— Есть не отвлекать, — козырнул тот и отодвинулся, насколько позволяли размеры окопа.

— Товарищ майор, — официально обратился к Корнееву Басов. — Я не превышу свои полномочия, если сначала спрошу о количестве вашей группы?

— Двенадцать… А что?

— А вот, погляди сам… Видишь, озерцо слева блещет? Мелкое. Собственно, и не озерцо — так, раскисшее утиное болото. На карте точкой отмечено. Но эта грязь практически непроходима. И если б ты брал в поиск обычную группу из пяти-шести бойцов, лучше места для перехода линии фронта и не придумаешь. У немцев там охранения почти нет. Всего один пост, да и тот на сухом берегу, на приличном отдалении. За ночь мои орлы замостили бы вам тропку и… добро пожаловать к фрицам в гости. Но двенадцать это много. Без шума не обойдетесь. А накроют из пулемета, даже не дернетесь, так и поляжете гуськом…

— Согласен. Болото не годится. Да и бегать по немецкому тылу в мокром обмундировании это, Вадим, не совсем то, о чем я мечтал.

— Ясно, тогда отработаем резервный вариант. Гляди правее, майор. Первый ориентир — вон тот здоровый валун в двухстах метрах на десять часов. Я выведу группу прямо на него. Под прикрытием камня пройдете этот отрезок даже не пригибаясь.

— Вижу. Принято… — одобрил Николай.

— От него вправо пятьдесят пять метров, на два часа… Обрати внимание — бугристая поверхность. Это старая траншея. Отсюда ее толком не видно, но она прорыта почти перпендикулярно к передовой. По ней пройдете еще триста метров… Мои хлопцы ее вчера разминировали.

— Годится. Дальше.

— Дальше будет немного сложнее. Взгляни в трубу. Видишь группу сожженных немецких танков? Три «тигра» в ряд и «пантера» чуть сбоку?

— Вижу.

— Траншея не доходит до этого металлолома метров двести. Придется пробираться ползком… Зато от них до линии немецких проволочных заграждений меньше ста метров. Под прикрытием фашистского зверинца соберете группу и передохнете для последнего рывка. Проход открыт и разминирован строго напротив отдельно стоящей «пантеры». Там же и припрятали загодя парочку досок для преодоления речки.

— Не понял? — чуть недоуменно спросил Корнеев, внимательно осматривая зелено-бурую, как маскхалат, равнину. — Какой еще речки?

— Из того гиблого болотца, что мы забраковали, вытекает и аккурат поперек всей нейтралки журчит. Ее, в общем-то, и речушкой не назовешь, так себе — канава. Даже в самом широком месте всего на полтора-два шага будет, но берега глинистые. Скользкие, как намыленные… Если упадет кто, шуму поднимет столько, что проще вернуться, чем пережидать, пока немцы успокоятся.

— Принято. Дельное замечание. Спасибо, капитан.

— Когда будете выдвигаться?

— Смена караула у немцев в темное время, начиная с двадцати двух тридцати, производится каждые два часа. Мы пойдем так, чтобы проскользнуть их посты между десятой и пятнадцатой минутами любого парного часа. В здешних местах темнеет позже. — Корнеев замолчал, делая в уме прикидку. — Значит, в двадцать три. Но это мы еще уточним. Группа прибудет в расположение батальона Гусейнова в двадцать тридцать.

— А как с шумовыми эффектами? Будем фрица тревожить? Мои орлы в прошлую вылазку один интересный блиндаж неподалеку приметили. В полутора километрах правее места перехода. Очень он похож на склад боеприпасов. Если боги войны не промахнутся, вполне приличная кашица может завариться. А вы тем временем, под шумок, вглубь и проскользнете.

— Заманчиво, — задумался Корнеев. — И часто вы так здешнюю немчуру беспокоите?

— В общем, нет. С недельку уже даем фрицам успокоиться. С пулеметов постреливаем периодически, чтоб уж совсем гады не расслаблялись. Когда парочку мин забросим. А из орудий пока не палили. Верно, лейтенант?

— Так точно. Был приказ огня не открывать.

— Тогда и сегодня не лишайте их покоя… — решил Корнеев. — Для толкового контрразведчика незапланированный шум вернее красной ракеты сигнал подаст. Передовую легко проскочим, а в тылу — частям СС, жандармерии и войскам охраны тревогу объявят. Пусть себе спят спокойно. Авось, они именно этого отвлекающего маневра и ждут от нас? А мы — тихонько, на мягких лапках пойдем.

