За столом обсуждали приезжую.

— Ну, вылитая гильдия! — мстительно уверяла Сильвия. — Или как её там… Был такой фильм, на «г». Гиена, гарпия, гнида? Гильда…

— Не Гильда, идиотка, а «Джильда», — поправила младшенькую Фелиция, — действительно, был такой фильм с Ритой Хайворт, и очень хорошо, что она такая тощая, не дай Бог, была бы на тебя похожа — и вовсе бы не поместилась у нас.

— Может, ей у нас не понравится, и она съедет в гостиницу? — высказала робкую надежду Меланья.

— Никуда она не съедет, — разочаровала тёток Доротка, усаживаясь за стол, и мрачно пояснила: — По дороге призналась, что мечтает пожить в семье, в тёплой семейной обстановке и родственном уюте. А если и купит со временем дом или квартиру, то непременно поблизости от нас.

— Так и сказала? — спросила Фелиция.

— Чай бы заварила, — приказала Сильвия, по-прежнему исходя стихийной неприязнью к костлявой американской кретинке. — А я начну кормить её клёцками. И макаронами… Пока не села, завари чай, говорю!

Демонстративно с грохотом отодвинув стул, бедная Доротка встала. Могли бы хоть ненадолго оставить её в покое, дать передохнуть! Как же, дождёшься от этих гарпий. Пришлось собрать стаканы на поднос и отправляться в кухню. Вдогонку донёсся гневный окрик Фелиции.

— Почему не отвечаешь? Ишь, нос дерёт!

— Я же только что сказала — по дороге призналась, — огрызнулась Доротка. — А вы, а вы… Да хоть перерубите меня топором на две половины, чтобы ноги отправились в кухню за чаем, а верхняя половина осталась отвечать, — толку не будет.

Огрызнулась вполголоса, никто не услышал. И все время пребывания в кухне ворчала, чтобы облегчить душу, — ну просто невыносимо!

— Похоже, огрызается! — удовлетворённо отозвалась Меланья, прислушиваясь. — Ишь, разошлась, аж искры летят! — И приветствовала появившуюся в гостиной племянницу с подносом:

— А принцесса надеялась, вот приедет богатая бабушка из Америки и все за неё сделает? Немножко постараться ниже нашего достоинства?

Доротка позволила себе пожать плечами. Немного помогло сознание того, что вот сейчас она тёткам подпортит настроение. И садясь за стол, небрежно бросила:

— А лучше всего пристроить к нашему дому две комнаты с отдельной ванной, тогда бабуля проживёт с нами до самой смерти. Так сказала. — И, глядя на Фелицию, веско повторила специально для неё: — Так пани Ванда сказала сама, пока мы ехали из аэропорта. И повторила несколько раз. Потому что тогда будет кому за ней ухаживать, ибо вы все такие добрые и ласковые. И заботливые, и внимательные. А ей одной уже трудно жить, она слишком стара, а нанимать прислугу нынче дорого, ей это не по карману. Так сказала! И она считает, что достроить дом обойдётся дешевле, чем снимать отдельную квартиру и платить служанке. Вот и надеется вас уговорить, чтобы сразу и приступали. Её халаты тут жутко мнутся, а развесить как следует — места мало.

За столом воцарилось молчание.

— Придуриваешься? — сурово поинтересовалась Фелиция.

— Отнюдь, просто повторяю, что слышала.

— Мало того, что скелет, так она ещё и псих! — с ужасом произнесла Сильвия.

— Говорю вам, все её богатство… — презрительно начала Меланья.

Фелиция сухо перебила сестру:

— Если память мне не изменяет, о богатстве говорил и нотариус. — И обратилась к Доротке: — А может, ты что перепутала? Где она собирается пристраивать комнаты?

— Ничего я не перепутала. На первом этаже. Чтобы поближе к семейному очагу.

Меланья захихикала:

— Если Мартинек сразу же примется за работу…

— …так сожрёт два дворца, не только две комнаты! — разъярилась Сильвия. — Вы что, спятили все? Как можно говорить об этом всерьёз?

Фелиция не слушала сестру.

— А кто должен платить за постройку её комнат? — допытывалась она.

— Не говорила. Наверное, вы все втроём.

— Ну уж с меня она и копейки не получит! — продолжала свирепствовать Сильвия.

