— И вы отдавали?! — праведно возмутилась Василиса.

— Вы что?! — в том же тоне изумился Слава. — Нет, конечно! Он их похищал, заручившись помощью оборотня. Самое главное, мы никак не можем отвадить Горыныча от наших девиц, не поймав оборотня. А видели его немногие, и…

— Что?

— Он страшен! Это медведь огромный под три метра ростом, если на задних лапах, а как в человека превращается, не ведает никто, только после себя он всегда одежду оставляет, когда медведем становится.

— А как же вы тогда об этом узнали, что он оборотень? — не понял я.

— Очень просто. Из тех кустов или ям, откуда он обычно вылезает, потом достают одежду, дюже растянутую или порванную.

— Хм, сомнительная версия, — хмыкнул я. — И что? Так и не остановили Змея?

— Летает, клятый, — вздохнул князь. — Ладно, что это мы о грустном?

— Э-э, стойте, — остановил я его. — А на что ж вам богатыри-то?

— Да ну, богатыри, — буркнул Мстислав. — Змей сам, лично тут не появится, пока Медведя не поймают. А этого даже Игорек, мой знакомый леший, не смог. Вот теперь со дня на день опять появится, жену мою похитит, Любоньку. Уж и не знаю, что делать… — вдруг он наклонился к моему уху и прошептал: — Агент, береги свою царевну… глаз да глаз за ней нужен, Змей-то особенно приезжих любит…

Князь помолчал. Тут Грызь поднес нам вина. Князь предложил мне, но я наотрез отказался — еще с прошлого месяца трезвенник. Пир продолжался; веселье же только началось.

К концу "вечеринки" Волк упился до икоты и в обнимочку с тремя пьяными боярами, ничуть не смущавшимися обществом говорящего зверя, горланил сказочнорусскую народную песню, сочиненную не так уж давно, но столь популярную, что автор добровольно-принудительно передал свои лавры всему народу русскому. Текст ее, на мой взгляд, можно воспроизводить исключительно после трех литров:

"Когда б имел я златые горы

И реки, полные вина…

Тогда бы ты без всяких споров

Со мною в ЗАГС пошла сама."

"Не упрекай несправедливо,

Скажи всю правду ты отцу.

Он даст нам двести тысяч ливров —

Тогда пойду с тобой к венцу."

"Ах нет, твою, голубка, руку

Просил я у него не раз.

Но он не поднял даже трубку

И вмиг смотался в Гондурас.

Спроси у сердца ты совета,

Страданьем тронута моим.

И мы с тобою без билета

В Канаду завтра полетим."

"Ну как же, милый, я покину

Семью родную и страну?

Ведь ты уедешь в Аргентину,

А я в Канаде не усну…":))

Умчались мы в страну чужую,

А через год он изменил.

Забыл Распутину простую,

Когда Орейро полюбил.

А мне сказал, стыдясь измены:

"Ступай, Мария, в дом отца.

Оставь на время мои стены,

Держи билеты в два конца.

За речи, ласки огневые

Я награжу тебя "Рено" —

Иль "Джип"-мигалки золотые,

Иль черный "бумер" заводной?.."

Я, кстати, себя не обеляю, я тоже немало хлебнул сладкого вина и, кажется, захмелел. Мстислав увел к себе Василису, прельстившуюся собиранием микросхем для "Пентиума" (вот с этого-то горя я и отбросил принципы непьющего). Ко мне подошла жена князя Мстислава и принялась щебетать о всяком, о разном. Я под весом ее речей склонял опухшую от женских премудростей и бесед про тушь "Макс фактор" голову все ниже и ниже, пока из вежливости не пришлось будить самого себя.

Когда все разошлись, я, уныло плетясь в отведенную мне комнату, услышал за одной из дверей голоса. Очень знакомые.

— Ой, ну ладно, пойду. А то Ванька еще начнет переживать, решит, что ты и есть Медведь, — звонкий смех Василисы.

— Иди… только не забудь: в двенадцать, когда все уснут, — ко мне… и не разбуди их пищалкой, — а это князь.

— Я пошла.

Я юркнул за угол и увидел, как Вася вышла из-за двери. Она поправила рукав сарафана и направилась к своей комнате. Думаю, вы догадались, какие мысли пришли ко мне в голову… и я ничего не мог с собой поделать, меня просто жгла каленым железом мысль о том, что она останется в Суздале, с Мстиславом. Дождавшись, пока царевна скроется в комнате, я выскользнул и… налетел на хмурого Грызя. Он зло сверкнул в меня глазами.

