Собаки почуяли волю, и домой их было не загнать. Пристав поручил это дело полицейскому.

Когда пристав вернулся в деревню, ему пришлось долго объяснять собравшимся, в кого и зачем стреляли.

В сквернейшем настроении Яатила закрылся в кабинете.

Как назло, позвонили из Оулу и спросили, удалось ли задержать пациента-неврастеника, некоего Хуттунена. Пристав проворчал, что пока нет, но они делают все возможное.

— И вообще, какого черта вы его отпустили! Такие больницы надо строить с крепкими запорами, чтоб никто не сбежал, а у вас пациенты среди бела дня по улицам разгуливают! Лучше следите за своими психами! — орал пристав в трубку.

На том конце провода сухо ответили, что больной данной психбольницы родом из вышеназванной губернии, в которой, судя по всему, сумасшедшие не только зерно молотят, но и другие посты занимают, и что задержанием мельника обязан заниматься местный пристав. После жарких и безрезультатных препираний пристав в гневе бросил трубку.

В следующую ночь Хуттунен не выл. Он пробрался в деревню. Прячась за домами, изгнанник добрался до Суукоски. Чтобы заглушить ужасный голод, выкопал несколько корнеплодов — репу и морковку. На мельницу заходить не стал — побоялся засады.

Мерзкая собака Сипонена даже ухом не повела, когда Хуттунен шел мимо. В избе и в каморке все спали, но на втором этаже горел свет. Председательша не спала.

Хуттунен бросил камешек в ее окно и спрятался за кустом черной смородины. Свет погас. Окно отворилось, высунулась кудрявая головка. Глазами, полными слез, председательша оглядывала двор.

Хуттунен вышел из-за куста и прошептал с любовью:

— Моя дорогая Роза, ты деньги с книжки сняла? Бросай бумажник.

Девушка грустно покачала головой, прошептала что-то, но Хуттунен не разобрал слов, тогда она кинула ему записку. Хуттунен развернул листок и прочитал: «…Банк не выдает данных сбережений и процентов третьим лицам, но только вам лично и только при предоставлении непосредственного официального разрешения. С уважением, Ваш А. Хухтамойнен, банкир».

Хуттунен не понял. Он страстно шептал, вопрошал, кричал так, что собака Сипонена в другой части двора проснулась и сонно гавкнула. Роза Яблонен вздрогнула, черкнула что-то на бумаге и бросил Хуттунену.

«Дорогой Гуннар. Встретимся завтра в 6 веч. В лесу за молочным сараем Гнусинена».

Отшельник скрылся в лесу. Собачий лай разбудил Сипонена. В трусах и с ружьем в руках он выскочил во двор, проверил сарай и сауну, долго вслушивался в тишину ночи, смотрел в лес, куда смотрела собака. Но поскольку собака прекратила лаять, он прикрикнул на нее и вернулся в дом.

Хуттунен почистил репу и съел. Интересно, почему банкир не согласился выдать председательше его деньги? По какому праву Хухтамойнен вел себя так по-свински? Хуттунена обуял гнев. Закопав оставшуюся репу в землю, он побежал к банку.

Банк располагался на первом этаже двухэтажного каменного здания. На втором этаже жил Хухтамойнен с семьей и, наверное, кто-то из служащих — вряд ли маленькая семья банкира занимала весь этаж. Хуттунен оглядел банк. Там, в сейфе, хранились его сбережения. Вначале он хотел выломать дверь и забрать деньги, но сейф без динамита не открыть. Лучше вернуться в рабочее время. Правда, с голыми руками в банк было лучше не соваться. Одного топора мало, ружье будет убедительнее.

Хуттунен вспомнил прекрасную коллекцию ружей в доме Эрвинена. Одно можно и позаимствовать, тем более сейчас, когда сезон охоты закончился.

Вечером того же дня Хуттунен встретился в лесу с председательшей. Она была напугана и вся дрожала. Хуттунен прошептал ей на ухо слова любви, обхватил руками испуганное тело, успокаивал, расспрашивал.

Роза Яблонен поведала ему, сколько всяких ужасов произошло с последней их встречи, протянула ему деньги, но Хуттунен отказался.

— У тебя же, моя бедная, такая маленькая зарплата, не надо! Я сам свои деньги заберу.

