Он сел на асфальт. Чарли пригрозил:

— Ах так, ну тогда я позвоню в полицию – пусть проследят за старухой Кнэп. — Он взглянул на часы. — Именно сейчас должно что-то случиться, если она не наврала.

Альт вскочил. Нет, он не допустит еще одного предательства. И унижений больше не потерпит.

— Только попробуй, — задыхаясь, сказал он. Вовсе не Чарли – чужой, злой мальчишка стоял перед ним, и Альт, размахнувшись, всадил ему крепкую затрещину.

— Ты… — опешил Чарли. — Да как ты… Ничтожество! — взвизгнул он. — Моя бледная копия! Мой раб! Да я тебя… — Он вдруг осекся: сквозь ограду на них смотрела тетушка Кнэп. Альт обернулся и, вскрикнув, бросился к калитке.

Тетушка Кнэп, их любимая тетушка, словно сказочная амазонка, горделиво откинув голову, сидела на золотистой лошадке, а впереди важно восседала смешная лохматая обезьяна.

— Возьми меня с собой, — с мольбой сказал Альт.

— Что случилось? Почему у тебя заплаканные глаза? — встревожилась тетушка.

Чарли сидел у ограды, скрестив на груди руки, и надменно щурился.

— Нет-нет, все хорошо, — поспешно сказал Альт, не желая расстраивать тетушку, и опять взмолился: — Возьми меня!

Тетушка грустно покачала головой:

— Не могу. Не ссорьтесь, прошу! — наклонилась, поцеловала Альта в макушку и позвала Чарли: — Дай руку, хватит дурить!

Но мальчик вдруг расхохотался.

— Все трое – ты, лошадь и обезьяна – похожи, как сестры!

Эльза сурово поджала губы, кивнула Альту и тронулась в путь.

Жужа спала и вздрагивала во сне. Ей снился цирк. Он был наполнен запахами, звуками, огнями, в нем всегда жил праздник. Вот две курчавые болонки шмыгнули под ноги. Она успела схватить одну за хвост, и собачонка противно завизжала.

Обезьяна вздрогнула и проснулась.

— Ну, чего ты, дуреха? — Эльза погладила ее по голове. — Не бойся. Не отдам тебя никому. — Вздохнула: — Сегодня все решится. Нам вернут Погги, и мы поедем домой. А может, будет по-другому…

Она прислушалась к шагам за дверью и с тревогой осмотрелась. Вчера так устала, так переволновалась, что, когда ее с Жужей поместили в эту комнату, тут же легла на диван и забылась в беспамятном сне. Только теперь увидела, как здесь необычно. Стены, пол, мебель, — все из желтого с коричневыми разводами материала. Похоже на дерево. Неужели настоящее? Дерево, которое дороже золота? Здесь его столько, сколько не найдешь во всей Сондарии! Уж не попала ли она прямо к Умноликому? Такую роскошь может позволить себе только он. В каких потаенных подвалах хранятся стволы пахучих кедров, сосен, дубов?

— Понимаешь, Жужа, — печально сказала она, — когда-то давно деревья питались солнцем и соками земли. Их листья дышали, они цвели и давали плоды. Деревья были живыми. Но затем леса стали вырубать. Каждый лесоруб старался опередить другого, а сажать новые никому не было охоты – невыгодно. Как только исчезла последняя роща, деревья пришлось штамповать из синтетики. Когда один человек наступает на горло своему ближнему, а потом еще и природе, из этого, милая Жужа, ничего хорошего не получается.

Эльза горестно покачала головой. Встала, прошлась по ковровой дорожке из мерцающего атонила. Выходит, ее особа заинтересовала кого-то, иначе пришлось бы ночевать в менее роскошном месте. Кажется, сюда идут.

Она прижала к себе всполошенную обезьяну – в комнату входил Умноликий. Из-за его спины выглядывал Первый Эрудит. Умноликий сделал ему знак, и тот поспешил исчезнуть.

На миг Эльза опешила – правитель шел прямо на нее. Но вот он остановился, протянул руку к ее бантикам, потрогал и ухмыльнулся. Затем осторожно притронулся к шерстке обезьяны.

— Ишь – и хвост, и уши, — умилился он и тряхнул своей пышной шевелюрой.

Жужа зашипела, отчего Умноликий пришел в восторг.

— Какая смелость! — воскликнул он. — До сих пор никто ни разу не посмел шипеть на меня. Нет, этот зверь мне ояень нравится! Ну-с. — Он остро взглянул на Эльзу, указал ей на кресло, а сам поудобней устроился на диване. — С чем пожаловали, милейшая?

