— И сейчас тоже, — непонятно почему обрадовалась Эва.

— На первом этаже у нас было зеркало. Так он все время смотрелся в него, втягивал живот, поправлял прическу. И все время мучил меня: «Скажите честно, без уверток: я очень толстый?»

— И что ты?

— Я ему: «Томек, ты беспокоишься о своей внешности прямо как девочка». А он на это: «Времена меняются, пани Малина. Мы, парни, ощущаем все большее давление. Вы читали Твистера?»

— Бедный Томек, — растрогалась Эва.

— Он был слегка зациклен на том, как он выглядит, но знаешь что? У меня совершенно не возникло впечатления, что он пустой или избалованный, как, например, Виктор.

— Потому что он действительно не такой, — уверила меня Эва. — Он впечатлительный и интеллигентный. У него отличное чувство юмора. И еще он любит животных и тоже не ест мяса.

— Короче, ходячий идеал.

— К сожалению, есть один минус.

— Какой?

— Томску всего двадцать лет. Он на семь лет младше меня.

11.06. Сегодня тот долгожданный день. День разговора и истины.

— Я никогда больше не взгляну ни на одного мужчину!

— Трудно тебе будет: половина человечества — это мужчины. — Эва подала мне очередной платок.

— Хорошо, взгляну, но уже никогда не влюблюсь.

— Хотелось бы верить.

— Ты говоришь прямо как Иола.

Я высморкалась в поданный платок.

— Вполне возможно, но посуди сама. Я пережила двенадцать твоих любовных неудач. Почему бы мне не пережить и тринадцатую?

— Огромное спасибо.

— Наверно, я не слишком удачно выразилась, — спохватилась Эва. — Я двенадцать раз слышала от тебя: «Он — моя вторая половинка». Почему бы мне не услышать это в тринадцатый раз?

— Потому что я уже не верю во вторую половинку! — взорвалась я. — Не верю в любовь! Не верю в человеческое бескорыстие!

— Я же говорила тебе: «Не ходи!»

— А я ничуть не жалею. По крайней мере, теперь я знаю, какие мужчины. И вообще люди. Потому с сегодняшнего дня все изменится. С наивностью покончено. С мечтами покончено. Я превращаюсь в машину для достижения успеха. Только карьера, деньги и власть.

— Кто тут говорит о карьере? Малина? Не может быть! — услышала я.

В коридоре стояла Иола.

— Я стучалась, — стала она оправдываться. — Наверно, вы не слышали.

— Это из-за рыданий Малины. Она переживает.

— Рафал женится. — Слова эти прозвучали вовсе не как вопрос.

— Откуда ты знаешь?

— От Виктора, его отец дружен с отцом невесты Рафала. У них какие-то общие дела. Ну что ты так смотришь? Я узнала неделю назад.

— И всю эту неделю ты молчала? Позволила, чтобы я пошла туда и выставила себя круглой дурой. К чему были притчи про соседа и капельку рассудительности?

— Ты, похоже, меня не поняла. — В голосе Иолы я почувствовала холодок. — Неделю назад я узнала об их дружбе. Об их браке Виктор сказал мне только сегодня, и я сразу помчалась к тебе.

— Слишком поздно!

— Извини, но это не моя вина. Я понимаю, что информация дошла до тебя с опозданием. Понимаю, что ты страдаешь от пустоты, образовавшейся после разрыва вашей связи. Но это не причина, чтобы разряжать агрессивность на мне. Ты должна научиться контролировать свои эмоции.

В ответ я залилась слезами.

— Когда у них свадьба? — спросила Эва.

— В конце августа. Отец Виктора получил приглашение.

— Так это правда? Ну, теперь уже на все сто процентов конец с мужчинами! — взвыла я.

Мы втроем сидели в кухне. Я взяла следующий платок, а девочки терпеливо ждали. Наконец, примерно через час, запасы слез у меня иссякли.

— На твоем месте я легла бы спать, — посоветовала Иола. — Завтра ты почувствуешь себя лучше.

— Откуда ты знаешь? — спросила я в нос (распухший от слез). — Откуда ты знаешь, что я буду чувствовать завтра?

— Предполагаю. Но если нет, принесу тебе что-нибудь успокоительное. Ладно, мне пора. Поговорим завтра, когда немножко отойдешь.

