- Да потому, - смеётся Дима, - что это море - Чёрное.

Взял карандаш и подписал внизу:

«Чёрное море».

Ребята прочитали и вместе с Димой посмеялись.

Дима вышел на крыльцо и чихнул - так ярко светит солнце, так сверкает, переливается снег. От пригретых солнцем елей поднимается чуть заметный пар, и Диме кажется, будто воздух дрожит над деревьями.

У крыльца стоит сосна, кора на стволе блестит, как золотая, а хвоя у сосны сизая. Под сосной на снегу лежат синие тени. В этой тени то вдруг вспыхнет солнечный зайчик, то снова погаснет.

- Вот если бы найти такие краски, - мечтает Дима, - тронешь кистью бумагу, и картинка будет как живая.

Качнулась ветка сосны, и Дима увидел белку. Как сердито она цокает! Обиделась, видно, что Дима забыл её угостить.

- Не сердись! - смеётся Дима, вынимает из кармана печенье, и на ладони протягивает белке: - Ешь на здоровье.

И белка берёт корм с Диминой руки.

Она ручная? Нет, она голодная.

Зимой плохо зверям в лесу, вот и жмутся поближе к человеку. Детей из детского сада даже птицы не боятся. Особенно смелые синички. Если забудут посыпать им корма в кормушку, птицы подлетают к дому и стучат клювом в окно.

Однажды к малышам пришли школьники. Они построили снежную горку.

С этой горки малыши съезжали на санках. Санки были одни, и все катались по очереди. Школьники ушли.

Только один большой мальчик остался.

Вот взял он санки, влез на горку и покатился! А малыши стояли внизу, дожидались. Но большой мальчик опять на горку взобрался, снова съехал вниз и говорит:

- Уходите! Я буду кататься до самого обеда.

Маленький Вова так обиделся, что даже заплакал. Но Оля рассердилась, слепила снежок и кинула в большого мальчика. И все дети налепили снежков и давай кидаться.

Сначала большой мальчик смеялся, потом сам принялся лепить снежки, но с санок не встал. Пока он бросит один снежок, в него двадцать летят. Когда снег попал ему за воротник, он вскочил, отряхнулся и крикнул:

- Хватит, довольно!

А малыши подхватили санки и побежали на горку.

Большой мальчик опять засмеялся.

- Эх, - говорит, - прозевал я сани…

- Это ничего, - ответила Оля, - катайся вместе с нами!

Ночью Галя проснулась. Дети спали. В окно смотрела луна. Лунный свет, будто иней, серебрил подушки, постели. Даже цветы на столе, как серебряные.

Рядом с Галиной кроватью стоял стул. На стуле сидел человечек. На голове колпак, длинная седая борода. Человечек качал головой и болтал ногами, а руки висели до самого пола.

Галя хотела крикнуть - голоса не стало, хотела вскочить, бежать - ноги не слушаются. Она тихонько всхлипнула, но дежурная нянечка услышала, встала, зажгла свет. И Галя увидела на стуле свою одежду: рукава платья свесились, колготки болтаются, халатик брошен кое-как.

Галя зажмурилась, и няня не узнала, кто из ребят плакал. Подошла к Галиному стулу, сложила Галину одежду, зевнула, погасила свет и снова легла.

Тут Галя открыла глаза. Луна всё также заглядывала в окно, серебрила постели, подушки. Но человечка на стуле не было.

Вот он какой! Кто не уберёт на ночь свою одежду, к тому на стул и садится.

Зима была морозная, снег под ногами скрипел. Когда дул ветер, деревья трещали* от холода, хрупкие ветки обламывались и падали на снег.

Увидела Оля на снегу ветку, подняла её, встряхнула. И льдинки, примёрзшие к коре, чуть слышно зазвенели, будто ветка была стеклянная.

- Она замёрзла, - сказала Галя.

- Заледенела, - сказал Дима.

- Нет, нет, - спорила Оля. - Ветка не совсем замёрзла, не совсем заледенела, она только уснула, она спит. Зимой все деревья спят.

Принесла Оля ветку в комнату, поставила в банку с водой. Ветка оттаяла, расправилась, будто вздохнула. И дети увидели маленькие, прижавшиеся к голым прутьям тёмные жёсткие почки.

Стояла ветка в банке с водой, стояла… Сначала воду меняли часто, потом реже, реже. Даже Оля о ней забыла. Никто не смотрел на неё, а потому никто и не заметил, как проклюнулись слабые белые корешки, как выросли, созрели тугие почки.

И вдруг в один счастливый день все увидели - ветка проснулась! Лопнула на почках жёсткая кожура, из каждой трещины брызнули, выскочили наружу, сверкнули, как зелёные огоньки, первые листья. Они были клейкие, смятые, они ещё не раскрылись, но листья были настоящие, они были живые. И запах от них шёл живой, горьковато-свежий, весенний. Это был запах тополя.

А сад, засыпанный снегом, всё ещё спал.

Ира и Вася были дежурными. Вася чистил ножи и вилки, Ира мыла посуду и сердилась.

- Всегда Дима на дне чашки сахар оставляет, - говорила она. - И ещё пенки прилипли…

Кое-как сполоснула Ира Димину чашку, поставила посуду на полку и побежала в сад.

Вечером пришли к ребятам гости.

Пригласили ребята гостей к столу. Зажгли большую лампу, и в её свете засияли Васины ножи и вилки. Но Ира боялась взглянуть на чайную посуду.

«Хоть бы плохо вымытая чашка Диме досталась, - думала она. - Ну пусть уж мне самой, только бы не гостям!»

Но плохо вымытая чашка не досталась ни Диме, ни Ире, ни гостям.

- Кому же?

- Никому!

Оля, когда накрывала на стол, увидела эту чашку и вымыла её.

Витя в детский сад ещё не ходит. Витина мама сама за ним смотрит. Утром она его одевает, умывает. Вечером раздевает, спать укладывает… А спит Витя сам.

И вот однажды Вите снилось, будто он проснулся рано-рано. Кошка спала, и Дружок тоже спал. А небо за окном было уже совсем белое, и в саду на дереве кричали воробьи:

«Мар-чик-чирик! Марр-чик-ррик! Здрравствуй!»

«Здравствуйте», - ответил Витя и вскочил с постели.

«Рррраздетый! Босой!» - удивились воробьи.

Витя хотел крикнуть: «Мама, одень меня…» - но воробьи захлопали крыльями, закричали:

«Рразбудишь - улетим, рразбудишь - улетим!»

И вот тихо-тихо, чтобы не разбудить маму, Витя встал. Натянул чулки, надел сандалии.

«Марр-чик-чиррик, сам надерр чуррки и шандарии!» - закричали воробьи.

«Не чурки и шандарии, а чулки и сандалии я сам надел! - строго сказал Витя. - Умоюсь я тоже сам».

Воробьи в ответ затрещали так неразборчиво, словно набрали полные клювы камешков:

«Марр-чиррик! Чурр-уи-ии, чуррки! И умыррща-а-а».

Витя засмеялся и проснулся. Было ещё очень рано. Мурка спала, и даже чуткий Дружок тоже спал.

- Мама-а! - закричал Витя. - Мама! Смотри-и-и! Я сам оденусь, сам умоюсь и постель постелю тоже сам.

Мама смотрела, смотрела и решила:

«Пора Вите в детский сад. Он уже большой».

Взяла Оля еловую шишку, поставила её на четыре спички, и получился ёж!

А Дима слепил из пластилина старика-лесовика. Надел ему вместо шапки круглую сосновую шишку, в одну руку дал палку, в другую жёлудь - сразу видно: пошёл старичок с кошёлкой в лес по грибы.

Галя подклеила к шишке бумажный хвост, прилепила бумажные крылья, сделала картонный клюв, получилась нарядная птица. Посадили эту птицу на ветку, и Вася засвистал тихонько, а потом погромче и опять чуть слышно, будто это поёт птица с бумажными крыльями, будто это она свистит, широко раскрыв картонный клюв.