребности развития жизни народа, отношения людей между собой, закономерности истории, Добролюбов рассматривал вопрос о роли народных масс в истории в общем виде и на материале конкретной истории жизни и деятельности русского народа.
В общем виде Добролюбов обсуждает этот вопрос в связи с объяснением особенностей процесса смены идей в обществе. Жизнь в своем непрерывном развитии накопляет множество фактов, ставит множество вопросов. Со временем появляется достаточно умный человек, который придает предмету его естественный вид и разъясняет суть дела. Умные люди принимают объяснения гениального человека в качестве оснований своих исследований и своей жизни, а глупые — долго еще защищают старые, отсталые воззрения. Только тогда, когда новые взгляды принимало большинство либо появлялись какие-нибудь особые обстоятельства, глупые люди отказывались от старых идей. Но пока шло утверждение новых воззрений, жизнь не стояла на месте: появлялись новые факты, новые вопросы. Процесс утверждения новых идей был очень длительным и сложным, и в результате оказалось, что прежние умные люди смотрят безучастно на еще более новые идеи, и принявшие прежнее учение последними принимаются преследовать новое движение. «Но, разумеется, — продолжает Добролюбов, — события брали свое: новые факты образовали новые общественные отношения и приводили людей к новому пересмотру прежних систем, прежних фактов и отношений» (3, 4, 57). Таким образом, согласно Добролюбову, люди, идущие в уровень с жизнью и умеющие наблюдать и понимать ее движение, всегда забегают несколько вперед толпы, которая затем, по мере своего развития, убеждается в правоте «умных людей» «до тех пор, пока не наступит новый период цивилизации» (3, 4, 57–58). Отсюда Добролюбов подчеркивал роль интеллигенции и ее просветительской и пропагандистской деятельности в историческом процессе. Он писал: «Степень развития умных людей в начале каждого периода дает мерку будущего развития масс в конце того же периода» (3, 4, 57).
Чем же обусловлено первостепенное значение указанного процесса развития идей в историческом прогрессе? Дело в том, что «умные люди» разъясняют вопросы не отвлеченные, решают не словесные задачи, а дают ответы, направленные на удовлетворение естественных стремлений человечества. Напомним, что, согласно Добролюбову, эти устремления, сведенные к самой простой формуле, можно выразить словами «чтоб всем было хорошо». Стремясь к этой цели, люди сначала от нее удалялись. Добролюбов прибегает к аллегории для передачи своей мысли. Допустим, говорит он, что в танцевальном зале собралось много народу. Первые, самые ловкие, танцуют, а остальные жмутся по углам. Ловкие танцоры продолжают следовать естественному влечению и забирают себе все больше простора. Наконец, они теряют меру. Начинается борьба. Среди сидящих находятся люди, тоже способные танцевать, но их отталкивают, прогоняют. Но чем хуже становится жить людям, тем они сильнее стремятся к хорошему. «До сих пор поэтому, — пишет Добролюбов, — борьба не кончена; естественные стремления, то как будто заглушаясь, то появляясь сильнее, все ищут своего удовлетворения. В этом состоит сущность истории» (3, 6, 308).