С ними вы смыкаетесь разве что по уровню речевой культуры, но мы сейчас не об этом. В парламенте все-таки нужны не «простые обыватели», без определенного уровня экономических знаний там, пожалуй, и делать нечего.

И уж поскольку речь зашла о «больших людях», то хочется коснуться истории слова «чиновник». С ним произошла совершенно аналогичная метаморфоза. В том же ожеговском словаре «чиновник» как «государственный служащий» изображен только «в России до 1917 г.». А современное значение — исключительно ругательное: «человек, который ведет свою работу равнодушно, без интереса, бюрократически». Теперь, однако, средства массовой информации называют чиновниками всех, кто сидит в важных кабинетах и решает важные вопросы. Не становится ли это слово стилистически нейтральным? Не потеряет ли оно оттенок отрицательной оценки? Тем более что отнюдь не все чиновники «до 1917 года» были болванами, карьеристами и лихоимцами. Водились среди них и подлинные сыны отечества. В общем, посмотрим, как дальше ляжет речевая фишка.

Каждый человек имеет право быть простым обывателем. А также простым чиновником, добросовестно справляющим свою должность. Бурная политическая активность, творческое или научное подвижничество, самоотверженная благотворительность — все это занятия сугубо добровольные. Но если смиренные обыватели и исполнительные чиновники составят сто процентов населения… Нет, никак не обойтись России без энного количества людей, которых можно определить старинным и вечным понятием — «гражданин».

«Ну, что ты как нерусский?» Такое присловье помню со времен детства, ребята во дворе часто так говорили. В смысле: какой ты бестолковый, русского языка не понимаешь!

Никакого национализма. Вроде бы. В ту пору, как сейчас многие говорят, все люди были одинаково советскими. Дескать, мы и не разбирали, кто есть ху. Но вот я по-набоковски командую: speak, memory! Память, говори! В моем родном городе Омске, в том числе и в моем дворе, обитали представители разных национальностей: русские, украинцы, евреи, татары, немцы… В соседнем подъезде, помнится, жили братья Вова Фриц и Толя Фриц. Из-за отца-немца клички получили. Значит, даже дети различали друг друга по этническому признаку.

Все народы многонационального отечества были равны, но один был всех «равнее». Не ведать или не помнить этого — не знать подлинной истории СССР. Дореволюционное «инородец» сменилось на советское «нацмен», которое потом было тактично выведено из обихода. Но понятие-то оставалось. Скажем, при вхождении в высшие слои партийной элиты советский VIP, у которого в паспорте значилось: «украинец», почему-то перекрашивался в «русского». Я уж не говорю о представителях тех национальных меньшинств, которым было трудно устроиться на скромную должность журналиста, редактора или преподавателя. Тем, кто их туда рекомендовал, циничные кадровики выговаривали с юмором: «Что вы нам все французов присылаете?» А иногда и открытым текстом заявляли: «Есть сомнения насчет чистоты крови». Было это, было в блаженную эпоху Брежнева и колбасы по два-двадцать.

Как-то прочитал я в газете «День литературы» следующий ностальгический пассаж: «Одну из своих операций я пережил в 1966 году, сорок лет назад, в Красноярске. Когда очнулся, вижу — капельница стоит, рядом, из которой кровь переливали. Я скосил глаза, смотрю — фамилия донора. Нерусская. И затревожился. Думаю, как же я теперь писать-то буду. И не повредит ли это мне, русскому человеку. А к тому времени у меня хоть две маленькие книжечки, но все-таки вышли. Ну, слава Богу, обошлось».

Рассказано, конечно, в шутливом тоне, но как-то не смешно. И даже грустно, особенно если учесть, что автор процитированных строк — Валентин Распутин. Бога поминает, а христианского принципа «несть ни эллина, ни иудея» не разделяет — даже на медицинском уровне. Жаль.

