(Воскресная ностальгия)
Над испанской границей вечерняя тишь…
Под негаснущим солнцем вершины искрятся —
мирозданья врата… Очертанья шиферных крыш
остались во Франции — задником декораций.
С колокольни Сальента
{4} к нам долетает звон —
воскресный… Ветер в зеленых скалах резвится.
И пахнет югом. И западный горизонт
багрян. И светло струится пшеница.
Мычанье красных коров, тяжелых от молока,
идиллических пастбищ очарованье.
И речь пастуха сердцу до боли близка…
И над родиной — тень вечернего умиранья…
Блаженство, покой, глухомань. И бредут стада,
и — как звездами высь — полны луга бубенцами.
Глухомань, блаженство, покой. И поет вода,
и колокольчики вторят звонкими голосами.
— Прибой неведомого, сын,
тебя приносит и уносит.
И где тебя оставит он?
К тебе взывают
оттуда, с той же страстью,
как я — здесь; и в смятенье, в плаче,
как я — там, боятся, что навеки
ты — здесь останешься.
О море,
поглоти меня или отринь меня,
здесь или там, но с ним.
Львица страсти
сердце рвет на части.
Девичий хор, прозрачно-ломкий,
старинной песней серебрится,
когда в лучах закатной кромки
листва вечерняя багрится.
Львица страсти и т. д.
Какою дрожью пронизало
вас, крики, свежести клинки,
Откуда в вас надлом усталый,
осадок вековой тоски?
Львица страсти и т. д.
Глаза певиц — цветы страданья
среди стволов, а голоса…
То звезды певчие в фонтане,
где отразились небеса.
Львица страсти и т. д.
Не плачьте в песнях хоровода!
Пусть боль чужая вас не мучит.
Достанет слез, когда чрез годы
к воспоминаньям жизнь приучит.
Львица страсти и т. д.
Придут иные вечера,
и сей закат полуугасший
предстанет, словно был вчера,
пред всею правдой жизни вашей.
Львица страсти и т. д.
Завесу грусти, смех, сорви!
Ведь быть чему — не миновать.
Так умирайте от любви
и заставляйте умирать!
Львица страсти и т. д.
1
— Мама, знаешь, я забыл о чем-то.
Ты не скажешь, что забыть я мог?
— Все белье уложено, сынок.
— Да… И все же, я забыл о чем-то.
Не подскажешь, что забыть я мог?
— Все ли книги ты собрал, сынок?
— Все… Но только я забыл о чем-то.
Подскажи мне, что забыть я мог?
— Свой портрет ты… увезешь, сынок?
— Нет… Но я забыл, забыл о чем-то.
Вспомни, мама, что забыть я мог?
— Успокойся и поспи, сынок…
И 2
Мама! (Как переменилось утро…)
Голос твой живой сорвется с уст,
но его я не смогу услышать!
Час прошел, а мир — настолько пуст!
Все дороги в никуда уводят,
утро на земле, а свет погас!
Мама, вспомнил! Как же позабыл я
о тебе и о себе — о нас!
Черный север. Стонет ветер стылый,
необъятный ветер…
(…Тарантас.
Кучер поет. Эвкалипты,
сонно плывущие мимо,
качают на ветках ветошь
от паровозного дыма.
Нырнув под мост, Риотинто
багряные катит буруны
к окраине. A за нею —
широкий простор лагуны.
Сын стражника тарантасу
машет ручонкой. Хрустко
скрипят песчинки. Повсюду —
запах гнилого моллюска…)
Неделя солнца и воды!
Веселье солнца и воды!
— Моей любви, моей беды! —
…Похмелье солнца и воды!
Над карнавальной суетой
бьет в окна ливень золотой!
— А сердце бродит сиротой —
И вечер серый и пустой…
— В ее зрачках вечерний свет
как будто верности обет.
(Вечерний свет, неверный свет!)
— Не узнаешь? — И да и нет…
Неделя солнца и воды!
Веселье солнца и воды!
— Моей любви, моей беды! —
…Похмелье солнца и воды!