Хуттунен попросил поговорить с глазу на глаз. Тервола неохотно пустил гостя, оставил дверь в жилое помещение открытой, чтобы жена слышала, о чем они беседуют.

Хуттунен уселся на мешки с картошкой, достал из упаковки бутылку пива и стал медленно пить.

Затем стал перечислять продавцу, что ему нужно:

— Гамбургеров кило, полкило жира, столько же масла, две пачки чая, кофе, сахар, пять кило картошки, папиросы.

— Я с сумасшедшими дел не веду.

Хуттунен достал из кошелька деньги.

— Я тебе вдвое больше заплачу, только продай, чертовски жрать охота.

— Я же сказал, магазин закрыт. Ничего тебе не продам, надо было тебе в Оулу оставаться. Ты преступник, ты сбежал.

Тервола немного подумал и добавил:

— Здесь без тебя было так спокойно. Вся деревня радовалась. Убирайся-ка ты обратно, не продам тебе ничего.

Хуттунен поставил пустую бутылку обратно и, бросив на прилавок пару монет, спокойно сказал:

— Я без еды отсюда не уйду. Черт возьми, я последний раз ел в прошлый четверг в Оулу, нет, в среду.

Качая головой, Тервола отошел за прилавок. Но когда Хуттунен подошел ближе, начал поспешно выкладывать на прилавок продукты. Сахар, кофе, салями, сало, масло, достал из ларя муку и картошку. Все это богатство он выложил на прилавок перед Хуттуненом, бросил на прилавок пакеты с продуктами, так, что он задрожал. Сверху кинул несколько пачек курева и коробок спичек.

— Забирай! Вор!

Хуттунен хотел заплатить, но Тервола не брал денег.

— Грабитель, забирай! Денег я у тебя не возьму, а красть — кради! Что я, старик, могу против тебя, сумасшедшего?

Хуттунен взял было пакеты, но положил их на прилавок.

— Я в жизни ничего не крал и сейчас не собираюсь! — закричал он Терволе. — Я пришел сюда за деньги все купить.

Но деньги Терволе были не нужны. Он вернул монеты мельнику, хотя тот снова и снова их протягивал.

Тервола отмерил пару килограммов манки и килограмм изюма, бросил на прилавок.

— Забирай и это!

Хуттунен больше не мог терпеть такого обращения. Он выбежал из магазина через закрытую дверь, замок вылетел и рассыпался по полу.

Тервола выскочил на порог посмотреть, куда побежит мельник. Во дворе никого не было, из леса доносился хруст деревьев. Тервола решил, что мельник побежал туда.

Вернувшись в магазин, он быстро рассовал продукты по местам и пошел в жилую половину звонить в полицию.

Продавец Тервола рассказал полицейскому все: что Хуттунен сбежал из больницы, что приходил к нему в магазин и пытался силой купить продукты, но Тервола ему ничего не продал.

— Даже деньги у него были, но я не сдался — ничего ему не продал. Только что он убежал в лес, ты должен найти его и задержать. Иначе опять начнется вытье.

Положив трубку, Портимо, вздохнув, нахлобучил фуражку и поехал на велосипеде в сторону мельницы.

Голодный Хуттунен сидел в доме, держась за голову. Дело близилось к ночи, голодной и одинокой ночи. Мельник отпил воды из ковша и устало опустился у окна. Если бы сейчас на мельницу приехала Роза, была бы надежда.

Но с холма ехал на велосипеде старик, в котором Хуттунен узнал полицейского Портимо.

Портимо прислонил велосипед к мельнице и вошел. Входная дверь была снята с петель, значит, мельник дома.

Портимо спокойно окрикнул:

— Полиция! Хуттунен, не дури!

Хуттунен предложил полицейскому присесть, тот угостил его папиросой. Это была первая папироса за долгое время.

Сделав несколько глубоких затяжек, мельник произнес:

— Там, в Оулу, даже папиросы отобрали.

Портимо поинтересовался, как его так просто отпустили.

Тихим голосом Хуттунен признался:

— Сбежал.

— То-то Тервола и сказал, когда звонил. Пойдешь со мной?

— Не пойду, хоть стреляй.

Портимо успокоил мельника, сказав, что стрелять не будет, просто Тервола позвонил. Хуттунен поинтересовался, знает ли пристав о том, что он сбежал. Портимо ответил, что из Оулу еще не звонили и пристав не знает, что он вернулся.

