— Вообще-то его имя Шерман, — пояснила Шерри, — но я зову его Шерм.

— Иногда мы бывали сердечно близки, — прокомментировал я.

— Вы поступаете очень порядочно в нашей ситуации, — сказал Дэнис.

— Цивилизованно, — ответил я. — Я цивилизованный человек, и это дает всем возможность чувствовать себя гораздо удобнее. Будете мартини?

— Спасибо. Не возражаю.

Я разлил мартини, а они сели на диван и взялись за руки. Когда я подавал мартини, он взял свой бокал в левую руку, а она свой — в правую, и это позволило их свободным рукам продолжать держаться друг за друга. Что касается меня, то я мог держать мартини в любой руке или сразу в обеих, о чем раньше и понятия не имел.

— Я полагаю, — начал я разговор, — что мы могли бы попутно решить и наше дело.

— Прошу простить, Шерм, но нам не остается ничего иного, — Дэнис посмотрел на меня мужским взглядом.

— Та-ак, — протянул я, — насколько я понимаю, вы хотите кое-что у меня отнять, а я, естественно, хочу сохранить то, что имею, и это создает проблему.

— Проблему? — переспросил он. — Я не вижу здесь какой-либо особой проблемы.

— И я не вижу, — сказала Шерри. — Вовсе никакой проблемы нет. Просто ты и я разводимся, Шерм, а ты и я женимся, Дэнис, и все.

— Как мне кажется, — поддержал ее Дэнис, — это, действительно, все.

— Как мне кажется, — возразил я, — не совсем. Я склонен вести себя цивилизованно и благопристойно, что во-первых, но я не склонен сдаваться без боя, а это уже во-вторых. Я настаиваю на равенстве возможностей в этом деле, но в то же время, чтобы это было приемлемо для вас, и поэтому я подумал о способе, при помощи которого все можно уладить дружески. Не желаете ли выслушать?

— Не знаю, — отозвался Дэнис. — Мне вообще ничего не хочется выслушивать.

— А почему? Давай послушаем, Дэнис, — попросила его Шфри.

— Никому от этого хуже не станет.

— Ладно, — он вяло согласился. — По крайней мере, это будет справедливо.

— Отлично! — подытожил я. — Вы пока посидите ручка в ручку, а я сейчас вернусь.

Пройдя через комнату к бару, я достал три маленькие бутылочки с красным портвейном и возвратился. Затем выстроил бутылочки в ряд на кофейном столике перед диваном.

— Что это? — спросила Шерри.

— Бутылочки с портвейном, — ответил я. — Я сам приготовил их сегодня утром.

— Мне все это кажется абсолютно нелепым. Для чего?

— Видите ли, они являются частью моего плана разрешить нашу проблему дружески. Одна из этих бутылочек слегка отличается от двух других. В две из них налит обычный портвейн, но в третью добавлено достаточно яду, чтобы через минуту отдать Богу душу. Мой план и заключается в том, чтобы один из нас выпил отравленный портвейн и избавил, тем самым, от хлопот двух других.

— Шерм, — заметила Шерри, — у тебя всегда было извращенное понимание юмора, и настало время сказать тебе об этом.

— Это разумный шанс для каждого из нас получить все или ничего, — возразил я. — Это цивилизованно, и… утонченно. Вполне уместно и приемлемо для трех таких цивилизованных и утонченных натур, как мы.

— Теперь, когда ты объяснил, — сказала Шерри, — я считаю, что ты прав. Это, действительно, настолько цивилизованно и утонченно, насколько это вообще может быть.

Впервые, после того как она села, Шерри высвободила руку и положила на нее подбородок. А прежде чем положить подбородок на руку, она поставила на колено локоть. Так она и сидела, уста-вясь на маленькие бутылочки с портвейном, откровенно заинтригованная перспективой для двух мирно настроенных мужчин рисковать протянуть ноги ради возможности обладать ею, в случае, если портвейн окажется «без каверзы».

— Послушайте, — словно очнулся Дэнис. — Здесь три бутылочки. Неужели вы всерьез предполагаете, что и Шерри будет участвовать в этом фантастическом предприятии?

