— Ажур.

— Что я говорил?!

— Не скажи. Пришлось потрудиться. Еле-еле уломал.

Они сердечно распрощались, и Виктор поспешил на четвертый этаж, к Марье Ивановне.

— Если что, звони, — крикнул ему вслед Ким. — Или телеграфируй. Достанем отсюда.

— Спасибо!

Пока Марья Ивановна, как обычно ворча «не сидится им на месте, все прыгают», выписывала ему командировочное удостоверение и ордер на получение денег, он изучил расписание самолетов.

Потом он помчался по привычному кругу. Завизировал у первого зама документы. Получил в бухгалтерии деньги. Взял у заведующего редакцией бронь на самолет. В машбюро на всякий случай запасся бумагой. Заглянул к стенографисткам, и сказал, что «конечно, вряд ли», но вполне возможно «возникнет необходимость» и он тогда их потревожит по межгороду.

На улице он облегченно вздохнул и решил, что возьмет билет прямо в аэропорту.

«Была зима, но в воздухе стояла сырость…» — вспомнил он стихи молодого поэта, приходившего к ним в редакцию. Сейчас был конец марта, и сырость в воздухе «стояла». Более того, моросил мелкий дождь, и грязные сугробы ноздревато осунулись. На углу уличный термометр показывал плюс один. Небо было рваным, асфальт мокрым, а настроение прекрасным.

Дома он выбрал одежду потеплее, уложил все необходимое в небольшой «походный» чемоданчик, собрался с мыслями и подошел к телефону.

На пятом гудке щелкнуло.

— Алло.

— Будьте добры Ольгу Николаевну.

— Одну минуту.

Прошло три минуты, и писклявый обиженный женский голос сообщил, что Ольга Николаевна обедает:

— Что-нибудь передать?

— Передайте ей — приятного аппетита. Я позвоню позже.

Он еще раз оглядел комнату, подошел к письменному столу, погладил пишущую машинку. Поискал футляр, но не нашел его и накрыл машинку сложенным пледом. В стопке документов, различных пропусков и удостоверений на глаза ему попались водительские права.

«Чуть не забыл…» — подумал Виктор и усмехнулся, вспомнив, как дважды они ему действительно пригодились — в Средней Азии и в городе Темрюк Краснодарского края. Нет, три. Еще в Тюмени, когда он временно пристал к автопробегу.

Был еще один предмет, который сопутствовал ему в его поездках по стране, так называемый железнодорожный тройник — обычный ключ, ключ-трехгранник и отвертка в сборе. Вещь незаменимая для открытия дверей в нерабочий тамбур и для перехода из вагона в вагон.

Он повертел в руках тройник — подарок одного знакомого начальника поезда — и положил его на место: поездов в этой командировке не предвиделось.

Смирницкий снова набрал тот же номер. И опять в ответ жалобно пропищали:

— Ольги Николаевны еще нет, она обедает… Это вы звонили?

— Да.

— Я ходила в столовую и передала то, что вы просили…

— Спасибо. Что же она вам ответила?

— Вот как вы сейчас, тоже «спасибо»… Я вас узнала по голосу, мне сказали, что у меня абсолютный слух…

— Вы, вероятно, новая лаборантка? — догадался он и мельком взглянул на часы.

— Правильно. А как вы узнали?

— У меня абсолютный нюх.

— Как интересно…

Может быть, еще что-нибудь передать Ольге Николаевне?

— Передайте ей, пожалуйста, если вас, конечно, не затруднит, что кисель на десерт — лучшее средство от бессонницы.

— Любой? Любой кисель или какой-то определенный?

Он закатил глаза и тяжко вздохнул.

— Лучше всего из еловых иголок. Если есть чем — запишите.

— Ничего, я запомню. До свиданья.

«Взорвет эта девушка лабораторию, если, конечно, там есть чему взрываться…» — подумалось ему.

Он положил трубку на рычаг, и с этого момента началась командировка. Виктор собрался, сконцентрировался и стал действовать быстро и решительно. Он посмотрел на часы и произвел мысленные расчеты на ближайшее время. Затем надел пальто и шапку, погасил свет и у входной двери символически на несколько секунд присел на чемоданчик.

