– Пострадало что-нибудь, кроме финансовой системы? – спросил я.

– По моим сведениям, пока ничего.

Финансовые системы были всего лишь наиболее уязвимыми объектами на пути намного более широкого нападения. Большая часть современных инженерных и авиационных систем скорее заинтересована в опоре на резервное дублирование, чем в мучениях из-за отказов. Компьютер в банке может объявить себя безвозвратно дискредитированным из-за несанкционированного доступа, как только некоторые итоговые суммы перестанут совпадать, и выключиться совсем. Компьютеры на химическом заводе или авиалайнере разработаны так, чтобы выходить из строя более изящно, пробуя более простые альтернативы и вовлекая в принятие решений всех доступных им людей.

– Юэнь и Тим?..

– Оба на борту, – подтвердила Элисон. – Контролируют развертывание, готовы настроить софт, если будет необходимо.

– Хорошо. В таком случае я вам пока совсем не нужен?

Ответ Элисон растворился в цифровом шуме, и связь пропала. Я решил не придавать этому факту зловещего значения; если учесть мое местоположение, счастье уже то, что беспроводная сеть вообще до меня дотянулась. Я побежал быстрее, стараясь не думать о том моменте в Шанхае, когда Сэм поднес математический скальпель к нашим мозгам. Тогда «Сияющий» кричал о нашем местоположении, как маяк; сейчас отыскать нас будет не так-то просто. Но и теперь, действуя более грубо, «ястребы» могли занести топор над головой каждого из нас Зайдут ли они настолько далеко? Только если это не пустая угроза, а нечто более серьезное, чем предупреждение с целью заставить нас передать им алгоритм Кэмпбелла… Только если это не эндшпиль, когда никаких предупреждений, никаких переговоров, а Скудоземье просто стирается с карты навсегда.

Через пятнадцать минут после звонка Элисон я добежал до машины. Если не считать развлекательного центра, в ней не было ни одной микросхемы. Помню, как рассмеялся продавец, когда я дважды повторил свои требования к электронике машины:

– Чего вы боитесь? Ошибки «трехтысячного года»? Двигатель запустился с полпинка.

У меня в багажнике лежал старый подержанный лэптоп; я поставил его рядом на пассажирское сиденье и включил на загрузку, выруливая на подъездную дорогу к автостраде. Мы с Элисон две недели корпели над максимально упрощенной операционной системой, как можно более простой и устойчивой, чтобы установить ее на этих старых компьютерах. Если противник и дальше будет атаковать нас из арифметической стратосферы, то эти компьютеры станут наподобие бетонных бункеров по сравнению со стеклянными небоскребами более современных машин. Кроме того, у каждого из нашей четверки в компьютерах будут стоять разные операционные системы и процессоры с разными наборами команд – наши бункеры будут рассредоточены как математически, так и географически.

Когда я выехал на шоссе, мои часы ожили.

—   Бруно? Ты меня слышишь?

—   Говори, Элисон.

– Разбились три пассажирских реактивных самолета. В Польше, Индонезии и Южной Африке.

Новость меня ошеломила. Десять лет назад, когда я попытался сбросить в море весь его математический мир, Сэм меня пощадил. Теперь они убивают невинных людей.

—   Наше минное поле расставлено?

—   Уже десять минут, но по нему еще ничто не прошло.

—   Думаешь, они сделали через него проход? Элисон задумалась, потом сказала:

—   Не представляю как. Предсказать безопасный путь невозможно. Мы использовали сервер квантового шума, чтобы сделать выбор теорем, которые мы испытывали, случайным.

—   Необходимо включить его вручную, – решил я. – Нанести для начала один ответный удар, чтобы они задумались. – Я все еще надеялся, что у них не было намерения губить самолеты, но у нас не оставалось иного выбора, кроме как принять ответные меры.

—   Да. – Изображение Элисон теперь поступало в реальном времени: я увидел, как она протянула руку к мышке. – Мины не отвечают. Работа сети серьезно нарушена.