— Во всяком случае, не сказала, что заплатит вам, — уточнила Доротка.

— А вообще она хоть какой-то вопрос задала? — полюбопытствовала Меланья.

Доротка вежливо удовлетворило её любопытство.

— И даже много вопросов. Но ответить мне не удалось ни на один, хотя я честно пыталась. И вообще, я не уверена, не стоит ли она сейчас за дверью и не подслушивает ли…

Доротка уже давно отказалась от первоначального намерения оградить приезжую бабулю от тёток, встретить её и наедине предупредить. Даже мелькнула безумная мысль, что скорее надо предупредить тёток и их оградить. Впрочем, обе стороны хороши, стоят друг друга. Пожалуйста, пусть единоборствуют, только бы ей, Доротке, не оказаться между ними. Роль буфера ей не улыбалась.

Фелиция как раз придумала нечто подобное.

— Не стоит, — информировала она, выглянув за дверь. — А поскольку она приехала к тебе, вот ты и займись ею. Ведь все началось с того, что она велела отыскать Кристину. Кристина — твоя мать. И все говорит о том, что ты станешь её наследницей.

— Да нет же! — отчаянно запротестовала Доротка. — Из того, что бабуля говорила, следует — её наследницами станете вы все!

— Вот не знаю, написала ли она уже завещание…

Меланья подбросила щепок в огонь.

— Головой ручаюсь — не написала! Такие, как она, только болтают, а завещаний страсть как не любят.

Фелиция гнула своё:

— Даже если и написала, может его изменить, если ей не понравится. Так что очень советую тебе подумать.

— Да не нужно мне никакого наследства! — отбивалась Доротка.

— Как же, так тебе и поверили? — фыркнула Фелиция, а Сильвия предложила:

— Тебе не нужно — можешь нам отдать. Мне, например, очень даже пригодятся денежки.

— Уж ты сумеешь все спустить в три мига! — подхватила Меланья.

Сильвия в долгу не осталась:

— Я разве тебе что говорю, когда ты свои транжиришь?

До Доротки дошло, что тётки наконец перестали на неё нападать и грызутся между собой. Из-за чего — не понять, наверное, просто для того, чтобы погрызться… Оставили в покое племянницу и сцепились между собой. Должно быть, это им доставляет удовольствие. Господи, да что они за люди? Вон сколько злости из них лезет, а ведь самые близкие люди. Ей, Доротке, не доводилось слышать от них ни одного доброго слова не только о себе — вообще ни о ком. Даже Мартинеку доставалось, хотя с него все сходило как с гуся вода, он вовсе не реагировал на их злобные выпады, словно не понимал по-польски. Пожалуй, лишь с пани Стефчей обходились, как с человеком, всегда были вежливы, внимательны, причём совершенно искренне, не притворялись, действительно уважали её.

Все три!

Почему же между собой они находились в таких отношениях, агрессивность так и лезла из них?

Может, были на то какие-то внутренние причины, не выносили они друг друга и отталкивались, как в физике отталкиваются однородные заряды. Хотя в себе Доротка не ощущала никаких особо агрессивных устремлений, если не было на то конкретной причины. Когда очень уж приставали к ней, едва сдерживалась, чтобы не ответить какой-нибудь гадостью, но скоро успокаивалась, и, вместо горячего стремления бежать куда глаза глядят, опять возвращалась домой. А сколько раз ощущала в себе даже симпатию, чуть ли не нежность к тёткам, когда тем случалось ненароком проявить к племяннице — нет, не доброту, а просто нормальное человеческое отношение. И как хотелось подольше сохранить свою нежность, в доме тогда просто приятно было жить. Но вскоре Дороткина нежность получала такой мощный пинок, что тут же сменялась ненавистью, и последняя крепла год от года.

Вот если бы она могла освободиться от тёток…

Ох, права Фелиция, утверждая, что ей, Доротке, хочется денег крёстной бабули. И если эта кошмарная крёстная оставит ей наследство, она примет его с радостью, может, хватит для приобретения собственной жилплощади. Вопрос лишь в том, есть ли такое завещание. Впрочем, даже если и есть, неизвестно, сколько ещё приживёт крёстная. Ведь нет в ней ничего старушечьего, живёт с размахом, на всю железку, такая и до сотни запросто протянет.