— Немцы могут договориться с западным миром, — повторил он с подобием радушия. — Это не только мое мнение. И это не только мнение моего фюрера.

— Ах ты, фашистская гадина! — возмутился Смит. — Кто тебе сказал такую мерзость?

— Спокойно, Смит! — остановил Егорычев кочегара. — Не будем опускаться до дискуссии с эсэсовцем.

— Уверяю вас, джентльмены, — добросовестно настаивал на своем майор Фремденгут. — Уверяю вас, мне сейчас не до выдумок. И он с удовольствием повторил:

— Подумать только, что я вас принял за русских!

— Чего вы там скрываетесь в углу, словно мышь! Подойдите-ка поближе! — приказал Егорычев барону.

Тот подчинился. Теперь, когда он был в каком-нибудь шаге от раскрытых дверей и его освещало косыми лучами утреннего солнца, Егорычев увидел на его кителе три длинные колодки орденских ленточек. Над колодками распластал свои злые крылья стервятника серебряный эсэсовский значок с мертвой головой, а на верхнем кармане был прикреплен большой бронзовый жетон, при виде которого у Егорычева от возбуждения мурашки побежали по спине. Он был ему знаком, очень знаком. Жетон имел форму щита. Стилизованный гитлеровский орел, словно дрессированный хищник, уселся на кружок со свастикой. А под кружком отштампована карта Крымского полуострова и цифры по бокам: «1941–1942».

Итак, перед Егорычевым был один из его противников по Севастопольской обороне, один из офицеров генерала фон Манштейна.

— Смит, — сказал он очень спокойным голосом, — мы стоим против света, и майор фон Фремденгут видит только наши силуэты. Будьте так добры, старина, возьмите фонарик, который лежит вон на том столике, и посветите господину майору войск СС.

Смит зажег фонарик, и майор увидел на кителе Егорычева позеленевшую за время их скитаний на плоту бронзовую медаль: «За оборону Севастополя». Фремденгут помертвел. Нижняя челюсть отвалилась у него, как у удавленника.

— Русский!.. Моряк!.. Севастополец!.. Майн готт!..

— Ну вот мы и познакомились, — сказал Егорычев. — А теперь, — обратился он к Смиту, — захватите-ка отсюда какую-нибудь подходящую бечевочку, чтобы связать фельдфебеля, и зовите сюда наших друзей. А я пока присмотрю за майором…

— Садитесь!

Майор сел на краешек аккуратно застланной койки. — Рассказывайте! — приказал Егорычев.

— О чем?

— Как велик ваш гарнизон? Фремденгут промолчал.

— Отвечайте!

— Не буду. — Глупо!

Фремденгут глянул на Егорычева с кривой усмешкой.

— Советую вам поторопиться, — сказал Егорычев. Майор продолжал насмешливо улыбаться.

— И не думайте только врать, — предупредил его Егорычев. — Я проверю у Курта.

— Вы полагаете, он более правдив?

— Во всяком случае, не менее труслив.

— У меня здесь две неполные роты.

— Неправда.

— Если вы сами знаете, чего вы спрашиваете?

— Не ваше дело. Вы знали ефрейтора Шварца?

— Да, знаю.

— Нет, знали. Это его автомат.

— А где Шварц?

— На дне морском.

— Он свалился с обрыва?

— Я его сбросил с обрыва.

— Значит, это он кричал?

— Он. Так как же?

— Я же сказал: неполные две роты.

— Врете… И я хотел бы поставить вас в известность, господин майор, что у Меккензиевых гор… Вы знаете, это под Севастополем?..

— Знаю.

— Под Меккензиевыми горами эсэсовцы в сорок втором году, двадцать шестого июня, замучили насмерть моего тяжело раненного друга Виктора Сеновалова… Правда, я и до этого не испытывал пламенной симпатии к эсэсовцам… Словом, будете откровенны — вам же лучше будет… Ну, поторапливайтесь, а не то автомат может сам выстрелить.

— Нас было четверо. Если вы действительно утопили Шварца, нас осталось трое: я, фельдфебель Курт Кумахер и ефрейтор Альберих Сморке.

— Проверю. — Пожалуйста. Я сказал правду.

— Где сейчас ефрейтор Сморке?

— Ушел за водой и продуктами.

— Куда?

— На остров.

— Там у вас склад?

— Склад у нас здесь. Он ушел к туземцам.

— Значит, тут имеется туземное население?

