Он сам себе был самым страшным судьей…
Но даже эвакуация раненых в тыл являлась очередным опасным этапом.
В газете «Правда» от 12 сентября 1941 года была опубликована статья, выдержку из которой я приведу.
«…Госпитальное судно «Сибирь» вышло из Таллина в ночь с 18 на 19 августа, имея на борту 1300 человек.
Летчики не могли не видеть опознавательных знаков госпитального судна. Воздушные пираты сбросили на нас крупные бомбы.
Рулевая и штурманская рубки были разрушены, рулевой матрос убит. Сильным взрывом капитана сбросило с мостика и завалило мешками с песком.
Послышались душераздирающие крики детей. Женщины заметались по палубе. Одна из них, прижав к груди сына, бросилась за борт. (…)
Когда моряки, падая с ног от усталости, спускали на воду плоты с матерями, детьми и ранеными, фашистские разбойники продолжали свое злодейское дело. Два бомбардировщика вернулись к горевшему судну и сбросили возле него мины. Затем они начали обстреливать из пулемета шлюпки и плоты со спасенными. С воды доносились крики раненых. Леденела в жилах кровь и сжимались кулаки!
(…) Всю ночь оставшиеся на судне не прекращали борьбы с огнем. На борту находилось еще до 40 тяжело раненых. Сколачивались новые плоты, и к рассвету все люди были спущены на воду. (…)
400 человек погибли в огне, потонули, убиты на плотах и в шлюпках пулеметными очередями фашистских негодяев».
Я не собираюсь оправдывать фашистских негодяев, но, думаю, наряду с садизмом здесь присутствовал обыкновенный для войны циничный расчет: враг не должен выжить, раненые не должны вернуться в строй.
К тому же дикость войны провоцировала людей использовать красный крест в качестве маскировки, скрывая под ним боевые средства.
Генерал-полковник вермахта Г. Гудериан в своей книге «Танки — вперед!» упоминал в разделе «Хитрость, обман и коварство»: «Нередко в санитарных машинах со знаком красного креста были скрыты противотанковые орудия, которые внезапно открывали огонь по головным машинам танковой колонны».
В книге не уточняется, кто именно применял против фашистов подобный прием: французы, поляки или русские. Это был лишь обобщающий опыт боевых действий. Но нет сомнения, что этот коварный прием применялся. (Недаром сам Гудериан пояснил, что «все примеры основаны на эпизодах Второй мировой войны».)
После такого, разумеется, ни о какой пощаде не могло быть и речи и на красный крест уже никто не обращал внимания. И немцам в полной мере довелось испытать это на себе.
Германский адмирал Ф. Руге описывал случай с американским транспортом «Лакония» с 3000 человек и 1800 пленных итальянцев на борту, торпедированным 12 сентября 1942 г. подлодкой «U-I56» под командованием капитана Гартенштейна.
«Гартенштейн передал в эфир открытым текстом на немецком и английском языках сообщение о координатах парохода и его положении, обязавшись не атаковать суда, которые придут на выручку. КПЛ (командующий подводным флотом Германии. — O.K.) выслал несколько подводных лодок, которые приняли на борт часть потерпевших кораблекрушение и взяли на буксир шлюпки, в которых находились остальные, чтобы подвести их к берегу и передать спасенных на французские суда в Дакаре. Самолеты союзников сбрасывали бомбы на буксирные караваны, повредили «U-156» и потопили одну шлюпку с потерпевшими кораблекрушение.
Этот опыт привел к тому, что КПЛ запретил всякие спасательные действия…»
Наверное, англо-американцы очень обрадовались, когда услышали в эфире координаты того места, где всплывут вражеские подлодки. Убедившись, что «наивные немцы» и впрямь занимаются спасением их солдат и не окажут сопротивления, они послали не спасательные корабли, а самолеты, чтобы их бомбить.
Разговор о гуманности на войне на этом можно закончить.
Можно найти достаточно примеров тому, как израненных, тонущих людей расстреливали фашисты, японцы, союзники… Русские? Отечественная историография об этих фактах стыдливо умалчивает. Их следует искать в зарубежных источниках.
