Придя в 1937 год из искушенного политической показухой 2010-го, я хорошо видела, что эти руководители республик и автономий не то что не лицемерили или старались всеми силами подольститься, нет, они все без исключения находились в состоянии почти религиозного экстаза от сознания того, что могут выразить обуревающие их восторженные чувства. Я смотрела на происходящее и понимала, почему именно и в пятидесятые годы моей реальности, и в более близкие мне восьмидесятые огромное количество людей торопились прокричать со страниц книг, с экранов телевизоров или с высоких трибун о том, как они кривили душой, когда участвовали в формировании культа личности. На самом деле они пытались оправдать самих себя в том, что просто-напросто чистосердечно закрывали глаза на репрессии, террор, диктатуру и были готовы молиться на вождя, который в течение тридцати лет буквально держал их под гипнозом…
Постепенно наша свадьба приобрела формат демонстрации достижений народного хозяйства и соцсоревнования на наиболее емкое и политически грамотное поздравление. За один вечер госколлекция сталинских подарков пополнилась огромным количеством уникальных экспонатов, которые навезли в Москву со всей страны. Ближе к одиннадцати Сталину на согласование принесли завтрашние газеты. Их первые полосы были украшены нашими фотографиями, краткой информацией о том, на ком женился Отец народов, перечислением всех, кто присутствовал на свадебном банкете, и сталинской речью, в которой он уведомлял советских граждан, что страна стоит на пороге великих перемен.
Как и было запланировано, вся эта феерия длилась до глубокой ночи. В пятнадцать минут четвертого мы сели в автомобиль и выехали из Кремля. Всю дорогу до дома мы сидели обнявшись и молчали, потому что сил говорить после этого мероприятия у нас не было никаких.
И только на даче, когда мы пришли в гостиную, Сталин сказал:
– Тебе осталось пятнадцать минут. В следующий раз я буду ждать тебя ровно через три дня в семь вечера по тем координатам, которые в приборе. Я хочу, чтобы ты пробыла дома не дольше суток.
– У нас свадьба только что была, а мы расстаемся на три дня! – сказала я заплетающимся от усталости языком. – Ну как это так? А где же наша первая брачная ночь?
– На дворе уже утро наше первое брачное. И потом… Это я расстаюсь с тобой на три дня, потому что меня дела ждут. А ты со мной встретишься гораздо раньше. Стой здесь, я сейчас приду, – сказал он и вышел из комнаты.
Вернувшись, он протянул мне какой-то сверток:
– Это тебе. Можешь считать это свадебным подарком, а можешь думать, что это тебе дали вместо значка или медали за заслуги перед родиной.
– А что это? – Я хотела развернуть и узнать, что находится внутри небольшого, но неестественно тяжелого пакета.
Однако Сталин остановил меня:
– Дома посмотришь. Думаю, на некоторое время это даст тебе возможность беспрепятственно летать сюда, не отвлекаясь на заработки, и отпраздновать свадьбу сына так, как ты мечтала…
В этот момент щелкнул таймер, и я оказалась в своем времени, где было полпервого ночи. Обнаружив на диване спящего без задних ног Натаныча, я пошла к себе и посмотрела, что именно лежит в загадочном свертке. После этого, поняв, что действительно заслуживаю империалистических подарков, я приняла душ и легла спать в состоянии обжигающего счастья.
В семь утра меня разбудил звонок в дверь. Надеясь на то, что сын проснется и выяснит, кого нелегкая принесла, я повернулась на другой бок и накрыла голову подушкой. Мелодичная трель повторилась.
– Глеб! Пойди разберись! – крикнула я и прислушалась.
Из его комнаты не доносилось ни единого звука. Он вообще здесь или уже куда-то уехал? Мне пришлось сползти с кровати и пойти в прихожую.
– Кто там еще? – я высунула голову в общий холл.
Из-за дальней железной двери раздался голос Натаныча:
– Иди сюда! Разговор есть!
Ругаясь на чем свет, я пошла открывать:
– Тебе делать нечего? Да? Семь утра! Жара идиотская дышать не дает. Я после свадьбы в себя пытаюсь прийти. А ты бродишь здесь, как привидение!
Он сунул руки в карманы шортов и, наклонив голову, посмотрел на меня:
– Симпатичная у тебя ночная рубашка. Интересно, а чего ты ее с собой в 1937 год не берешь?