— И прелюбопытное.

— Вымениваете у них бананы за медные пуговицы?

— За железные.

— А если они не захотят?

— Они захотят. У ефрейтора с собой автомат.

— Когда вы высадились на остров?

— На какой остров? — На этот остров.

— Два с половиной года — тому назад.

— И все время живете здесь, в этой пещере?

— Все время.

— Неправда.

— Правда.

— Вот этот жетон, за крымскую кампанию, вам прислали сюда по радио?

— Простите, я оговорился. Мы высадились двенадцать дней тому назад.

— С подводной лодки?

— Курт вам уже рассказывал?

— Откуда прибыла лодка?

— Из Картахены.

— Цель высадки?

— Изучить и нанести на карту этот остров. Он не отмечен ни на одной карте Атлантики.

— Вы топограф?

— Да. То есть нет. Я не топограф. Топографом был Шварц.

— Один Шварц?

— Увы!

— Где инструменты?

— Какие инструменты?

— Геодезические.

— Бедняга их всегда носил при себе. Это был топограф-энтузиаст.

— Зачем вы врете? Скажите, с каким заданием вас высадили на остров?

— Не скажу.

— Заставлю.

— Я не имею права.

— Смешно: эсэсовец говорит о праве.

— Хорошо. Я не хочу сказать.

— Вот это честнее сказано. Но не более благоразумно. Мы обыщем вас, мы обыщем пещеру и, конечно, найдем вполне достаточное количество документов и материалов. Но тогда уже пеняйте на себя… И, ради вашего вечного блаженства, не делайте таких резких движений. Я могу нечаянно выстрелить.

— Вы ничего в них не поймете.

— В движениях?

— В документах.

— У нас хватит времени разобраться даже в шифровках. — Немецких?

— Курт поможет.

— Курт мерзавец!

— Конечно. Иначе он не служил бы в СС.

— Вы хотите меня оскорбить?

— Нет. Я уточняю свое отношение к СС.

— Вы меня убьете?

— Это зависит от вас.

— Я хочу поговорить с вашим старшим начальником.

— Я старший начальник. Молчание..

— Ну, может быть, хватит? — Убивайте! — истерически всхлипнул Фремденгут. — Я давал клятву своему фюреру.

— Я вас освобождаю от этой клятвы.

— Кто вы такой, чтобы освобождать людей от присяги?

— Я — капитан-лейтенант Рабоче — Крестьянского Красного Флота. Вам этого мало? Я представитель передового человечества, черт возьми!

— Я плюю на передовое человечество. Это все красивые слова.

— Хорошо. Перейдем к некрасивым. Вы женаты?

— Да. Какое это имеет отношение?..

— Самое непосредственное. Адрес я узнаю из документов. При первой возможности я сообщу вашей вдове, что муж ее умер, как идиот. Все! Теперь я считаю до десяти.

Егорычев понимал: нельзя было давать майору опомниться. Он начал считать:

— Раз, два, три, четыре, пять.

Когда он дошел до девяти и взвел курок, Фремденгут снова' всхлипнул, отчаянно махнул здоровой рукой:

— Хорошо. Только вы должны мне обещать, что в Германии никто об этом не узнает.

— Обещаю.

— Слово советского, офицера? — Слово советского офицера.

— Разрешите мне перевязать руку.

— Перевязывайте.

— Благодарю вас, господин капитан-лейтенант.

— Не стоит благодарности. Перевязывайте и отвечайте на вопросы. Вам это не будет трудно?

— Нисколько, господин капитан-лейтенант.

— Ваша фамилия и имя?

— Барон Вальтер фон Фремденгут.

— Постоянное место жительства?

— Город Кельн.

— Кадровый офицер?

— Что вы, господин капитан-лейтенант! Я из запаса!

— Давно в армии?

— С сентября тысяча девятьсот сорок первого года.

— Занятие до армии?

— Инженер, деятель промышленности.

— Точнее?

— Я помогаю отцу. Мой отец — деятель промышленности.

— Точнее!

— Мой отец — вице-президент одной акционерной компании.

— Еще точнее! Какой именно компании?

— Не компании ли «Динамит Акциенгезельшафт»? — раздался из-за спины Егорычева заинтересованный голос подоспевшего мистера Фламмери. — Господин фон Фремденгут, если я неослышался? Вы не имеете отношения к барону Иоганну-Вольфгангу фон Фремденгуту?