— Может, с ним что-то случилось? Попал в автомобильную катастрофу или утратил память, как в телесериале?
— Скорей уж я поверю, что он опять сражается с бельгийской мафией. Бедная мама. Интересно, как она это перенесет? Может, растворить ей в супе немножко твоего прозака?
— Подождем развития событий.
Его не было всю субботу. В Пасху мы сели завтракать в самом мрачном настроении. Мама ни с кем не разговаривала. Уставясь в тарелку, она лишь бездумно постукивала обручальным кольцом о стакан.
— Не хочешь жура[9]? — спросила ее бабушка.
Молчание.
— А салата из порею? — не отступалась бабушка.
— Из порея, — машинально поправила мама. И снова тишина.
— Ну хотя бы кусочек кулича. Это уж точно тебе поможет.
— В чем он должен мне помочь? Все в норме. Все в порядке.
— Хеня, ну нельзя же так переживать. Не стоит.
— Не называй меня Хеня! — закричала мама. — Меня зовут Хелена! Хе-ле-на! Никакая не Хеня!
— Хорошо, хорошо.
— Нет, не хорошо!!! Плохо! Сорок лет я прошу тебя называть меня Хелена, и что? Какая реакция? Никакой! Ты вечно пренебрегаешь моими просьбами и видишь, каковы результаты? Мной пренебрегли все мужчины, с которыми я жила. И все из-за тебя!
— Из-за меня? Хеня... Хеленка! — вскипела бабушка.
— Да, потому что с тобой я привыкла к пренебрежению. Вместо того чтобы уйти, я позволяю садиться себе на голову. И потому меня никто не уважает! Даже этот врун — мой муж! Хоть я и вырастила ему двоих детей!
— Кто тут говорит о детях? — раздалось в коридоре. Там стоял папаша, живой и невредимый. С корзинкой в руке.
— Эдек! — вскричала мама. — Где ты пропадал? Мы уже звонили в полицию и в больницу!
— А зачем? Я всего лишь вышел святить яйца.
— И через час должен был вернуться, — бросила я, кладя себе на тарелку шинку, свеклу с хреном и горку маринованных грибов. Ох, наверно, пойду сыпью.
— Да, я немножко задержался.
— Немножко? Двадцать три часа десять минут — это, по-твоему, немножко?
— Как, двадцать три часа? — удивился папаша. — Сколько сейчас времени?
— Уже наступила Пасха. Ты что-нибудь принял? Боже, почему мне все время попадаются наркоманы?
— Ничего не понимаю. По дороге из костела я завернул в парк подышать кислородом. Посидел там часок и пришел.
— А свидетели у тебя есть? — закричала мама.
— Чего? Что я сидел в парке? С ума ты сошла?
— Это ты сошел, если думаешь, что я тебе поверю! Пошел подышать кислородом! Небось встретил какую-нибудь оторву!
— Хеня, то есть Хеленка, напоминаю, что сегодня Пасха!
— Так вы не шутите? — дошло наконец до папаши. — Послушайте, это же странно. Куда подевались мои двадцать... сколько там было?
— Двадцать три, — подсказал Ирек.
— Спасибо. Двадцать три часа жизни. Интересно куда?
— Мне бы тоже хотелось знать. И будет лучше, если ты вспомнишь, а иначе ищи себе другое место жительства.
* * *
— Завтрак продолжился. Мама упорно молчала, отец пытался ее задобрить. А мы делали вид, будто все в порядке, — завершила я рассказ. — Могу я получить у вас новый рецепт, потому что в праздники я принимала двойную дозу?
— Сам бы я принимал тройную, — утешил меня Губка. — Сейчас выпишу. Только, понимаешь, проблему это не решит.
— Да, я отдаю себе отчет, — пробормотала я.
— Есть у меня одна идея. — Губка вовсю терзал бородку. — Не могла бы ты уговорить маму прийти ко мне на прием?
— Вы шутите! Она даже не знает, что я принимаю ваши лекарства, а то бы она умерла со стыда. Вы знаете, кто у нас ходит к психиатру? Алкоголики — получить бюллетень и чтобы подшиться.
— Очарование провинции, — подытожил Губка. — Хорошо, сейчас я выписываю тебе рецепт, а через неделю мы подумаем, как заманить сюда твою маму... Вот держи и пока.
28.04. Наконец-то я закончила писать диплом. В пять утра. До шести я охлаждала двигатели и теперь не могу уснуть. Быть может, устроить себе расслабляющую ванну, а потом сделать педикюр?
Я подготовила инструменты и бульк в ванну. Бросим взгляд на ступни... Однако и запустила я их, пятки как шкура акулы. Ладно, спокуха, сейчас разберемся. Бритвы хоть и острые, но соскальзывают. Где ступня? Ничего не вижу. И подумать только, что когда-то я была способна заложить ногу себе за голову. Ладно, попробую соскребать ощупью. Черт! Рассадила, наверно, до кости. Надеюсь, я успею выбраться из ванны, прежде чем окончательно истеку кровью. Осторожно, не спеша. Ну вот, я уже стою на полу. Однако слабость... Это все горячая вода и бессонная ночь, не говоря уже о виде бритвы в пятке. Я доковыляла до кухни, оставляя за собой кровавые следы. Теперь ногу в раковину. Боже, сколько кровищи! Может, позвонить в «скорую помощь»? А вдруг они сочтут это за попытку самоубийства и заставят платить? Или решат, что рана несерьезная, и тоже скажут платить? А вдруг нужно наложить шов? Я пустила струю ледяной воды и держала под ней ногу до тех пор, пока у меня не заломило кость. Ну, проверим. Кровь продолжает течь. Еще водой. Ну вот, уже немножко лучше. Теперь йодом и перевяжем. И в постельку.
* * *
Проснулась я оттого, что ступню со страшной силой рвало. Ну да, я же делала педикюр. Который час? Почти девять вечера. Весь день потеряла. Что теперь делать? Посмотреть телевизор? Почитать? Разложить пасьянс? В который уже раз? А может быть, потренировать сверхсознание? Это мысль. Не нужно никуда идти, что — имея в виду состояние ступни — весьма существенно. Ну, за дело. Я удобно лежу на спине, глаза закрыты, тело расслаблено. Первым делом нужно избавиться от негативных мыслей. Представляешь себе, что они улетают с кончиков твоих пальцев. Зависть, печали, огорчения. Вторая ступень самая трудная: нужно освободиться от всех мыслей, чтобы ввести позитивные. И вот лежишь и изображаешь, будто совсем не думаешь. Повторяешь: «Пустота, пустота, пустота» — и вдруг ловишь себя на мысли: а что приготовить на ужин или что сказала мама во время последнего телефонного разговора. «Надо купить колготки. Пустота, пустота, пустота. Интересно, Рафал все еще ходит с той толстухой? Пустота. Сволочная баба. Нет, это он скотина. Через месяц после разрыва. Пустота, пустота. Как он мог так поступить со мной?! Стоп, я же не должна ни о чем думать. Расслабимся. Нет никакого Рафала, нет проблем с деньгами, нет никакой толстухи. Пустота, пустота, пустота. О, кажется, стиральная машина остановилась. Кстати сказать, зачем я стирала, если батареи уже не греют. Теперь белье неделю будет киснуть. Все, я ни о чем не думаю. Значит, так. Пустота, пустота, пустота. Ну наконец-то я ни о чем не думаю. То есть как? Я думаю, что я не думаю, но я же думаю».
Я уже говорила, что освободиться от мыслей нелегко. Лучше сразу перейти к третьему этапу — призыванию позитивных мыслей. «Силой своего сверхсознания велю, приказываю, требую, чтобы...»Ну, и тут называешь желание и повторяешь эту формулу по меньшей мере трижды. Авторша книги предостерегает от употребления слов «умоляю», «прошу». Мы, люди, несем в себе элемент божественности и потому имеем право приказывать, колдовать, хотеть! Имеем право требовать. Да! Именно требовать! И вот я требую. Силой своего сверхсознания требую, чтобы кто-нибудь вызволил меня из этой скуки. Пусть кто-нибудь придет ко мне и сделает так, чтобы время полетело быстрей. Пусть это будет Рафал! Умоляю. То есть требую, пусть это будет Рафал! И вдруг звонок. Получилось! Я заковыляла к двери.
— Привет, Малина. Спала?
Это оказалась всего-навсего Эва. Где я совершила ошибку? Наверно, слишком быстро перешла к фазе требований.
— Нет. Тренирую сверхсознание. Заходи.
— Я тоже когда-то пробовала, но мне ни разу не удалось перебраться через вторую фазу. Достаточно было несколько раз повторить слово «пустота», и я засыпала. Что это у тебя с ногой?