Но присмотримся к слову «нерусский» с чисто лингвистической точки зрения. С частицей «не» существительные и прилагательные пишутся слитно, если их можно заменить синонимами без частицы «не». Если кровь «нерусская», то какая? Татарская? Еврейская? Как-то выходит, что само слово «нерусский» не годится для благородно-интеллигентной речи. Правда, в прежние времена были у нас учебники «для нерусских школ» (то есть для таких, где преподавание велось на других языках), но потом от него отказались, заменив на формулу «для национальных школ».

Выскажу свое мнение без обиняков: подлинный русский интеллигент строит свою речь так, чтобы не касаться этнического происхождения собеседника. Если тот сам хочет поведать о национальных корнях — этого его дело. Но разговаривать с кем бы то ни было как с «нерусским» — недостойно. Потому и возникла после естественной смерти сочетания «советский человек» практическая проблема: как именовать граждан Российской Федерации? «Дорогие россияне!» — обращался к нам Борис Ельцин, эту формулу унаследовал и его преемник.

Однако в быт старинное слово входит как-то неуверенно. Показательно, что в новых изданиях словаря Ожегова оно значится во множественном числе: «россияне». «Я — россиянин» — так говорить люди почему-то стесняются. Слишком торжественно, слишком пахнет восемнадцатым веком. Да и как перевести? Над английским языком мы не властны, не внедрим туда «Rossiyanin», все равно они будут писать и говорить «Russian».

Но лучшего слова пока нет, и едва ли оно появится. Произнося слова «я, россиянин», «мы, россияне», говорящий тем самым голосует за сохранность великой России в ее нынешнем многонациональном объеме. И неправы те бездумные думцы, что смеются над словом «россиянин» и навязывают представителям всех народностей РФ стандартизующее наименование «русский».

Величие нашего языка еще и в том, что он не позволяет спекулировать самим словом «русский». Ведь, независимо от национальности, любой россиянин может идентифицировать себя в качестве «русского писателя» (к черту расистский ярлык «русскоязычный»!). А кичливость иной раз приводит к стилистически неуклюжему, даже неграмотному употреблению гордого эпитета. Вот письменники поздравляют в «Литгазете» своего собрата с 80-летним юбилеем. Все они, кстати, его моложе, но обращаются к нему на «ты». Богемная манера? Нет, скорее совковая, партийно-номенклатурная. Итак, читаем: «Звание лауреата Государственной премии России ты заслужил не сидением в президиумах, а русским неподкупным словом собственных книг». «Русским словом книг…» Напиши что-нибудь подобное желторотый абитуриент, ему за такой наворот снизили бы оценку. Не русский это язык. Это смесь шовинистической риторики с пыльным канцеляритом…

Зададимся простым вопросом: как станут называться все граждане нашей страны лет через двадцать? Если «россияне» — то Российская Федерация будет та же, что сейчас. А если «русские» — то уже без Северного Кавказа, с дырами в Поволжье… Лучше не продолжать. Вот какая получается история с географией плюс с лингвистикой… Останемся россиянами — сохраним Россию.

«Свежо предание, а верится с трудом» — слышал я от родителей, когда пытался соврать. Что эта фраза принадлежит Грибоедову, узнал позже, читая «Горе от ума» в красивом иллюстрированном издании альбомного формата. То же самое с репликой «Тяжела ты, шапка Мономаха!», звучавшей в доме в трудные минуты. Казалось, «шапка-мономаха» — нечто вроде папахи. Потом прояснилось: нет, это Борис Годунов в трагедии Пушкина говорит так о форменном головном уборе русских царей.

Так и живут в нашей речи крылатые слова. Вылетают из книг, забывают имена своих создателей, становятся частью языка. Это своеобразные иероглифы культуры, богатые смысловыми и эмоциональными оттенками. Это украшение нашей речи. Тот, кто умеет пользоваться ими с толком и вкусом, часто располагает к себе собеседников, убеждает в своей правоте. У крылатых слов две особенности — они произносятся наизусть и без ссылки на источник. Когда уважаемый В. В. Познер вынимает из кармана бумажку, надевает очки и начинает зачитывать, скажем, цитату из Чаадаева, он проигрывает. Не дает лететь мудрому слову, а в клетку его запирает.