Вспомним лишь фразу иранского президента, которая может считаться визитной карточкой любой войны: «Учения о морали, существующие в мире, являются неэффективными, когда война достигает критической стадии».
Увы, точнее не скажешь.
И военврачей, санитарный транспорт, медицинское имущество стремились уничтожать наряду с вражеским личным составом и боевой техникой.
«Мы, нижеподписавшиеся, настоящим подтверждаем следующее: Доставив раненых к месту назначения, наш военно-санитарный поезд выехал в обратный рейс. 5 ноября сего года 19 411 в 16 часов 50 минут на перегоне между разъездом Пальцево и станцией Кафтино Калининской железной дороги поезд атаковали с воздуха четыре фашистских самолета. Они подвергли нас бомбардировке и пулеметному обстрелу. Самолеты летели на небольшой высоте и ясно видели опознавательные знаки Красного Креста на крышах вагонов военно-санитарного поезда. Фашисты дали короткую пулеметную очередь по поезду, после чего сбросили 4 фугасных и несколько зажигательных бомб. Одна фугасная бомба прямым попаданием разбила и зажгла вагон № 15. Всего разрушено и сгорело 13 вагонов. Когда поезд остановился, мы подобрали раненых товарищей, выскочили из вагонов, сползли с железнодорожной насыпи и пытались укрыться в лесу. Фашисты с высоты бреющего полета открыли пулеметный огонь, чтобы помешать нам спасти пострадавших товарищей. Фашисты видели нас и охотились за нами. 30 минут мы лежали под непрерывным пулеметным огнем. Пули сыпались градом. Имеются жертвы.
Убиты:
Посошникова Вера Васильевна — врач-хирург.
Кузнецова Валентина Дмитриевна — медицинская сестра.
Прокофьева Фаина Ивановна — проводница ленинградского резерва Октябрьской железной дороги.
Барабанова Мария Павловна — проводница ленинградского резерва Октябрьской железной дороги.
Звонарев Иван Платонович — раненый красноармеец, следовавший в батальон выздоравливающих.
Ранены:
Овсянников Никита Васильевич — старший фельдшер.
Чернышев Николай Григорьевич — зав. складом военно-санитарного поезда.
Константинова Анна Григорьевна — медицинская сестра.
Тонких Константин Тихонович — санитар.
Все вышеизложенное мы видели и пережили лично, о чем собственноручно написали настоящий акт.
Масленникова В.Д. — медицинская сестра.
Сухаго С. И. — начальник аптеки.
Тонких К.Т. — санитар.
Овсянников H.B. — старший фельдшер.
Чернышев Н.Г. — зав. складом военно-санитарного поезда».
Но, даже выжив на поле боя, пережив ад медсанбата, уцелев при эвакуации и оказавшись вдали от непосредственной опасности, в глубоком тылу, раненым приходилось пройти через тяжелейшие испытания. Здесь, собственно, и начиналось лечение или то, что называлось лечением, при постоянном дефиците медикаментов, перевязочных средств, недостатке медперсонала, зачастую при скверном питании, в тяжелейшей психологической обстановке скопления массы страдающих людей. Здесь начинались осложнения ран, решалась судьба — «жить или не жить», здесь звучали сетования: «Лучше б меня убило, чем так…»
H.A. Тутомлин, директор Московского воспитательного дома, свидетельствовал в 1812 г., что из 3000 французских раненых, размещенных в доме, «ежедневно умирало от ран и поносов от 50 до 80 человек».
Как можно выздороветь, как вообще можно существовать в таких условиях, если В ТЕЧЕНИЕ ЧАСА из вашего помещения выносят 2–3 трупа?! И так каждый день.
Как при этом успокоиться, заснуть, набраться сил, столь необходимых для лечения?
Не только раненые, но и не каждый врач способен равнодушно взирать на такое.
«Разделите судьбу тех, кто сейчас корчится на рогожах, — их оставили врачи и бежали. А те, кто не бежал, сошли с ума, потому что они могли только рыдать, видя страдания людей. (…)
Медикаментов нет, врачи, не выдерживая ада, который они наблюдают в госпиталях, кончают самоубийством», — это описание того, что происходило в немецких госпиталях внутри Сталинградского котла.