— Это необходимо, — пояснил я, — чтобы предоставить всем сторонам равные возможности. Если мне достается отравленный портвейн, мне не достается Шерри. Если ей достается отравленный портвейн, то она не достается никому. Если мы пойдем на это, то все должно быть сделано основательно и тщательно, с учетом всех нас. С этим, я думаю, Шерри согласна.

— Я согласна, — сказала Шерри. — Вполне справедливо, чтобы я участвовала.

— Я категорически запрещаю, — запротестовал Дэнис.

— Не будь так безапелляционен, дорогой, — возразила Шерри. — Вряд ли ты здесь в состоянии запретить что-нибудь.

— Вы должны разделить эту точку зрения, Дэнис, — подтвердил я.

— Никто из нас не наделен тут правами диктовать друг другу условия. Самое большее, что вы можете — это отказаться от участия.

Шерри повернула голову и посмотрела на Дэниса широко раскрытыми глазами. Было очевидно, что подобная нерасположенность Дэниса к моей затее явилась для нее сюрпризом.

— И правда, Дэнис, — сказала она, — если ты не считаешь нужным воспользоваться простым шансом ради меня, то, разумеется, тебя никто не будет принуждать к этому.

— Дело не только в шансе, — Дэнис рассуждал здраво. — Подумайте о последствиях. Допустим, все мы берем по бутылке и проглатываем содержимое. Один из нас выпивает отраву и умирает. Можно с уверенностью сказать, что двое других из-за этого окажутся по уши в дерьме, расхлебываясь с полицией.

— Верно, — кивнул я. — Но я предвидел это и придумал способ избежать разбирательства. Мы не станем пить портвейн здесь. Каждый из нас возьмет с собой по бутылочке при расставании. И каждый выпьет портвейн, когда будет один, а двое уцелевших встретятся завтра пополудни, положим, в три часа в коктейль-холле кафе Пикарди. Это, согласно моему образу мышления, помимо разрешения ситуации с полицией, вносит трогательный элемент романтики, не говоря уже о тревожной неопределенности. Кто будут эти двое? Кто встретится у Пикарди завтра?

Дэнис горестно взглянул на меня и произнес:

— Я надеюсь, черт возьми, это будем не мы с вами!

— Означает ли это, что вы согласны поступить так?

— Полагаю — да. Я смотрю, Шерри целиком «за».

— Конечно, — сказала Шерри. — Конечно, я «за». Шерм, последняя часть абсолютно гениальна. Хотя я была склонна некогда преувеличивать твои достоинства, сейчас я вижу, что в определенных отношениях я не воздала тебе должного. В данном случае мне приходит на ум только одна деталь, которую ты упустил из виду и которая вызывает разочарование.

— Какая именно?

— Тебе следовало бы использовать шерри[2] вместо портвейна.

— О, шерри для Шерри! Я не додумался до такой тонкой ассоциации. Боюсь, однако, что уже поздно что-либо менять.

— Увы! Но, как бы это ни разочаровывало, придется обойтись портвейном.

— Подождите! — вмешался Дэнис. — Шерм, вы знаете, в какой бутылке яд?

— Нет, — ответил я. — Бутылочки одинаковые, и я перемешал их с закрытыми глазами. По крайней мере, вы с Шерри можете первыми выбрать бутылочки, а я возьму ту, которая останется. Устраивает это вас?

— Безусловно! — как отрезала Шерри. — И я не думаю, что это прилично с твоей стороны, Дэнис, предположить, будто Шерм мог обмануть в деле, затрагивающем его честь. А сейчас предлагаю выпить еще мартини и немного поболтать.

Мы выпили еще и поболтали, а потом я отправился в центр города в гостиницу и снял там номер. В номере, надев пижаму, в которой я хотел умереть, я выпил портвейн и лег на кровать.

Я сидел за стойкой в баре, потягивая «амброзию хайбол», когда пришла Шерри. Это отнюдь не был коктейль-холл кафе Пикарди, но это было приятное место, и здесь, сидя на небольшом возвышении, наигрывала красивые мелодии на концертной арфе талантливая и милая девушка. Шерри, несомненно, была удивлена тем, что видит меня, и явно в затруднении насчет того, радоваться ей или нет. Как бы там ни было, она присела за стойку рядом со мной.

— Ради всего святого на земле, что здесь делаешь ты?

— Привет, Шерри, — откликнулся я. — Странно, что ты выбрала это выражение.