— Да, это он действительно придумал, — признала бабушка. — Может, он не видел ваш дачный участок?

— Зато видел кухню, ванную, коридор, комнаты. К счастью, знакомые на работе ему не поверили.

— А вот со Сташеком вы были идеальной парой. Он был прямо как многоцелевой робот. Настоящая ракета.

— Но, к сожалению, топливом были таблетки из больницы, — вздохнула мама.

— Я с полгода назад видел его, — крикнул из комнаты Ирек.

— А он, оказывается, подслушивает. Вылитый дед, — бросила мама бабушке. — И что? Как он выглядит?

— Развалина. Ссутуленный, глаза потухшие. Перестал красить волосы. Ни следа от былого Сташека. «Я сейчас на отвыкании, — сказал он мне. — Первые два месяца я вообще проспал. Теперь потихоньку оживаю. Как приду в форму, позвоню». Сказал, что скучает.

— Милый! — растрогалась мама. — Он единственный понимал меня.

— А папа? — задал каверзный вопрос Ирек.

— Ваш папа любит меня и хочет обеспечить вам комфорт.

— После пятнадцати лет молчания, — напомнила бабушка.

— Лучше поздно, чем никогда.

* * *

Он заявился через неделю — и сразу случился казус. К его возвращению мама заново покрасила ванную. Шкафчики, вешалки и унитазное сиденье.

— До вечера должно высохнуть, — объявила она перед уходом в магазин. — В случае чего делайте свои дела, не садясь.

Отец пришел в шесть. Поставил чемоданы в коридоре и сразу ринулся в клозет. Мы даже предупредить его не успели. А по правде сказать, просто начисто забыли про краску. Прошел час, может, и два.

— А что там наш старик делает? — заинтересовался Ирек в перерыве на рекламу. — Может, он газами отравился?

— Ты был маленький, так что не помнишь. Отец любил вздремнуть после обеда. Устроить себе небольшую сиесту.

— Надеюсь, крышка горшка высохла, — вдруг вспомнил Ирек.

И в этот момент мы услышали жуткий вопль.

— Вы можете мне помочь? — крикнул из ванной отец.

— Как? У нас нет растворителя, — крикнула в ответ я.

— А может, ножницами как-нибудь?

— Подожди маму. Мы стесняемся, — ответил Ирек.

Отстригала мама отца почти что до полуночи.

— Раньше ты не был такой волосатый, — удивлялась мама. — Ну, я понимаю, живот, руки, даже спина, но тут? Прямо шерсть какая-то.

— А что я могу поделать, если у меня предки с Сицилии.

— И фантазии с Луны, — шепотом добавил Ирек.

— Сиди, не вертись, а то порежу тебя бритвой.

— Кажется, ты меня уже резанула. Ой!

— Все! Еще минута — и меня вывернет, — объявил Ирек.

— Сиди, не дергайся, сейчас я продезинфицирую порез, — сказала мама. — Еще несколько волосков. Ну что ж, сиденье можно выбрасывать. Дети, хотите посмотреть?

— Нет, спасибо. — Ирек сбежал к себе в комнату.

А я заглянула в ванную. Сиденье как сиденье, если бы не густой мех, вклеившийся в краску. Какая-то шуба.

— Добро пожаловать в родной дом, папочка!

* * *

В Страстную среду папаша повез нас на экскурсию в Вену. В «форде» семьдесят третьего года. Старше меня.

— Зато выглядит лучше, — огрызнулся папаша.

— Ты думаешь, я сама выбирала себе предков, — я принялась искать носовой платок, — и могла повлиять на свой набор генов?

— Да ты что, Малинка! Я же пошутил. — Папаша похлопал меня по плечу. — Ты красивая девушка... Просто даже не верится.

— Почему?

— Когда-то мне казалось, что у тебя будет большой нос. А может быть, я плохо помню. Столько лет пролетело.

Я ничего не стала ему рассказывать. Мы уселись. Папаша лихо рванул с места. И вот мы едем. Ирек дремлет, я любуюсь пейзажами, мама дает папаше советы. В начале первого мы пересекли словацкую границу. Едем дальше.

— Черт возьми! — вспомнил вдруг отец. — Я же забыл заправиться.

Мы встали. Вокруг чистое поле, а в центре мы и наш «форд».

— Может, мы посидим тут, а ты сходишь на заправочную станцию? — пока еще спокойно предложила мама.