Дежурная редакционная машина, любезно предложенная первым замом, уже стояла у подъезда. Водитель был незнакомый. Виктор сел, поздоровался и попросил отвезти его в Домодедово. Они тронулись, и по характерному звуку шин Смирницкий понял, на каких скатах они едут. Это было не обычное шипение, а какое-то жужжание с цокотом.

— Резина шипованная? — спросил он у шофера.

— Точно.

— Что ж не снимете? Асфальт чистый, снега нет…

— Еще выпадет.

Это были единственные слова, которыми они обменялись за всю неблизкую дорогу. В начале командировки, в ее преддверии, то есть по дороге в аэропорт, Виктор любил мысленно прокрутить два-три аспекта своих действий. Этим он сейчас и занимался, поскольку плана командировки, как некоторые другие журналисты, никогда не составлял.

В порту народу было видимо-невидимо — как он понял, результат двух- или трехдневной нелетной погоды. У касс колыхались и гудели толпы людей, пробиться было невозможно.

Смирницкий мгновенно оценил ситуацию и проработал варианты. Первый — дежурный начальник смены, но дверь наверняка заперта, ясное дело, прячется. Второй — сменный начальник порта, это надо зафиксировать и подумать, тут смотря кто. Третий — милиция, газетчиков иногда выручает. Четвертый…

Мимо, пробираясь сквозь толпу, носильщик катил тележку.

— Дружище, какая сегодня смена? — спросил Смирницкий.

— Третья вроде…

«Ну вот и все, — облегченно вздохнул спецкор. — В депутатскую комнату».

Там его действительно знали и встретили очень тепло. На ближайший рейс он уже не успевал, заканчивалась посадка. Следующий шел через два тридцать, и это его вполне устраивало, потому что он все-таки хотел дозвониться Ольге; любая женщина обидится, не предупреди ее об отъезде. И вообще…

Пока ему оформляли билет, он нашел телефон и позвонил. На этот раз было занято. Он пошел в буфет. Там ничего особенного не было, разве что сигареты. Взял блок, заказал две порции сосисок и два стакана чаю. Несмотря на голод, жевал машинально, без аппетита. Допил чай и пошел звонить снова.

На этот раз зуммер был длинный и трубку сняли сразу. Он тут же узнал ее обычное «Вас слушают». Его всегда это раздражало, и он как-то вечером попытался объяснить ей, что вместо «Вас слушают» гораздо короче «алло» и еще короче «да», а уж если слушают, то вполне понятно, что вас, и поэтому достаточно просто сказать «Слушаю». Но этот его монолог ничего не изменил и пропал втуне.

— Вас слушают, — сказала мембрана ее голосом.

— Привет, — сказал он.

— Наконец-то… Здравствуй. Где ты пропадал?

— Я? Я весь день тебе звоню.

— И я тебе.

— Из столовой — тоже?

— А-а, так это ты… Ты поразил воображение нашей Верочки, новенькой лаборантки.

— Чем?

— Во-первых, баритональными модуляциями…

— Ну да, у нее же абсолютный слух.

— …во-вторых, диэтической эрудицией. Она и в химики пошла из-за того, что любит смешивать несовместимое.

— Бойся ее — она вас взорвет.

— Присматриваем. Ты откуда?

— Из аэропорта.

— Встречаешь кого-нибудь?

— Нет. Провожаю.

— Кого, если не секрет?

— Себя.

— Шутишь?

— Правда. Потому и звоню.

— А почему ты вчера ничего не сказал?

— Вчера я и сам не знал. Так вышло.

— Это он… это шеф тебя послал?

— Нет, он-то как раз возражал, очень не хотел отпускать. Я сам напросился.

— Я тебя не понимаю. Разве ты не помнишь, что послезавтра у меня… что…

— Конечно, помню. У тебя день рождения.

— Так как же ты?

— Очень просто. Мне приснилось, что мы не сумеем отпраздновать это событие вместе, и я напросился в командировку.

Пауза.

— Ты гадкий человек, Смирницкий.

— Верю. Но я поздравляю тебя заранее…

— Ты был противным еще в школе.

— …потому что из той глуши, куда я еду, скорее всего, нельзя будет дать телеграмму.

— Подумать только, столько лет этот человек мне интересен! Не-е-ет, я, безусловно, ошибалась в тебе…

— Кстати, сколько тебе стукнет?

— Не прикидывайся. Ты прекрасно знаешь, что мы ровесники. Во всяком случае, знал все эти годы.