Мы остались вдвоем с Эвой.

— Может быть, сожжем его фотографии и тебе станет легче? — предложила она.

Я кивнула. Она принесла спички и коробку с фотографиями. Эва знает, где что лежит в моей квартире, лучше меня.

— Которую первой? О. на этой он вышел полным идиотом. Давай ее.

— Чур, жечь буду я, — оживилась я и поднесла к снимку спичку. Сперва исчезла голова, потом шея, остался кусок рубашки.

И в этот миг в дверь позвонили. Пришел Лешек.

— Устроили Рафалу аутодафе? Смекаю, дело дошло до окончательного разрыва.

— До окончательного разрыва дело дошло еще в Новый год, — объяснила Эва. — А сейчас дошло до окончательного осознания этого печального факта.

— Я могу принять участие в празднестве?

— А входной билет у тебя есть?

— Да. — Он вытащил из рюкзака большущую бутыль джина. — Я как раз думал, с кем ее распить. Диди уехал в Берлин. А Петр в горах, у них там проходит школа менеджеров. Вскоре он получает повышение. И справедливо — в нем столько харизмы. Ладно, конец восторгам. Мы здесь собрались не для этого.

— Точно. Выбери себе фото, — пододвинула я к нему коробку.

— Вот это. Я помню у него эту прическу. Ты тогда познакомилась с нами. Господи, как он мне нравился. И знаете что?

— Ты был уверен, что он не гетеросексуал, да?

— Угадала, Эвита. Я даже получал определенные сигналы, свидетельствующие о его интересе. Странные взгляды. Признаюсь, что, когда он откидывал волосы, на миг сердце у меня начинало биться быстрей.

Я почувствовала, что сейчас снова раскисну.

— А глаза! — продолжал восторгаться Лешек. — Дивные голубые глаза. Такие бездонные, что в них можно было нырнуть и никогда уж обратно не вынырнуть.

— А на меня он уже ими никогда не посмотрит, — почти что взвыла я. — Никогда уже я не буду держать его за руку! Такую теплую и сильную. Больше никогда не коснусь его пальцев.

— И никогда не будешь видеть, как они настойчиво копаются в носу.

— Ну почему ты всегда стараешься все опошлить? — прервал Эву Лешек.

— Такова, к сожалению, реальность. Мне приходилось отворачиваться, чтобы не видеть пальца, углубившегося в ноздрю до среднего сустава.

— Интересно, но на людях он сдерживался. То есть, прости, Эвита, я имел в виду в обществе... ну, сама понимаешь, — засмущался Лешек.

— Понимаю. Иола сочла бы это оговоркой по Фрейду, но я не буду цепляться к словам.

— Я имел в виду большую группу людей, — не унимался Лешек. — Ладно, меняем тему. Ну как, сжигаем?

— Давай. А я принесу пива, чтобы залить огонь, что жжет изнутри.

После этого мы сожгли все остальные фотографии и выпили восемь банок пива, а также большую бутылку джина с тоником.

12.06.Страдаем втроем. Как отрыгивается елкой! В жизни никогда больше в рот не возьму джина.

13 .06.Только что ушел Лешек. Едва мы закрыли за ним дверь, позвонила бабушка:

— Малинка! Ты простужена?

— Нет, то есть немножко. — Мне не хотелось посвящать бабушку в наши взаимоотношения с джином. — У меня уже проходит.

— Главное, как следует прогрейся. И принимай эхинацею, она усиливает сопротивляемость организма. Помогает от всего — переохлаждения, гриппа, отравлений...

— Сегодня же сбегаю в аптеку. А как у тебя?

— Понимаешь, вчера утром был странный звонок. Звонил твой парень.

— Рафал? Но мы уже не вместе. Помнишь, я порвала с ним?

— Помню. И когда он сказал: «Я — жених Малинки», я тут же напомнила ему про это.

— И что он?

— Хмыкнул, как будто смешался, но тут же сказал, что вы продолжаете оставаться друзьями.

— Мне про нашу дружбу ничего неизвестно. — Я постаралась, чтобы слова мои звучали как можно безразличней. — И чего он хотел?

— Он звонил по поводу того куска земли под Краковом, что я унаследовала от Антония. Спрашивал, говорила ли ты уже об этом со мной. Я ответила, что нет, а он: «Малинка обещала посодействовать».