— У меня нет канистры.

— Что же ты предлагаешь?

— Может, палить бензин в банку или в полиэтиленовый мешок? — размышлял папаша.

— А может, вернемся автостопом? — выдвинул предложение Ирек. — Чего тут торчать в пустыне? Тем более что в Вену нас на такой развалюхе все равно не пустят.

— А у тебя есть лучше? — возмутился папаша. — Я в твоем возрасте ездил на «харлее», а через десять лет...

— ...начал работать на германскую разведку, — подхватил Ирек. — Дальше можешь не рассказывать, папочка, мы все это слышали па помолвке Малины.

— Кстати о помолвке. Куда делся твой жених?

— Сбежал. Испугался, что это наследуется.

— Дети! Сейчас же прекратите, иначе на вашей совести будет смерть матери!

— Я возвращаюсь автостопом, — решительно объявил Ирек. — Я плохо себя чувствую, наверно, слишком много черносливок съел.

— Чернослива, — машинально поправила мама. — Как это, возвращаешься?

— И я с ним. Завтра мне нужно быть на факе, — соврала я. — Меня вызвал руководитель диплома.

— А разве у вас не каникулы? — удивился папаша.

— Ты думаешь, для руководителя имеет значение — каникулы или не каникулы? Хорошо еще, что он не велел мне притащиться в Пасху.

— Раз надо, значит, надо, ничего не поделаешь, — вздохнула мама.

К полуночи мы с Иреком были дома, а родители явились только через два дня.

— Через границу нас не хотели пропускать, — объяснил отец. — Все из-за номеров. Пришлось ехать на другой пропускной пункт.

— Сжалились над нами лишь в Хижном. А что руководитель? — поинтересовалась мама.

— Как обычно, надрал, не пришел. Зря только на билет потратилась, — соврала я.

— Ох уж эти ученые! Все они одним миром мазаны. Помните Марека?

— Мама, мы больше не хотим слушать про вареники и Кабатову, — прервал ее Ирек. — Лучше расскажите, что случилось с номерами.

— Да ничего особенного, — махнул рукой папаша.

— Ну расскажи, интересно же, — не отставал Ирек.

— Да просто в городе, — начала мама, — мы припарковались там, где стоянка запрещена. Это, кажется, был Микулаш?

— Или Трстена.

— Нет, Микулаш.

— Возможно, хотя здорово похож на Трстену.

— А я тебе говорю, Микулаш, потому что там есть гостиница «Яносик».

— Гостиница «Яносик» есть там, наверно, в каждом городе, потому что это их национальный герой[8].

— Яносик? — возмутилась мама. — Так его же играл Перепечко, поляк.

— Брюнера тоже играл поляк, Каревич, и еврея тоже поляк.

— Какого еще еврея? — не отступалась мама.

— Может, вы все-таки закончите с номерами, — прервала я их спор, — а к своей дискуссии вернетесь потом?

— Ну хорошо, — перехватил эстафетную палочку папаша. — Короче, мы в запрещенном месте припарковались и пошли выпить пива. Возвращаемся, а возле нашей машины полицейские. Ждут, чтобы влепить нам штраф. Ну, мы спрятались, решили взять их измором. Час прошел, два, три. Наконец они не выдержали, отвернули у нас одну таблицу с номерами и оставили под дворником адрес полицейского участка.

— Дескать, номера нам вернут, только когда мы заплатим штраф. А у отца осталось всего двадцать крон.

— И что?

— В Приоре мы купили черную плакатную краску, и я на куске картона нарисовал номер. Подъезжаем к границе. Мы уже почти переехали ее, и тут один, уж больно дотошный, светит фонариком и спрашивает, что это. И нас завернули. Мы тогда поехали в Яблонку, но проскочить нам удалось только в Хижном. И вот мы здесь.

— Но страху уж мы натерпелись, — крикнула мама уже из кухни.

— Да какой это страх, — презрительно усмехнулся папаша. — Настоящий страх я испытал, когда меня в первый раз забросили в Корею. Но что поделать. Никто ведь мне не обещал, что жизнь шпиона будет усыпана розами.

26.04.В Великую субботу папаша исчез. Вышел святить яйца и не вернулся.

— Я знал, что так и будет, — сказал мне Ирек, но шепотом, чтобы не раздражать маму.