— Ну и чего тогда ты за мной пришел, раз у тебя нет официального приказа?

Портимо согласился, но раз Тервола позвонил…

— Видишь ли, я должен Терволе за еду, за три месяца. Вот и пришел. С моей зарплатой лучше не ссориться с хозяином магазина. У меня же сын учится в Ювяскюля в педагогическом, станет учителем. А это дорогое удовольствие — обучать взрослого парня. Помнишь Антеро? Он просиживал тут на мельнице каждое лето, все тебя слушал. Такой длинноногий.

— А, помню… Но ближе к делу… Я чертовски голоден. В магазине еды не купил, хотя и пытался деньгами расплатиться. Я не вор. Последний раз ел нормально три дня назад, и то какую-то поганую кашу…

Портимо обещал поговорить с женой. Но каждый день они его кормить не смогут. И на мельницу еду не понесут, лучше куда-то… В лес, например.

— Полицейский должен соблюдать в таких делах осторожность. Преступников я не кормлю, ты — другое дело. Ты свой.

Портимо протянул ему папиросу.

— А не лучше тебе, Гунни, продать эту мельницу и уехать в Америку? Я слышал, что в Америке сумасшествие — норма жизни, идиоты там свободно разгуливают по улицам. Там тебя травить не станут, только работай.

— Я не знаю английского. И в Швецию не могу, языка не знаю. В моем возрасте так быстро не выучишь.

— Ну да… Но и на мельнице тебе оставаться нельзя. Со дня на день придет приказ. Тогда мне придется тебя арестовать и отправить обратно в Оулу. Полицейским тоже приходится подчиняться закону.

— А куда мне тогда?

Портимо начал перечислять: может, уйти в леса? Сейчас лето, погода хорошая. Заодно постараться через посредников продать мельницу и потом тихонько эмигрировать.

— Возьми с собой учебник какого-нибудь языка, будешь изучать в лесу. Выучишь язык, продашь мельницу, дальше через Торниойоки — в Швецию, а оттуда — куда глаза глядят.

Хуттунен задумался. Это правда, на мельнице ему больше оставаться нельзя. Но уйти в леса тоже непросто. Как там жить-то?

— А как дезертиры во время войны? Они там годами сидели, — подбадривал его Портимо. — Если дезертиры выжили, и ты справишься. А если тебя схватят, расстрел тебе не грозит. Отвезут в Оулу, и все.

Пока они разговаривали, наступила ночь. Портимо сидел у окна и смотрел, чтобы не пожаловал к ним никто посторонний. Двор был пуст.

Хуттунен спросил, кто приходил на мельницу и унес все его продукты и утварь. Портимо ответил, что он и пристав забрали топор и ружье, от греха подальше. Продукты забрала жена пастора, их раздали безработным женщинам из профсоюза.

— Обязательно было мешок с картошкой забирать? Картошка в кладовке не испортилась бы.

— Про картошку не знаю. Они, наверное, подумали, что ты в Оулу на несколько лет застрял.

— Черт, пришлось с пола муку слизывать. Так в жизни иногда все по-дурацки получается! Хотя я не дурак. Вот в Оулу, у тех точно с головой не в порядке.

Портимо вздрогнул и указал на окно.

— Гляди-ка, Гунни, кто у тебя в огороде копошится!

Хуттунен бросился к окну, даже стул уронил. В ночных сумерках не разглядеть. Человек. Женщина. Хуттунен сразу узнал председательшу огородного кружка. Сидя на корточках у свекольной грядки, она полола сорняки.

Он ринулся на улицу, перелетая через пять ступенек лестницы. Портимо из окна наблюдал, как мельник, перепрыгивая через грядки с репой, подбежал к председательше, схватил ее в объятия и поцеловал в губы. Она сначала перепугалась, но когда узнала, бросилась к нему на шею, позволила себя сжимать в объятиях.

С огорода послышались возбужденные голоса, тогда Портимо открыл окно и прошипел парочке:

— Эй, тише вы! Кто-нибудь услышит и позвонит в полицию! Быстро в дом!

Председательша огородного кружка и мельник, раскрасневшиеся от счастья, вбежали в дом.

Некоторое время все сидели молча, потом Портимо кашлянул и произнес:

— Дела у нашего Гуннара не очень. Что скажете, председатель?