А если обиду нечаянно нанесет, случись непоправимое, потом сама же и каяться будет. У мертвого ведь прощения не попросишь.

Майор Дюжева, наверно, подумала так же, потому что спохватилась, оборвала себя на полуслове и чуть растерянно потерла пылающее ухо.

— Сержант Авдеев! — позвала ординарца. — Митрич, проводи майора Корнеева в расположение. Передашь мой приказ: младшие сержанты Мамедова и Гордеева поступают в распоряжение разведчиков. Все, Николай, чем смогла… Дежурную частоту и позывные для вашей группы радистки получили. Необходимое снаряжение и гражданскую одежду тоже. Знаю, слова лишние, и все же — береги моих девчонок, майор. И это, как говаривали партизаны в соединении Ковпака: «Не будь дураком, не дай себя убить…» Одним словом — удачи, разведка…

Николай легонько пожал горячую руку начальника связи, потом кинул ладонь к виску и вышел наружу. Торопясь покинуть сжатое пространство палатки, как воздушный шар распираемое изнутри тревожным ожиданием и неугасаемой надеждой.

С трудом поспевая за широко шагающим ординарцем Дюжевой, Корнеев думал о пропавшей группе Травкина. Он лично не был знаком с этим расторопным и, по слухам, весьма удачливым разведчиком. Кажется, из дивизии Сербиченко. Жаль ребят. Но переданная ими информация стоила гораздо больше нескольких жизней. Ведь накануне наступления на противоположной чаше весов тоже человеческие судьбы, только там счет идет не единицами, а ротами, батальонами, а то и полками…

Слишком долго поразмышлять над превратностями судьбы ему не удалось, так как уже буквально через минуту Корнеев вошел в небольшой, человек на десять, шалашик, оборудованный под временное жилье. Которое едва приметными мелочами указывало наметанному глазу, что здесь расположились женщины.

В шалаше было чуть чище, чуть опрятнее, не так густо накурено, витал какой-то след от аромата полузабытых духов и земляничного мыла. А главное — не было одуряющего, резкого запаха застарелого мужского пота. Конечно, и женщины, и девушки тоже потеют, их портянки не благоухают «Рижской сиренью» после суточного марша или дежурства, но это совсем другой запах. Более мягкий и чуть сладковато-пряный…

В данный момент шалаш пустовал, и только две девчушки, сидя на одних нарах и прижимаясь друг к дружке, тихонько напевали какую-то грустную песню. Причем, как показалось майору, на двух разных языках.

— Смирно! — рявкнул сержант.

Не видя ни лиц, ни званий вошедших, девчонки испуганно вскочили.

— Отставить, вольно… — придержал рукой слишком ретивого ординарца Корнеев. — Можете быть свободны, Авдеев. Дальше я сам.

— Есть, — козырнул сержант, повернулся кругом и умчался обратно. Похоже, в хозяйстве Дюжевой все делалось бегом.

Корнеев шагнул ближе к замершим у нар по стойке смирно девушкам и повторил:

— Вольно, сержанты, вольно. Садитесь. Будем знакомиться.

— Младший сержант Мамедова, — бойко отрапортовала смуглявая, чуть худощавая девушка, чем-то неуловимо напоминающая Николаю красавицу Дашу. Хотя общих черт между ними не нашла бы и самая богатая фантазия художника-портретиста.

— Младший сержант Гордеева, — доложила вторая. Румяная и русоволосая. Николай удовлетворенно отметил, что обе девушки не подстрижены, а имеют довольно длинные косы.

— Майор Корнеев, командир…

— А мы знаем вас, — смущенно улыбаясь, промолвила Гордеева. — Поздравляем с присвоением очередного звания, товарищ майор.

— И с выздоровлением, — прибавила вторая.

— В мирное время был бы польщен, — насупился Корнеев, недовольный, что его перебили, и не решаясь сразу же одернуть девушек. — Диверсанту-разведчику подобная известность не делает чести.

— А жениху Даши Синичкиной это вредит или не очень, товарищ майор? — лукаво стрельнула взглядом бойкая смуглянка.

— В таком аспекте пускай, — кивнул Корнеев.

«Эх, зря я все-таки нарушил собственное правило. Похоже, хлопот не оберешься. С мужчинами куда проще…»

— Мне Ирина Игоревна сказала, что вас уже снабдили всем необходимым?

— Так точно, товарищ майор, — хором ответили радистки.