– Ты пьяный что ли опять?
– Трезв как стекло. И заметь! Прекрасно себя чувствую!
Мне захотелось спустить его с лестницы:
– Я поспать имею право? Мне, знаешь, это вообще нечасто удается. А ты приходишь и будишь меня ни свет ни заря! Говори, что надо, и уходи!
Он стал прохаживаться вдоль лифтов:
– Знаешь, я вчера весь вечер думал и пришел к выводу, что если я полечу к Косыгину, то он выпишет мне допуск к моей установке, и тогда я смогу, как ты говоришь, жару отключить.
– Ну так и лети к своему Косыгину! А еще можешь Брежнева навестить, Суслова, Устинова… и еще кого-нибудь, кто мил твоему сердцу. Только я не понимаю, зачем ты сюда в такую рань приперся!
Он подобрал с пола какую-то рекламку:
– Для реализации моих планов мне нужен Windows 98. У тебя есть установочный диск?
Я поняла, что заснуть мне уже не удастся:
– Нет у меня диска. И не было никогда. Я даже не знаю, как все это устанавливается. Бред какой-то! Если тебе поговорить хочется, так давай пойдем кофе выпьем. Или ты предпочитаешь тут, возле мусоропровода, объясняться?
Натаныч замахал руками:
– Нет, нет, нет… У тебя там Глеб… Он и так обо мне невысокого мнения из-за твоей распущенности, а тут еще меня на кухне увидит… Ладно, раз диска нет, то я пошел…
– Ну счастливо! – Я хотела захлопнуть дверь, но он остановил меня.
– Слушай, какой же я дурак! Ведь я могу взять эту системную папку в твоем старом лэптопе, где ты гороскопы считаешь. Дай мне его на пару часиков. Я тогда к вечеру успею вернуться из 1974-го и заброшу тебя, куда скажешь.
– Натаныч! Зайди в квартиру. Я не могу бегать тут в таком виде. Глеб, кажется, ушел уже. А ноутбук у меня на антресоли рядом с елкой лежит. Мне минут пять понадобится, чтобы его вытащить.
Тут у меня из-за спины раздался заспанный голос сына:
– Мам, кто там пришел? Я вчера сантехника вызвал. Это он?
Натаныч приложил палец к губам, а я крикнула:
– Нет! Это ко мне! Соседка с пятого этажа! – Я посмотрела на щуплую фигуру моего друга и засмеялась. – Ладно, герой-любовник, жди здесь. А то, действительно, сейчас он начнет выяснять у тебя, сколько сигарет я выкуриваю, почему без букета пришла… Я мигом!
Быстренько шмыгнув домой, я на цыпочках прошла в кухню, взяла табуретку и полезла на антресоль. К счастью, ноутбук лежал с краю. Я схватила его и выскочила к Натанычу:
– Держи. Только я вспомнила… У него же USB-порт не работает. Я тебе говорила. Ты не сможешь папку достать.
Натаныч покрутил в руках мой увесистый компьютер:
– Такой кирпич! Да еще и порт сгорел! Ну ничего. Я из него все, что мне надо, через флоппи-диск выужу…
– Через что? – не поняла я.
– Темная ты! – он ткнул пальцем в боковую прорезь. – Через дискету! Ну, мне пора. А то в 1974-й не успею.
Не дожидаясь, когда приедет лифт, я помахала ему и пошла обратно. К своему ужасу, я застала Глеба у себя в комнате с фотографией в руках.
– Мама! – Он удивленно смотрел на меня. – Это что еще такое?
Чаша моего терпения лопнула, и я решила сказать ему правду:
– Это мое свадебное фото. Вчера в 1937 году я расписалась со Сталиным. Это он заваливает меня цветами, подарил кольцо с бриллиантом и попросил принести ему литературу, чтобы вести страну к светлому будущему!
Глеб улыбнулся и еще раз посмотрел на снимок:
– Да… А я и не знал, что ты так лихо в фотошопе работаешь. Практически не заметно, что это фотомонтаж. Только вот с историей у тебя напряженка. В 1937 году Сталин такую форму не носил. Это гораздо позже было! – Он положил фотку на стол. – Ну, я пойду еще посплю. Мне в двенадцать на пресс-конференцию ехать…