— Это мой отец, — ответил осторожно, подумав, майор Фремденгут.
— Вам знакома фамилия Фламмери?
— «Аноним дайнемит корпорейшн оф Филадельфия»? Фламмери из дома Сквирсов?
— Ну конечно!.. Боже мой, какая удивительная встреча! Воистину пути господни неисповедимы! — воскликнул мистер Фламмери. — Встретить в таком заброшенном уголке земли стариннейшего корреспондента нашей фирмы!.. Вашу руку, дорогой друг!
— Простите, мистер Фламмери, — остановил его Егорычев. — У нас сейчас с майором чрезвычайно важный разговор. Он должен сообщить мне…
— Я ничего не скажу! — надменно процедил сквозь зубы майор фон Фремденгут. — Я передумал… Если вам угодно, можете меня расстреливать…
VII
— Мистер Фламмери, — кротко промолвил Егорычев, — я прошу вас выйти со мной на несколько минут. Нам нужно кое о чем посоветоваться со всей нашей группой.
— Да что вы, мистер Егорычев, мы все отлично уместимся в Этой пещере, — возразил Фламмери, не понимая или делая вид, что не понимает, чего от него хочет Егорычев. — Нас пятеро да два представителя немецкой армии. Прекрасно уместимся. И вообще я дьявольски устал. Мне хочется присесть на хотя бы отдаленное подобие стула. И потом — вам не кажется, что уже пора завтракать?
Егорычева передернуло от досады. Немцы должны были думать, что пленившие их — только небольшая часть высадившихся на остров союзных сил. Неужели Фламмери не может постичь такой простейшей военной хитрости?
Майор угадал мысли Егорычева и ехидно ухмыльнулся.
— Мистер Фламмери, — повторил Егорычев еще более кротко, — я вас настоятельно прошу выйти со мною. Нашей группе необходимо немедленно обсудить один очень важный вопрос.
— Уж не думаете ли вы командовать мною, молодой человек? — сварливо поднял голову Фламмери. Он был невыносимо смешон в своем капковом спасательном жилете с болтавшимися тесемками. Его китель погиб вместе с плотом. На загорелых дочерна щеках выросла за время скитаний на плоту густая седая щетина, и лицо его теперь напоминало фотографический негатив: обычно светлые части лица были темны, а волосы, борода, усы и брови выделялись светлыми пятнами. — Вы, кажется, начинаете себе слишком много позволять, то-ва-рич Егорычев!
Слово «товарищ», он для вящей язвительности произнес по-русски.
— Я вас очень прошу, мистер Фламмери. В противном случае… в противном случае я должен буду немедленно расстрелять майора войск СС барона фон Фремденгута, как представляющего для нашей группы непосредственную опасность.
— О господи! Какой-то сумасшедший! — раздраженно фыркнул мистер Фламмери, но все же довольно поспешно покинул пещеру, приветливо помахав на прощание Фремденгуту.
— Смит! — крикнул Егорычев, не спуская глаз с майора. Послышались шаги.
— Я здесь, мистер Егорычев.
— Где тот пленный? — тихо спросил Егорычев.
— Я его связал и уложил для сохранности в холодок под кустик. Он себя там должен прекрасно чувствовать, — так же тихо ответил кочегар.
— Сопротивлялся?
— Что вы, мистер Егорычев! Он совсем ручной. Он только сказал, чтобы его не убивали, потому что он многосемейный и что он с наслаждением расскажет все, что от него потребуют.
— Скажите, какая приятная встреча! Ну, пускай его пока полежит. А вас я попрошу присесть на эту койку и постеречь майора, пока я потолкую с нашими друзьями. Выньте пистолет и следите, чтобы господин майор не делал лишних движений. Это для него страшно вредно. Это для него грозит смертью. Я ему так прямо и сказал.
— Понятно, господин капитан-лейтенант.
— А табуретками в него не швыряйтесь. Вы еще не достигли нужной меткости в швырянии табуретками.
— Слушаюсь, сэр, — ухмыльнулся в усы кочегар. — Так и быть, не буду швыряться.
— Вы меня очень обяжете, — улыбнулся Егорычев и вышел на воздух.