— Вот и славно. Тогда пойдемте знакомиться с остальными бойцами нашей группы. Там я всем сразу и доложу предстоящую задачу. Кстати, меня, если вдруг кто не знает, Николаем зовут. Для общения вне служебной обстановки. А вас?

— Лейла… Только наши все меня Лялей или Лилей зовут. Выбирайте любое из трех, товарищ… Николай. Я уже привыкла.

— Ольга, — приосанившись, чуть нараспев произнесла Гордеева, а потом сделала серьезное лицо и прибавила строго: — Можно попросту, Ольга Максимовна, — но не выдержала взятого тона и смешливо прыснула, пряча еще более разрумянившееся лицо в ладони.

— Договорились, — с самым серьезным видом кивнул Корнеев. — Ляля-Лиля и Ольга Максимовна. Так вас обеих и представлю.

Догуливающий последние теплые деньки лес продолжал благоухать ароматами прошедшего лета. Трава и листья все еще хранили жирную зелень, перелетные птицы не спешили собираться в стаи, и только ранние сумерки уже напоминали о затаившемся неподалеку перед решительным штурмом осеннем ненастье. О приближении еще одной фронтовой осени Николая Корнеева. А вместе с ней близилось беспощадное всеобщее наступление сезона затяжных дождей, промозглой слякоти, бездорожья и распутицы. То ужасное время, когда смертельно измученные на марше, высасывающей последние силы вязкой грязью войска, как спасения, будут ждать снегопадов и мороза.

Вечер уже полностью вступил в свои права, но Корнеева ждали и углядели издали. Плотная коренастая фигура вынырнула из сумерек и отстранила в сторону еще даже не успевшего открыть рот часового.

— Товарищ майор, вверенная вам отдельная разведывательно-диверсионная рота отдыхает согласно распорядку… — громким шепотом доложил ротный старшина Телегин. — Прикажете объявить «Подъем»?

— Охолонь, Кузьмич… Здорово, служивый, — Корнеев пожал руку ротному старшине. — Пусть отдыхают. Завтра погляжу на них. Капитан Малышев с пополнением где расположился? К ним проводи…

— Так туточки они все… — повернул голову влево и назад старшина. — Вон вас дожидаются, вместе со взводными. Просто у меня слух лучше… Таежный. И Степаныч уже с полчаса как непрерывно зудит, что кофе стынет, а разогревать нельзя. Чем помои пить, лучше вылить.

— Скажи Степанычу, пусть сюда вынесет. Некогда рассиживаться. Он поймет, — распорядился Корнеев и повернулся к радисткам: — Не отставайте, девчонки. Потеряетесь…

— Девки в расположении роты?.. Ночью?! — разинул рот старшина, привычно отшагнув в темень. — Настоящее светопреставление!.. М-да, пойду обрадую Степаныча. Что же это с нашим командиром в госпитале такое приключилось, что он с собой баб приволок? Либо войне конец близится, либо с Дашенькой…

У старого охотника-промысловика слух и в самом деле был отменный, но и остальные разведчики на тугоухость не жаловались и, заслышав их разговор, подтянулись ближе.

В темноте можно было не скрывать эмоций, и Корнеев крепко обнялся с офицерами.

— Рад, что вы живы, парни.

— Мы тоже рады твоему возвращению, командир… — чуть коверкая от волнения слова, прочувственно ответил Коте. — Едва угомонили бойцов. Без приказа отказывались ложиться спать. Все хотели тебя дождаться.

— За Андрюху отдельное спасибо, командир… — негромко шепнул Рыжов. — Я знал, что ты его вытащишь. Даже номер штрафбата разузнал, куда его отправили, чтоб сразу доложить… А ты и сам уже позаботился обо всем… Спасибо, Николай…

— А ну, посторонитесь чуток, сынки. Дайте мне на Колю взглянуть! — вмешался в разговор окающий голос. — Отощал небось на казенных харчах. Подумать только, десять дней без кофе!..

Степаныч бесцеремонно отодвинул в сторону молодых офицеров и протянул Корнееву большую, испускающую неимоверные ароматы фарфоровую кружку, которую ординарец непостижимым образом тоже умудрялся беречь все эти годы. Только ухо отбилось.

— А вы не зыркайте, не зыркайте, — тут же завел прижимистый ординарец привычную песню. — Самые последние зернышки смолол. Даже на утро ничего не осталось… — и тут же, без перехода, ворчливо прибавил, косясь на две скромно замершие, но хорошо различимые в свете выползшей на небо луны стройные женские фигурки. — Баб-то, Коля, зачем к нам притащил? Не дело это…