— Я вчера подробно рассказала вашим чиновникам… — запинаясь, начала она.

— Ах да, мне говорили… Однако вы не менее любопытный экземпляр, чем ваше животное: прийти с такой дерзкой просьбой мог лишь кто-нибудь сверхнаивный или умалишенный. Вы, надеюсь, не то и не другое. Кто же вы?

— Тот, кто верит и ждет.

— А кем, собственно, вы доводитесь клоуну? Женой? Сестрой? Двоюродной теткой?

— Цирковой партнершей.

— И все? Великолепно. Вас послало сюда само провидение. Так знайте: вам с обезьяной суждено спасти клоуна…

— Как?.. — вскочила Эльза.

— Очень просто: нужно помочь ему в удивительном, замечательном представлении, после которого он станет одним из самых богатых сондарийцев.

— А все-таки?..

— Сейчас он обо всем расскажет. — Умноликий потянулся к столу и нажал кнопку. Двери распахнулись. Эльза вскочила: на пороге стоял Пипл. Клоун осунулся, побледнел, и только рыжие волосы да карие глаза оживляли его лицо.

Жужа с радостным визгом бросилась к Пиплу. Как ребенок, вскарабкалась ему на руки, защелкала языком и лизнула в нос.

Умноликий расхохотался.

— Вот они, эмоции, пережиток животного мира!

— Я знал, что ты придешь, — сказал Пипл Эльзе Кнэп. Они замерли, не отрывая глаз друг от друга. И опять, как в первую минуту их встречи после долгой разлуки, солнце прорвалось сквозь дымную мглу и обласкало Сондарию теплыми лучами.

Вскоре Эльза уже знала о представлении, которым Пипл мог купить себе жизнь и благополучие.

— «Казнь смехом». Не правда ли, эффектное название я придумал для этой программы? — Умноликий сладко потянулся. — Главное, что перед нами будут не сондарийцы и даже не люди вовсе, а ходячие, двуногие, теплокровные идеи, разоблачить которые не составит особого труда. Желательно, конечно, чтобы это было сделано с блеском, остроумно, изящно!

— Я думаю, Пипл, для нас это единственный выход, — грустно сказала Эльза.

Клоун вздрогнул и взглянул на нее с изумлением.

— Да-да, — повторила Эльза не очень уверенно. — Тем более, перед нами будут не сондарийцы… Обещаем вам, умнейший, мы сделаем свое дело. С блеском, остроумно, изящно…

— Эй, ты! Хватит дрыхнуть! Принеси туфли!

Альт вскочил, протер глаза и бросился к тумбочке.

— А теперь обуй, — приказал Чарли, свесив с кровати ноги.

Мальчик вспыхнул, прикусил губу, но приказ выполнил.

— Полотенце!

Он подал полотенце. Близнецы прошли в ванную. Вот уже две недели, как Чарли жалуется на боль в груди и прямо на глазах толстеет. Что-то стряслось с его сердцем: оно болит, ноет, а порой кажется, вот-вот разорвется. Недавно схватился за грудь, упал и лежал недвижно, пока не прибежала миссис Эла с сердечными каплями. Поэтому и приходится ему во всем угождать, даже когда становится невмоготу от бесконечных капризов и издевок.

— Три спину и шею!

Альт намылил губку и осторожно прикоснулся к плечу брата.

— Сильнее! Не из стекла я, — вспылил Чарли. В ванную заглянула миссис Эла. Лицо ее вытянулось, — она бросилась к сыну.

— Тебе же нельзя вставать! Мигом в постель! Скорей! Отец вызвал на консультацию доктора Прайса.

— Что нужно этому зануде? — поморщился Чарли, и миссис Эла испуганно прикрыла ему рот, потому что доктор уже поджидал в коридоре.

В детской Дитри и Прайс поочередно прикладывали к груди Чарли фонендоскоп, измеряли давление, прикрепляли к его рукам и ногам манжетки с проводами от кардиографа, что-то говорили по-латыни и многозначительно переглядывались. Миссис Эла тревожно посматривала на них.

— Хочу видеть Тэйку, — неожиданно сказал Чарли. — Расскажу ей обо всем, и мне перестанут сниться и это дурацкое море, и этот Шкипер.

— Что такое? Бред? — Прайс из-под очков взглянул на Дитри. — О каком море, о каком Шкипере он говорит?

Лицо Дитри побагровело.