Как и всякий романтик, Вера Булич хочет найти слова, в которых все было бы залито светом и все объяснено. Об этом она пишет в своем «Дневнике»:

Если я заметил, что Булич скромнее Смоленского, то именно потому, что она открыто сознается в своем бессилии вырваться из условий нашего бытия. Смоленский склонен намекнуть, что если одним правда это не дано, то поэт на то и поэт, чтобы у него за плечами были крылья.

Эмилия Чегринцева была до сих пор одним из украшений пражского «Скита». Ее новые «Строфы» настолько сыры и импровизационны, что не дают возможности судить о развитии или упадке ее дарования. Кстати, и это тоже одна из характерных черт нашей молодой поэзии, в особенности той, которая слагается вне Парижа!

De quoi s’agit-il? В чем дело? Прочтя первое длинное стихотворение Чегринцевой, это спросит себя всякий. Поэт вместо понятий пользуется наспех найденными иероглифами, лично ему, может быть, и ясными. Но у нас нет к ним ключа. Конечно, стихи могут жить музыкой, звуками, краской… Но если поэт пользуется понятиями, то он должен быть к ним внимательным. О чем? Где? Куда? Для чего? По какому поводу?

О чем все это? Если просидеть над строфами Чегринцевой часа два, уловить в них кое-что, пожалуй, можно. Но стихи эти не обладают гипнотической силой, которая могла бы нас к такому сидению принудить! Они свистят, пролетают, как ветер, — и как ветер, исчезают, не оставляя в памяти почти ничего.

«Последние новости». 1938, 12 мая, № 6255.

Из далекой Финляндии, с понятным опозданием, дошла до Парижа новая книга стихов Веры Булич <Вера Булич. «Бурелом», 3-я книга стихов. Хельсинки, 1947.>

Вера Булич — не новичок; первые ее книги — «Маятник» (1934) и «Пленный ветер» (1938) в свое время были отмечены парижской критикой, особенно «Пленный ветер», в котором Булич предстала уже как поэт вполне созревший, осознавший свою тему и вполне овладевший техникой стихосложения. Способность к композиции, точность и четкость рисунка, образов и слов, соединенные с лирическим дыханием — таково было впечатление от стихов Булич в «Пленном ветре».

Новая ее книга — «Бурелом», написанная в большей своей части в годы войны и вскоре после войны, не разочаровывает. Несмотря на все пережитое, Булич осталась поэтом и сумела преобразить в поэтические образы происходившие вокруг нее события.

В прежних стихах Булич темой ее была борьба духовного начала в человеке с материальными преградами. В «Буреломе», если не считать стихотворений первого отдела книги «Листки календаря» — стихи предвоенных лет; тема ее расширяется и углубляется, поэт созерцает страшные противоречия — войну, дело рук человека, горе, гибель, разрушение, в конфликте в дисгармонии с жизнью земли, с красотой природы, сопоставляет открывшуюся в человеке темную душу с духовной красотой мира. В третьем отделе книги, в «Верности», Булич обретает родину, чувствует ее на расстоянии, сливается с ее ритмом:

В цикле «Бурелом» хочется особо отметить стихотворения «У окна», «Синий день», «В темных окнах», «В запущенном саду», «По чужой вечерней дороге», «Сирень и ласточки»:

В отделе «Верность» — цикл стихотворений «Медаль за оборону Ленинграда», отрывки из которого — нижеприводимая цитата:

<…>

Газета «Новое русское слово». Нью-Йорк. 1949, 2 января.