Хуттонен попросил председательшу позвонить вечером доктору Эрвинену и сказать, что его срочно вызывают к больному в Кантоярви, за двадцать километров.

— Скажи, что там какая-нибудь девица Пууккокумпу рожает и доктор должен срочно приехать сделать ей кесарево.

На вопрос председательши, зачем обманывать доктора, Хуттунен ответил, что ему позарез нужно на некоторое время вытащить доктора из дома. Если Эрвинен уедет в другую деревню, Хуттунен успеет забежать к нему в приемную и взять лекарства.

— Мне нужны успокоительные, которые мне давал доктор. Они у него в шкафчике над камином. Я видел, как он их оттуда доставал.

Роза Яблонен понимала, что Хуттунену нужны успокоительные, и все-таки боялась.

— Но это же воровство! И ложный вызов — тоже нехорошо. Вдруг там никто не рожает и, вообще, нет там девицы с такой фамилией?

Хуттунен молил о помощи. Разве не полезно доктору время от времени упражняться в своем искусстве? А Хуттунен, как-никак, болен, это факт. Конечно, они действуют своевольно, но другого выхода нет. Его голова не выдержит напряжения. А если он пойдет в аптеку, его сразу посадят в кутузку и на первом же поезде этапируют в психушку. Как иначе?

Роза Яблонен пообещала вечером позвонить Эрвинену. Она боялась, что доктор узнает голос. Но Хуттунен успокоил ее, сказав, что все женщины умеют изменять голоса, ведь даже некоторые мужчины на это способны.

— Ладно, я позвоню. Про девицу Пууккокумпу не знаю, но есть в Кантоярви одна беременная, Леена Ланкинен. Я скажу, что у нее угроза выкидыша.

Председательша рассказала Хуттунену, как ходила в банк, о допросе и угрозах пристава. Хуттунен рассердился — ну уж эти чиновники! Много они себе позволяют!

— Что же они тебя, невинную, травят! Ты же из психушки не сбегала, ты же здоровый человек. Оставили бы хоть женщину в покое. Хватит им того, что на меня днем и ночью облаву устраивают!

Расставаясь, председательша подарила Хуттунену поцелуй и двести граммов копченого сала. Обалдевший от счастья мельник так и застыл: в руках узелок с вкусным салом, а на губах — поцелуй горячих губ.

Когда Роза Яблонен выехала на дорогу, отшельник развязал узелок, достал сало и слопал вместе со шкуркой — так был голоден.

Карманные часы Хуттунена показывали восемь. Он из леса следил за домом Эрвинена, скоро доктору придется спешить — в Кантоярви будет выкидыш.

Около восьми вечера Эрвинен, недовольный и сосредоточенный, торопливо вышел из дома. В руках у него был врачебный саквояж, на ногах — резиновые сапоги. Роза Яблонен справилась с заданием.

Эрвинен завел машину и помчался в Кантоярви. Как только машина скрылась из вида, Хуттунен бросился к двери. Она была заперта. Пришлось лезть через окно.

Оказавшись в доме, Хуттунен ринулся в дальнюю комнату за охотничьим ружьем. Выбор был богатый: на стене висел дробовик, маленькое ружье, ружье для охоты на лося, штуцер и двустволка — один ствол был для пороха, другой для пуль. Хуттунен решил взять одно ружье, штуцер. В ящике письменного стола нашел нужные патроны. Легкое, это оружие вполне отвечало его задачам. Из него можно было убить даже лося, правда, для охоты на птиц оно не очень подходило.

Хуттунен решил позаимствовать у Эрвинена еще кое-что. Воровать не хотелось, он надеялся при случае возместить врачу потерю. Сейчас же было не до закона — без снаряжения в лесу не выжить. Его вещи украли, кто ему мешает взять чужие? Пристав, деревенские жители и сам Эрвинен отняли у него все. Сейчас он делает то же самое, вот так!

У Эрвинена был прекрасный рюкзак, гораздо лучше, чем у Хуттунена. Конечно, у врача рюкзак должен быть лучше, чем у мельника. Рыболовные снасти тоже были что надо. Поплавок врач мог и получше сделать, зато выбор блесен богатый. Походной посуды у доктора нашлось столько, что глаза разбегались. В спальне мельник нашел рулон пушистого войлока, прицепил его сверху на рюкзак. Снял со стены и положил в рюкзак новый бинокль. Компас, карту области с топографическими отметками — теперь они его.