После обеда Пииттисярви должен был идти в деревню разносить письма. Он умылся из ручья, прополоскал горло, чтобы прогнать самогонный дурман. Перед уходом дал мельнику инструкции, что делать, если брага слишком нагреется или если самогон перестанет литься.

— Если брага выкипит, считай, все погибло. У меня такое было летом 1939-го. Тогда осенью жена померла, вот я и думал, чем себя занять. Ну вот, и выкипела вся брага. Я уж эту бутыль мыл, скоблил несколько дней, пока в порядок привел. Ребята, которые тот самогон выпили, отравились, а один чуть не помер. Потом помер, когда Зимняя война-то началась, осенью. Не от моего самогона.

Назначив Хуттунена ответственным за производство, Пииттисярви направился в сторону почты. Он быстро пересек широкое болото, весело напевая, миновал лес. На почте первым делом выписал «Вести Похьолы» на три месяца, записал на свое имя на всякий случай.

Раздав вечернюю почту, Пииттисярви зашел домой, взял пилу, молоток, гвозди, несколько досок и кусок толя. Распихав все это по почтовым сумкам, проехал на велосипеде мимо станции и скрылся в лесу. Там он бросил велосипед и пешком пошел к месту, где они договорились соорудить мельнику почтовый ящик. Выбрав подходящего размера сосну, он стал приколачивать коробку.

Из почтальона получился бы хороший плотник. Пииттисярви вначале соорудил из реек каркас, затем прибил к нему ящик и потом все это — пригвоздил к сосне. Затем отрезал кусок толя для крышки — теперь дождь не зальет.

Если «Вести Похьолы» намокнут — беда небольшая, но с ценными отправлениями небрежность непростительна.

Отрезав от своего ремня две тонкие полоски, почтальон приделал к крышке ящика петли. Ремня хватило бы и на дюжину петель. Пииттисярви взгрустнул, вспомнив, что купил ремень в Кеми, когда ездил свататься. Тогда он был упитанный, а после смерти жены приходилось каждый год делать новые дырки.

В хорошей форме меня Хильда держала, пока жива была, вспомнил он жену, и комок подкатил к горлу исхудавшего старика.

Ящик был готов, оставалось покрасить. Пииттисярви задумался: в желтый, по форме? Летом незаметно, а вот зимой яркий желтый цвет может привлечь внимание. Пииттисярви решил не красить, хотя лично он ненавидел класть почту в серые и неухоженные ящики.

Однажды он принес почту Сипонену, не удержался и раскритиковал его убогий ящик:

— Покрасил бы ты, богатый барин, свой ящик. А то, как в скворечник, газету опускаешь! Мне-то все равно, куда «Крестьянку» твоей жене бросать.

Но на самом ящике почтальон все-таки выдолбил рожок — символ финской почты и имя владельца: «Гунни Хуттунен». Затем бросил внутрь номер «Вестей Похьолы», пробуя свое творение. Ну вот, пусть теперь Гунни почту читает, думал он.

Изгнаннику пришлось строить новый лагерь. Он перенес свое имущество и самогонный завод на песчаный пологий берег Пуукко. Место это он назвал Жилой Склон. Первым делом соорудил навес и только потом установил самогонный аппарат. Вырыл в болотистой почве земляную печь, чуть подальше — яму, куда сложил вещи, рюкзак, рыболовные снасти и ружье. Только после этого приступил к варке самогона.

После первой перегонки получилось около десяти литров вонючего пойла. Если его еще раз очистить, останется литров семь. Конечно, если бы Пииттисярви сам готовил самогон, он бы спокойно выпил первач, еще горячим. Но так как за работу взялся трезвый и ответственный человек, спирт прошел вторую перегонку. Получилось целых шесть литров прозрачного, словно осенний лед, и крепкого, как спирт Эрвинена, алкоголя. Хуттунен попробовал, жидкость обжигала рот, он с отвращением сплюнул.

— Лучше не пить, а то снова голову потеряю.

Хуттунен убрал бадью, вымыл аппарат, спрятал приборы в яме. Затем вскинул ружье, взял снасти и отправился на поиски еды. Он шел на запад, туда, где прошлой зимой охотился на уток с полицейским Портимо. Приятные воспоминания — дичи даже без собак настреляли много. Портимо тогда оставил своего серого пса дома, медвежатник для охоты на дичь все равно не годился. Да, если бы это лето было таким, как прошлое, он бы тут один не слонялся, охотился бы вместе с Портимо. А сейчас на полицейского столько хлопот навалилось!

