Борода

Вместительный зал заводского клуба блистал красками и весельем. Сверкала тысячью огней красавица ёлка, сыпался дождь конфетти, взвивались в потолок спирали серпантина. В фантастическом беспорядке смешались клоуны и балерины, мушкетёры и принцессы, рыцари и дамы в разноцветных цветастых сарафанах. Был даже один чёрт, в котором многие подозревали слесаря из второго цеха, прогульщика Звонарёва. Пробка, вылетев из бутылки с шампанским, не могла бы упасть на пол, столько было народу.

До Нового года оставалось полчаса.

Иван Никодимович Синебоков, бухгалтер — высокий, несколько лысоватый мужчина лет под пятьдесят, с удовольствием глядя на веселье, пробирался к буфету, намереваясь последний раз выпить… в этом году. Вдруг кто-то потянул его за рукав праздничного пиджака. Иван Никодимович обернулся и увидел Илью Солнышкина, комсомольского вожака завода.

— Иван Никодимович, дорогой, — почему-то трагическим голосом зашептал Илья, — пойдёмте!

— Куда? — не совсем приятно удивился Синебоков, печально посмотрев в сторону буфета.

— Идёмте, Иван Никодимович! Дело — государственной важности!

Хотя бухгалтер знал, что Солнышкин любит преувеличивать, однако под натиском его взволнованности подчинился. Илья, заметив, что Синебоков не сопротивляется, схватил его за рукав и потащил на второй этаж, в костюмерную. По дороге всё прояснилось.

— Понимаете, Иван Никодимович, Стульчиков заболел!

— Очень жаль, только я не виноват. Решил цехком его зарплату жене выдавать, вот я ему и не дал…

— Да не в том дело! Стульчиков же — Дед Мороз! Понимаете? Короче, Иван Никодимович, считайте это комсомольским поручением — сейчас вы станете Дедом Морозом!

— Но позвольте!— вскричал бедный Синебоков. — Я же, так сказать, из возраста вышел!

— Ну что вы, Иван Никодимович, Дед Мороз чем старее, тем лучше!

— Да я комсомольский возраст имею в виду!

Но Солнышкин уже втянул Синебокова в маленькую комнатушку с большими зеркалами.

До Нового года оставалось пятнадцать минут!

На слабо сопротивляющегося Синебокова напялили ярко-синий длинный халат с оторочкой из ваты, такой же бутафорский колпак, зато бороду приклеили настоящую, пышную и белую. Затем Ивана Никодимовича поставили в валенки сорок последнего размера, взвалили на него тяжеленный мешок с подарками и повели в зал.

Но тут случилось непредвиденное: только процессия спустилась с лестницы, как роскошная седая борода отделилась от лица Деда Мороза и улеглась на полу. Бегом побежали обратно.

До Нового года оставалось шесть минут!

С несчастного Синебокова дождём лил пот.

— Сейчас, сейчас, — бормотал Илья Солнышкин, роясь в шкафу, — у меня здесь клей был… Он даже подошвы к обуви приклеивал. Ага, вот он!

Ивана Никодимовича такое сравнение обидело, однако его возражений не стали слушать.

Люди в зале с тревогой посматривали на часы. Осталось всего полторы минуты!

Чёрт, в котором все подозревали Звонарёва, выскочил на сцену и, размахивая хвостом, объявил, что Дед Мороз — это он!

Но в этот момент распахнулись двери зала и произошло явление Деда Мороза народу. Большие настенные часы пробили двенадцать.

— С Новым годом, товарищи! — неуверенным голосом произнёс Иван Никодимович.

Громогласное «ура» было ему ответом. И веселье потекло с удвоенной силой. Дед Мороз, в начале робевший, под воздействием Снегурочки, очаровательной секретарши Настеньки, разошёлся и даже прочитал со сцены стихи, что-то вроде «В лесу родилась ёлочка». Ему дружно аплодировали и делали вид, что не узнавали.

Когда же все развеселились до такой степени, что забыли про Деда Мороза, Иван Никодимович исчез из зала.

Через четверть часа в дверях зала появился странный человек. Очень бледный, в обычном костюме, но с необычной роскошной длинной бородой. Это был Синебоков. Он отчаянно махал Илье Солнышкину. Когда комсорг подбежал, Иван Никодимович дрожащей рукой поманил его за собой в глубину фойе.

— Что случилось, Иван Никодимович? — встревожено спросил Солнышкин.

Синебоков оглянулся по сторонам и, с опаской показывая на бороду, обречённо прошептал:

— Она того, Илья, не отстёгивается!

— Как то есть не отстёгивается?! Не отлипает!?

— Да, да! Не отстёгивается! Не отлипает! Не отрывается в конце концов! Она приросла! — забыв про предосторожность, закричал Иван Никодимович.

Илья ухмыльнулся, что, конечно, не следовало делать, отвёл Синебокова ещё дальше в полумрак и, с его разрешения, подёргал за бороду. Борода не отставала. Тогда Солнышкин потянул за бороду ещё раз изо всех сил — борода держалась как настоящая. Тогда Илья упёрся коленом в живот Ивану Никодимовичу (опять же с его разрешения) и потянул бороду не на шутку. Лицо Ивана Никодимовича набрякло, он скрежетал сквозь стиснутые зубы:

— Мучитель!.. Я те… я те этого не забуду!

Увлёкшись, они не заметили, что стоят уже в кругу болельщиков. Солнышкин устал, его сменил кто-то, потом ещё кто-то. Всё напрасно, борода держалась.

— А что если сбрить её, Иван Никодимович? — догадался Илья.

— А толку-то! — вскричал плачущим голосом Синебоков. — Подкладка останется! Ещё страшней!..

Удивляются теперь люди, впервые видевшие Синебокова: откуда у этого сравнительно нестарого человека такая пышная седая борода? Иван Никодимович на вопросы отвечает шуткой или совсем отмалчивается. При этом поглаживает бороду.

Он регулярно моет её и тщательно расчёсывает специальной щёткой. Холит.

Ведь скоро — новый Новый год.