Все хитроумные алгоритмы, которые использовали маршрутизаторы и которыми мы столь успешно воспользовались для получения изображений «той стороны», теперь превращали их в бесполезные куски железа. Интернет был устойчив к высоким уровням шумов при передаче данных и потере тысяч соединений, но не имел защиты от распада арифметики как таковой.

Мои часы окончательно умерли. Я взглянул на лэптоп – он все еще работал, протянул руку и нажал горячую клавишу, запустив программу, которая попытается связаться с Элисон и остальными тем же способом, которым мы говорили с Сэмом: модулируя часть границы. Теоретически тамошние «ястребы» могли переместить всю границу – и тогда бы нам настал конец, но она очень велика, и для них было бы логичнее нацелить свои вычислительные ресурсы на конкретные нужды самой атаки.

На экране лэптопа появился значок – темная буква «Э» на светлом монохромном фоне.

– Связь работает? – спросил я.

– Да, – ответила Элисон. Значок мигнул, затем снова появился. Мы путали следы, быстро перепрыгивая по заранее определенной последовательности с одной пограничной точки на другую, чтобы свести к минимуму возможность обнаружения. Некоторых из этих точек уже не окажется на прежнем месте, но, похоже, уцелело достаточно много.

К «Э» присоединились «Ю» и «Т». Все заговорщики теперь были на связи, так что спасибо и на этом. Нам позарез требовался «С», но С» не отвечал.

– Я услышал о самолетах, – угрюмо сказал Кэмпбелл. – И начал атаку.

Наша заранее согласованная тактика заключалась в том, чтобы запускать по очереди с рассредоточенных компьютеров различные варианты перескакивающего через границу алгоритма Кэмпбелла.

—   Просто чудо, что они не поражают нас тем же способом, которым мы поражаем их, – сказал я. – Они лишь выдавливают участки границы старым «методом голосования», шаг за шагом. Если бы мы дали им то, что они просили, то сейчас были бы уже мертвы.

—   Может, и нет, – возразил Юэнь. – Я еще не закончил вывод доказательства, но на девяносто процентов уверен, что метод Тима асимметричен. Он работает только в одном направлении. Даже если бы мы сказали им о нем, они не смогли бы использовать его против нас.

Я уже собрался возразить, но если Юэнь прав, то все получается очень логично. «Та сторона», вероятно, столетиями работала над одной и той же областью математики, и если бы имелось эквивалентное оружие, которое можно было использовать с их выгодной позиции, они бы давно его обнаружили.

Мой компьютер был синхронизирован с компьютером Кэмпбелла и теперь автоматически подключился к атаке. Мы не очень-то представляли, что именно мы поражаем, за исключением того, что атакуемые теоремы располагались дальше от границы и описывали более простую арифметику на базе темных целых чисел, по сравнению с чем-либо на нашей стороне, чего успел коснуться противник. Калечим ли мы их машины? Отнимаем ли жизни? Я разрывался между образом торжествующего возмездия и чувством стыда за то, что мы позволили ситуации дойти до такого.

Примерно через каждую сотню метров я проезжал мимо очередной машины, замершей у обочины шоссе. Я был далеко не единственным из тех, кто все еще ехал, но у меня возникло предчувствие, что Кейт вряд ли удастся вызвать такси. У нее была вода в рюкзаке, а в том месте, где мы оставляли машину, имелось небольшое укрытие от дождя и солнца. Я бы мало что выиграл, добравшись сейчас до своего кабинета, все важное можно было проделать и с помощью лэптопа, а при необходимости я мог бы подключить его и к автомобильному аккумулятору. Но если я развернусь и отправлюсь за Кейт, мне придется столько всего объяснять, что на все другое времени уже не останется.

Я включил радио в машине, но то ли его процессор цифрового сигнала оказался, на свою беду, слишком сложным, то ли все местные станции не работали.

– Кто-нибудь получает новости? – спросил я.

– У меня пока работает радио, – ответил Кэмпбелл. – Но нет ни телевидения, ни Интернета. Проводные и мобильные телефоны здесь не работают.