— Умно, — согласился Басов, с уважением поглядев на Николая. — Тогда у меня все, товарищ майор. Будут еще вопросы, уточнения, замечания?

— Нет, спасибо, капитан. Я увидел достаточно, — и, сменив тон, закончил: — Поехали обратно, Вадим. Буду готовиться к выходу.

В расположении разведывательно-диверсионной роты Корнеева поджидал сюрприз. В облике мешковатого каптенармуса второй роты штрафбата — сержанта Хохлова. Тот сидел на поставленном набок ящике, ковырялся в земле обломанной веткой и насвистывал какой-то затейливый мотивчик.

— Здравия ж-желаю, товарищ м-майор! Р-разрешите обратиться? — увидев Корнеева, медик изобразил попытку соответствовать уставу.

— Здоров, Сергей Фомич, — протянул руку для пожатия Корнеев. — Тебя каким ветром к нам надуло?

— А в-вот, — Хохлов протянул Корнееву аккуратно сложенный вчетверо, до размера спичечного коробка, страничку из походного блокнота. — П-приказано: лично в руки.

Корнеев развернул послание и увидел вверху листка выведенное бисерным почерком полковника Стеклова одно только слово: «Пригодится».

Полковник, как всегда, был предельно лаконичен, поскольку считал, что умный все поймет с полунамека, а глупцу — сколько ни объясняй, все без толку.

Видимо, Корнеев на какое-то время тоже перешел в разряд последних. Он прочитал послание еще раз, тщательно оглядел бумажку с обеих сторон и вопросительно взглянул на Хохлова. Тот глядел себе под ноги.

— Ну?

— Ч-что? — встрепенулся сержант.

— Где?

— Ч-что?

— То, о чем в письме сказано.

Хохлов пожал плечами.

— Н-ничего больше мне н-не поручали.

— Понятно, — с умным видом произнес Корнеев, которому как раз было совершенно ничего не понятно. — Давай начнем сначала.

— К-как п-прикажете.

— Ты как к полковнику Стеклову попал, Сергей Фомич?

— К М-михаилу Иванычу?

— К-к нему, — непонятно почему, Корнеев тоже начал заикаться. — Извини.

— Н-ничего. Т-так бывает, — кивнул Хохлов. — Особенности ч-человеческой п-психики. А к М-михаилу Иванычу меня к-комбат направил. Ч-часа через три, как вы уехали, вызвал, в-вручил пакет и отправил. П-путь неблизкий. Я т-только к утру добрался. Трижды останавливали. Д-документы проверяли. Н-не думал, что у нас т-так много п-патрулей.

Корнеев представил себе бредущую проселочными дорогами мешковатую фигуру Хохлова и хмыкнул. Странно, что только три раза. Если существует какой-то собирательный образ дезертира, то именно он и стоит сейчас перед ним. Личностей, более несовместимых с армией, майору до сих пор встречать не доводилось.

— Дальше.

— М-михаил Иванович п-пакет взял. Чаем напоил. П-потом спросил, з-знаю ли я н-немецкий.

— И что? — Корнеев начал понимать. Ведь он, по старинке, готовясь к диверсионному рейду, подбирал офицеров физически крепких, выносливых. А о знании языка как-то не задумывался. Это для разведчика важный фактор, а для «призрака», которого и увидеть-то никому нельзя, не столь существенно. Но, видимо, полковник Стеклов считал иначе. Вот и решил одним выстрелом, так сказать. И от человека, случайно узнавшего слишком много, избавиться, а заодно усилить группу и в этом вопросе. — Я не о языке. Почему Стеклов вам поверил? Чем зацепили старика?

— Так я же не в-всю жизнь в Запорожье п-прожил. Родители мои из Гросслибенталя.

— Немецкие колонисты? — удивленно переспросил Корнеев, который сам был родом из Одессы. — Так ведь…

— Д-да, все к тому шло, — кивнул Хохлов. — Вот мой отец и увез н-нас на Днепрогэс. С-сразу, как только п-первый клич бросили. Тогда еще НКВД н-не так щепетильно кандидатов отбирало, н-не то что докторов — р-рабочих рук не хватало. А м-моя матушка н-немецкий в школе п-преподавала…

И немедленно, чтобы сменить тему и окончательно снять подозрение, забормотал скороговоркой: