Как единственный аргумент.

***

О, швыряемся так неловко мы –

- Заработаю я! Найду! –

Всеми жалкими сторублевками,

Что одолжены на еду,

Всеми крошечными заначками,

Что со вздохом отдал сосед –

Потому что зачем иначе мы

Вообще рождены на свет,

Потому что мы золоченая,

Но трущобная молодежь.

Потому что мы все ученые

И большие поэты сплошь.

Пропадешь,

Коли попадешь в нее –

Ведь она у нас еще та –

Наша вечная, безнадежная,

Неизбывная нищета.

***

Уж лучше думать, что ты злодей,

Чем знать, что ты заурядней пня.

Я перестала любить людей, -

И люди стали любить меня.

Вот странно – в драной ходи джинсе

И рявкай в трубку, как на котят –

И о тебе сразу вспомнят все,

И тут же все тебя захотят.

Ты независим и горд, как слон –

Пройдет по телу приятный зуд.

Гиены верят, что ты силен –

А после горло перегрызут.

***

Я совсем не давлю на жалость –

Само нажалось.

Половодьем накрыло веки, не удержалось.

Я большая-большая куча своих пожалуйст –

Подожгу их и маяком освещу пути.

Так уютнее – будто с козырем в рукаве.

С тополиной опухолью в листве;

- Я остаюсь летовать в Москве.

- Значит, лети.

Лети.

17 июня 2005 года

Ты умело сбиваешь спесь –

Но я справлюсь, куда деваться;

Ночью хочется напиваться,

Утром хочется быть не здесь.

Свален в кучу и гнил на треть,

Мир подобен бесхозным сливам;

Чтобы сделать Тебя счастливым,

Нужно вовремя умереть.

Оступиться, шагая по

Нерву – hey, am I really gonna

Die? – не освобождать вагона,

Когда поезд пойдет в депо.

В землю падаль педалью вжать,

Чтоб не радовалась гиенья

Свора пакостная; гниенья

Коллективного избежать.

И другим, кто упруг и свеж,

Объяснить все как можно четче;

Я уже поспеваю, Отче.

Забери меня в рай и съешь.

Ночь с 25 на 26 июня 2005 года.

P.S.

И не то чтоб прямо играла кровь

Или в пальцах затвердевал свинец,

Но она дугой выгибает бровь

И смеется, как сорванец.

Да еще умна, как Гертруда Стайн,

И поется джазом, как этот стих.

Но у нас не будет с ней общих тайн –

Мы останемся при своих.

Я устану пить и возьмусь за ум,

Университет и карьерный рост,

И мой голос в трубке, зевая к двум,

Будет с нею игрив и прост.

Ведь прозрачен взор ее как коньяк

И приветлив, словно гранатомет –

Так что если что-то пойдет не так,

То она, боюсь, не поймет.

Да, ее черты выражают блюз

Или босса-нову, когда пьяна;

Если я случайно в нее влюблюсь –

Это будет моя вина.

Я боюсь совсем не успеть того,

Что имеет вес и оставит след,

А она прожектором ПВО

Излучает упрямый свет.

Этот свет никак не дает уснуть,

Не дает себя оправдать ни в чем,

Но зато он целится прямо в суть

Кареглазым своим лучом.

Ночь 28-29 июня 2005 года.

Мир это диск, как некогда Терри Пратчетт

Верно подметил; в трещинах и пиратский.

Каждую ночь приходится упираться

В то, что вино не лечит, а мама плачет,

Секс ничего не значит, а босс тупит;

И под конец мыслительных операций

Думать: за что же, братцы? –

И жать repeat.

Утро по швам, как куртку, распорет веки,

Сунет под воду, чтобы ты был свежее;

Мы производим строки, совсем как греки,

Но в двадцать первом треке – у самых шей

Время клубится, жарким песком рыжея,

Плюс ко всему, никто не видал Диджея

И неизвестно, есть ли вообще Диджей.

И мы мстительны, как Монтекки,

И смеемся почти садистски –

А ведь где-то другие деки.

И стоят в них другие диски.

Там ладони зеркально гладки –

Все живут только настоящим,

Там любовь продают в палатке

По четыре копейки ящик;

Солнце прячет живот под полог

Океана – и всходит снова;

Пляж безлюден, и вечер долог,

Льется тихая босса-нова,

И прибой обнимает ноги,

Как веселый щенок цунами,

И под легкими нет тревоги,

И никто не следит за нами;

Просто пена щекочет пятки

И играют в бильярд словами,

В такт покачивают мулатки

Облакастыми головами;

Эта музыка не калечит,

Болевой вызывая шок –

Она легче –

Её на плечи

И несешь за собой, как шелк.

Мы же бежим, белки закатив, как белки,

Кутаемся в родной пессимизм и косность;

Воздух без пыли, копоти и побелки

Бьет под ребро как финка и жжет нутро.

…Новое утро смотрит на нас, раскосых,

Солнечной пятерней тонет в наших космах

И из дверей роняет в открытый космос,

Если пойти тебя провожать к метро.

25 июля 2005 года.

В освещении лунном мутненьком,

Проникающем сквозь окно,

Небольшим орбитальным спутником

Бог снимает про нас кино.

Из Его кружевного вымысла

Получился сплошной макабр.

Я такая большая выросла,

Что едва помещаюсь в кадр.

Ночь 28-29 июля 2005 года.

Доктор, как хорошо, что Вы появились.

Доктор, а я волнуюсь, куда ж Вы делись.

Доктор, такое чувство, что кто-то вылез

И по лицу сползает из слезных желез.

Доктор, как Вы живете, как Ваши дети?

Крепко ли спите, сильно ли устаете?

Кресло тут в кабинете, Господь свидетель,

Прямо такое точно, как в самолете.

Доктор, тут к Вам приходят все словно к Будде.

Доктор, у Вас в газете – все на иврите?

Доктор, прошу Вас, просто со мной побудьте.

Просто со мной немножко поговорите.

***

Что меня беспокоит? На-ка вот:

Я хочу, чтоб на Рождество

Сделал Бог меня одинаковой,

Чтоб не чувствовать ничего.

Острый локоть –

В грудную мякоть:

Чтоб не ёкать

И чтоб не плакать;

Чтоб не сохнуть

И чтоб не вякать –

Чтобы охнуть

И рухнуть в слякоть.

***

Лечь, лопатки впечатать в дно

И закутаться в ил, древнея.

Вот тогда станет все равно.

А со временем – все равнее.

***

Что молчите, не отвечая мне?

И качаете головой?

Может, чая мне? от отчаянья?

С трын-травой?

У меня, может, побываете?

Перейдем на другой тариф мы?

Запретите слагать слова эти

В эти рифмы?

Приласкаете? Отругаете?

Может, сразу удочерите?

Доктор, что Вы мне предлагаете?

Говорите!

В дверь толкнешься на нервной почве к Вам -

Руки свяжут, как два ремня!..

Что Вы пишете птичьим почерком?

Вы выписываете меня?..

Ночь 13-14 августа 2005 года.