— Чего надо? — недоброжелательно осведомился парень.

— Ничего, ты свободен. Хотя… — какой я умный, какая идея! — Разбуди меня в двенадцать… нет, в без десяти двенадцать ночи.

— Будет сделано, — улыбнулся себе под нос беззубый мальчишка и умчался.

Тут я ощутил, что кто-то тянет меня за рукав. Я обернулся. Передо мной стоял десятилетний Савка со своим коллегой Димой.

— Дядя агент, не слушайте его, — сказал Савка. — Не просите Грызя ни о чем…

— Это еще почему? — заинтересовался я.

— А он Медведь, — просто ответил Димка.

До меня не сразу дошло:

— Какой-такой медведь?

— Оборотень он, — шмыгнул носом Савка. — Тот самый.

Как вы думаете, я ему поверил?! Десять лет человеку, пофантазировать хочется… конечно же, позже я пытался оправдать свое неверие ударившим в голову хмелем. А сейчас просто выдавил из себя жалкое "спасибо" и удалился в свою комнату на трех конечностях, поскольку от возмущения круто споткнулся на обе ноги сразу.

Добравшись до кровати, я упал ничком, не раздеваясь, и куда-то провалился. Во тьму, наверное.

Всю ночь снилась чепуха. Сначала Василиса, почему-то в кафтане князя Мстислава, гонялась за мной с горячим паяльником, громко вопя голосом царя: "Куда ты дел свои мозги?! А ну отдай мне свои мозги, немедленно! Куда ты их запрятал?" Потом Грызь бегал вокруг Волка, а Медведь размером с кота мчался за ним и в конце концов проглотил; ему, очевидно, оказалось много, и он лопнул на моих глазах. Затем опять царевна, в торжественной обстановке где-то в концертном зале, вручает мне премию "Изменник года" и наклоняется к моей щеке, собираясь поцеловать, и… я проснулся!

Причем вовсе не просто так. Меня действительно хотели "поцеловать в щечку" — и кто бы вы думали?! Я сперва ошарашенно вытаращился: с каких это пор Прекрасная носит в летние ночи медвежью шубу?..

МЕДВЕЖЬЮ?!

О, боже!!!

Я подпрыгнул на месте. Гигантский медведь с ревом разогнулся и, врезавшись темечком в каменный потолок, обиженно рявкнул. Мой взгляд упал на часы. Без десяти двенадцать…

Он все-таки меня разбудил.

Уши заложило от рыка, руки устали отмахиваться от страшилища чугунным казаном, в глазах уже плавали цветные пузырьки. За полчаса Медведь успел меня вымотать до безобразия, оставаясь свеженьким как огурчик. Я кое-как выскочил из комнаты, бросив казан, и принялся колотить в дверь Волка.

В дверной проем высунулась сонная физиономия Волка и раздраженно поинтересовалась:

— Чего еще?

— Пусти меня! Пусти! — надрывался я. — На меня Медведь напал!

— Какой-такой медведь? — огрызнулся Волк.

— Не время меня цитировать! Пусти же! Это Грызь, он за мной гонится…

— Не понял? — удивился Серый соня. — Ты что, разве красна девица?

— А то сам не видишь, — я влетел, наконец, к Волку и запер дверь изнутри.

— А чего он тогда за тобой гонится?

— А я почем знаю, — буркнул я, придвигая к двери тумбочку. — Но ведь гонится же…

— Д-да, — ошарашенно признал Серый Волк, так как в дверь явно кто-то стучал: посуда на полке и флакончики на тумбочке задрожали мелким ознобом и полетели на пол, раздался мощный удар, и что-то снаружи зарычало.

И тут я почувствовал легкое беспокойство из серии: "Блин, что же я забыл?" Пока пытался вспомнить, тумбочка, нагло оттолкнув меня, лихо отъехала к окну на скорости чокнутого поезда, а деревянная дверь хряпнула, и в пролом влезла огромная мохнатая лапа. Ух, ну и когтищи! Прежде чем Волк, опережая меня, бросился держать щеколду, лапа открыла ее и убралась. Как раз в этот момент до меня дошло: