Наши руки сами собой потянулись к этой прелести.
Мажена не помнила себя от восторга:
– Восхитительные! Нет, вы посмотрите, какая тонкая работа. Какая искусная резьба, лаконичная и выразительная. Или это литье? Я не специалист, но, согласитесь, просто ювелирная работа.
– Ковка? Литье? Резьба? Чеканка? – гадала я, тоже не специалист, перебирая чудесные фигурки.
– Литье, – авторитетно заявила Алиция и включила на своем столе чертежную лампу, хотя на дворе вовсю сияло солнце.
Для того чтобы получше разглядеть шахматную фигурку, она поднесла ее к лампе и сняла очки. И, как всегда, обратила внимание на не замеченные другими мелочи.
– Шахматами играли, поглядите, на шахматной доске остались следы.
И в самом деле на белых и черных клетках шахматной доски при свете лампы можно было, хоть и с трудом, разглядеть чуть заметную шероховатость, скорее тень, след передвижения фигурки.
– Никогда не могла понять, как ты различаешь такие вещи, к тому же без очков, – недовольно заметила я. – Со своими-то диоптриями!
– Только три с половиной, – огрызнулась Алиция. – В правом – четыре с половиной, но какое это имеет значение?
– У меня всего три четверти, но я надеваю очки, когда собираюсь читать, а не снимаю, как некоторые…
Впрочем, сейчас не до проблем со зрением. По примеру подруги я тоже сунула под лампу фигурку, которую держала в руках. Это оказался король, как ему и положено, в короне. И я увидела, как в короне что-то сверкнуло.
– Эй, девушки! А ну все сюда. Или у меня обман зрения, или головной убор моего короля украшают алмазики. Лопнуть мне на этом месте, если мы не имеем дело с шедевром ювелирного искусства! Какая тонкая рельефная чеканка, к тому же драгоценные камни…
– Ненормальная! – фыркнула на меня Алиция, но сама тоже взяла другого короля и стала его разглядывать.
Мажена рассуждала вслух:
– Раз шахматы, должны быть белые и черные, а мне все фигурки кажутся… хотела сказать – «одинаковыми», но нет. Они черные и белые, разница видна, только не пойму в чем…
Алиция перебила девушку. Конечно, она не могла согласиться со мной.
– И никаких алмазиков, ты все выдумала, если что и сверкает в короне, так малюсенькие рубины.
Отталкивая друг дружку от лампы, мы принялись изучать находку уже с помощью лупы. Все фигурки были серебристые, но белые отличались идеальной гладкостью, в то время как черные наполовину выделяла другая фактура. Трудно точно ее определить, вроде как будто шероховатость, шершавость, что при идеальной сверкающей белизне белых фигур производило впечатление… если не совсем черных, то все же очень темных. У черных такой «шершавой» техникой были выполнены мантии короля и ферзя-королевы, гривы и хвосты коней, граненые цоколи и капители башен-ладей, нижние части пешек. У белого короля и белой королевы в коронах посверкивали алмазики, у черных монархов – рубинчики. И хотя в массе все фигурки казались одной компанией, все же их легко можно было разделить на два воюющих лагеря.
– Слушайте, ведь это же настоящее сокровище, – с трудом переводя дух произнесла Мажена. – Серебряные шахматы! Я горда и счастлива, что присутствовала при их находке.
– Сомневаюсь! – пробурчала хозяйка. В отличие от нас она особого восторга не проявляла, хотя и оказалась владелицей целого состояния.
– Ну в чем ты опять сомневаешься? – раздраженно спросила я.
Всегда она такая! И сама не радуется, и другим не дает.
– Сомневаюсь в том, что они серебряные. Им не меньше века, серебро за это время должно бы было почернеть, а они, сами видите, так и сверкают.
– Если держать серебро без воздуха и света, – начала было я, но мне не дали закончить.
– Алиция, у тебя найдется в доме серебряная ложка или вилка? – вмешалась в наш спор Мажена.
– И ложки есть, и даже вилка. Нет, две вилки. Точнее, три, – вслух вспоминала хозяйка. – Еще довоенные.
– Ты пользуешься ими?
– Нет.
– Они у тебя лежат на окне?
– Нет, в ящике.
– И что?
– Чернеют. Кажется, надо их чистить, вроде бы мелом.
– Ты чистишь?
– Делать мне нечего!
– Значит, это не серебро, но что же тогда? – задумалась Мажена.
Я насмешливо подсказала:
– Хромированный автомобильный буфер. Вообще любая железка из нержавейки.
– Украшенная алмазами? – не сдавалась Мажена.
– Алмазы – бижутерия. Рубины – тоже. Во всяком случае, в серебро я не верю.
– Что не мешает им быть очаровательными.
Наш диспут прервал сильный стук.
Кто-то отчаянно колотил по стеклу входной двери и дергал за ручку, хотя, как всегда, дверь стояла нараспашку. Пришлось хозяйке оторваться от шахматной загадки и поспешить к входной двери, что-то гневно бормоча себе под нос.
– Лучше бы нам это прикрыть, – предусмотрительно заметила Мажена.
Бросив в коробку разглядываемого конька, я поспешила вслед за Алицией, оставив девушку со всем шахматным хозяйством. А вдруг Алиции понадобится помощь? Наверняка там кто-то чужой, ведь свои входили без стука, видя, что двери открыты. Еще не доходя до двери, я услышала жалобный голос этого чужого, точнее, в данном случае, чужой:
– …а пани никому не отказывает в помощи. Очень прошу извинить меня, но я оказалась в таком идиотском положении, что ничего другого мне не оставалось, как свалиться пани на голову, – по-польски оправдывался незнакомый голос. – Впрочем, если пани позволит воспользоваться телефоном, я бы позвонила Иоанне, она меня спасет, разумеется, я заплачу за телефонные переговоры…
– Я никакая не пани, а просто Алиция, – услышала я голос подруги. – Будешь знать. Ну входи же, что стоишь на пороге? Твоя Иоанна как раз здесь.
Дойдя до конца коридорчика, я увидела пришедшую.
– Беата! Езус-Мария, а ты откуда тут взялась?
– Иоанна! – одновременно вскричала Беата. – Какое счастье, что ты здесь!
Алиция немедленно воспользовалась случаем приготовить свежий кофе. Поставив на стол белую шахматную даму, с которой встречала гостью, она схватилась за чайник и занялась чашками. Гостья позволила себе наконец уронить на пол маленький чемоданчик, с которым появилась на пороге Алициного дома. Я крикнула Мажене, чтобы оставила там все как есть и пришла пить кофе.
Беата пыталась объяснить все сразу:
– Вообще-то я здесь проездом, возвращаюсь из Швеции и решила сделать небольшой круг, чтобы посетить Копенгаген, где никогда не была. И представьте, потеряла сумку, наверняка оставила ее в поезде, который поехал себе дальше. О чемодане я помнила, к счастью, и уже подумывала, что придется продать его со всем содержимым, да только ничего ценного у меня там нет, а сомнительно, что кого-нибудь прельстят мои трусики и прочее бельишко. У меня сохранились паспорт и одиннадцать крон, хорошо, что я держала их в кармане куртки, а все остальное… деньги, кредитная карточка, мобильник, права, ключи от дома – все-все осталось в сумке! Я вышла из поезда на Центральном вокзале и поздно спохватилась. Сюда приехала зайцем. Чудом запомнила адрес пани Алиции… Алиции…
– Минутку, – перебила девушку хозяйка, – какой это был поезд?
– Из Хельсингора, кажется берлинский, а может, и до самой Варшавы, не помню…
– Во сколько он отправлялся из Хельсингора?
– В двенадцать сорок.
– Значит, на паром еще не въехал. Может, удастся его отловить…
Из коридорчика вынырнула Мажена. Алиция уселась за стол у телефона. Ткнув в нее пальцем, я поделилась с девушками своими замечаниями:
– Вот, поглядите на нее. Если бы ей пришлось звонить для себя, наверняка собиралась бы несколько дней. А вот для других – сразу приходит на помощь. Ну, не гангрена ли? Чтобы так не заботиться о своих интересах, это надо уметь. У меня уже нервов на нее не хватает.
– Приготовим ей кофе, она заслужила, – вызвалась практичная Мажена, Беата же не дыша пыталась следить за разговором Алиции по телефону.
– Неужели она верит, что я могу получить свою сумку обратно? Со всем содержимым?