На подсохшей травке, под сенью очень раскидистого дерева, несколько походившего на магнолию, сидели Мообс и Фламмери. Цератод лежал на спине, закинув руки за голову. Лицо его было мрачно. В толстых очках, как в глазке фотоаппарата, красиво отражались чуть выпуклая панорама лужайки, и деревья, и кустарник, и высокое, быстро белевшее небо. Цератод, закрыв глаза, задумался, по-видимому, о чем-то значительном. Заслышав шаги Егорычева, он на мгновение приподнял веки, глянул на него со скорбным презрением и снова опустил их.
Возможно, что при других обстоятельствах Мообс выразил бы Егорычеву свое восхищение. Но Фламмери был в ярости, и Мообс поэтому только скользнул взором по этому отчаянному русскому И вплотную занялся тщательным разглядыванием свежесорванного цветка.
Роберт Фламмери пылал негодованием.
— Может быть, вы нам разъясните, сэр, — почти закричал он, — с чего это вы взяли, что имеете право нами командовать?
— Прежде всего, не надо кричать, — сказал Егорычев. — В пещере все слышно. А он знает английский язык.
— Не учите меня, как обращаться со своим голосом! — продолжал кричать Фламмери. — Если у меня возникнет сомнение, как мне поступить, я обращусь с молитвой к господу, и он, а не вы, вразумит меня.
— Успокойтесь, мистер Фламмери. Я не собираюсь обучать вас, как обращаться со своим голосом. Но мне кажется, что я вам мог бы кое-что преподать о том, как нужно воевать.
— Воевать, воевать!.. При чем здесь воевать?.. Тьфу! Не смейте закрывать мне рот!
— Не надо кричать, мистер Фламмери. Вы ведете себя сейчас, как истеричная дама или…
— Сэр! — воскликнул шокированный Фламмери. — Вы забываетесь, сэр!
— Ради бога без крика! Кое-кто из их компании еще на свободе. Зачем кричать? Зачем показывать или рассказывать пленным, что нас мало, что мы недостаточно дружны между собой? Зачем было вмешиваться во время допроса пленного? Этот майор чуть было уже не рассказал об их боевой задаче…
— Я плюю сейчас на любую боевую задачу! — перебил его Фламмери. — Я уже не так молод, чтобы играть в солдатики. Какая к черту боевая задача на этом острове, за тысячу миль от фронта!
— О боевой задаче, поставленной перед его группой, — спокойно продолжал Егорычев.
— Я не любопытен.
— Напрасно. Если немецкое командование считает необходимым специально высадить группу эсэсовцев, то есть особо проверенных и доверенных гитлеровцев, на остров, не обозначенный ни на одной карте мира.
При последних словах физиономии слушателей заметно вытянулись.
— И если во главе такой группы из нескольких человек поставлен старший офицер — майор, и не безродный служака, а сын крупного и влиятельного промышленника, то, мне кажется, задание, порученное такой группе, заслуживает самого пристального внимания.
— Бесспорно, — подал голос Цератод и перевернулся со спины на живот. — Бесспорно. Но при одном условии.
— При каком?
— Если бы мы имели возможность сообщить нашему командованию то, что нам удастся разузнать.
— Во-первых, нам, быть может, удастся здесь, на месте, сорвать выполнение этой задачи. Во-вторых, вы действительно уверены, мистер Цератод, что мы не сможем поставить в известность наше командование?
— Уверен. Смит сказал, что рация разбита.
— Ее можно будет легко исправить.
— Сомневаюсь. Кто ее будет исправлять? Я, вы, Мообс, мистер Фламмери или Смит?
— Нужно будет заставить их радиста. — А если он не захочет?
— Захочет.
— Боюсь, сэр, что в оценке создавшегося положения мы с вами несколько расходимся. Насколько я понимаю, вы считаете, что взяли этих немцев в плен, что они ваши пленные?
— Наши пленные, — поправил его Егорычев. — Мы взяли их вместе с мистером Смитом.
— Чрезвычайно сожалею, что его нет сейчас среди нас и что я лишен вследствие этого возможности выразить и ему свое глубокое возмущение по поводу вашей необдуманной и в высшей степени губительной акции, — сказал Цератод.
— Я вас не совсем понимаю, — сказал Егорычев.
— Еще большой вопрос, кто здесь пленные, — пояснил свою мысль Цератод. — Скорее всего, все-таки не немцы у нас, а мы у немцев. Рассудите сами: мы на острове, известном только германскому командованию. Надежд на то, что сюда придет наш корабль, все равно какой — надводный, подводный или воздушный, нет ровным счетом никаких. Зато более чем вероятно, что спустя какое-то время сюда снова придет немецкая подводная лодка.