Лучший месяц лета упускает, пока за мной гоняется. Тяжело ему, бедняге, наверное, на друга охотиться, жалел Портимо Гунни.

С местом Хуттунен не ошибся — подстрелил несколько птиц, а по дороге домой наловил в реке несколько килограммов рыбы и набрал коробок черники.

Прекрасная жизнь, только одиноко. В лес ходить не надо — птицы тут же висят на деревьях, берестяные короба с соленой рыбой лежат в холоде на дне реки. Чтобы чем-то себя занять, Хуттунен отправился за почтой. Выписал ли Пииттисярви ему газету?

Хуттунен легко нашел почтовый ящик там, где и договорились, в лесу за станцией. Покружил вокруг, проверяя, нет ли засады. Но лес был такой тихий и пустой, что отшельник решился подойти ближе. На ящике стояло его имя.

Теплая радость разлилась по телу изгнанника: теперь у него была привязка к миру — серый грубо сколоченный скворечник на краю деревни. Пииттисярви сдержал слово.

Но пришла ли почта? Он боялся заглянуть внутрь. Если ящик окажется пуст, разочарование разобьет ему сердце.

Открыв ящик, отшельник удивился: две газеты и толстое письмо, на конверте женской рукой выписано его имя. Хуттунен узнал почерк — от председателя огородного кружка Розы Яблонен!

Отбежав от ящика на несколько сот метров, он укрылся в густом ельнике и распечатал письмо. Это было нежное любовное послание. Хуттунен читал и краснел от счастья. Голова кружилась, строчки расплывались, на глаза набегали слезы, руки дрожали, сердце стучало. Захотелось выть от радости и восторга.

К письму прилагалась маленькая брошюра с надписью: «Заочное отделение Института народного образования. Экономический факультет».

Роза Яблонен приложила брошюру к письму с просьбой к дорогому получателю «не выбрасывать брошюру, а ознакомиться с ней и взяться за учебу, потому что сейчас у Гуннара как раз есть время. Никогда нельзя сдаваться, надо, несмотря на все трудности, постоянно развиваться. Лишь так настоящий финн может достичь счастья и успеха, что принесет также пользу его родине».

Хуттунен побежал к лагерю, преодолев за полтора часа больше десяти километров, залег под навесом, снова и снова перечитывал письмо от председательши, пока не выучил его наизусть. Только потом стал листать газету.

В новостях говорилось о войне в Корее. Где-то далеко в Азии шла сложная война, которая за лето превратилась в позиционную. Хуттунен помнил, как зимой американцы, корейцы и китайцы попеременно побеждали. Сейчас фронт остановился на 38-й параллели, и Советский Союз вел переговоры о перемирии. В газете была фотография военного джипа, набитого офицерами, на заднем плане — артиллерия и высокие горы. Под фотографией было написано, что войска ООН постоянно патрулируют дороги во избежание засад. Но на крыле автомобиля почему-то развевался американский флаг. Хуттунен надеялся, что стороны договорятся. Если заключат мир, цена на дерево в Финляндии упадет, тогда богатые фермеры, такие как Сипонен и Гнусинен, не смогут больше наживаться на крови невинных корейцев.

Начали появляться новости об Олимпиаде. Похоже, она будет проходить следующим летом в Хельсинки. В свое время Хуттунен прыгал с осиновым шестом на 3,90 метра и даже думал участвовать в Олимпийских играх. Но потом началась Зимняя война и Олимпиаду пришлось отложить. Война закончилась, но Хуттунен не сможет участвовать — как только он высунется из леса, его повяжут.

В газете писали, что впервые в Олимпиаде примут участие советские спортсмены. Подумаешь. Ну да, у них, наверное, хорошие метатели молота, судя по тому, как далеко они метали ручные гранаты в битве за Свирь.

В марафоне, может, они и возьмут медали, но в велогонках финские солдаты их точно сделают. Если, конечно, будут велогонки.

Прочитав газеты, Хуттунен взялся за брошюру, в которой всячески расхваливалась польза заочного образования. «Энергичный способный предприниматель/ница может быстрее и с наименьшими затратами добиться хорошего положения, чем работники других сфер».