За прошедший год взаимная настороженная дистанция между молодым человеком, волею судьбы ставшим мужем самого могущественного монарха Европы, и первым чиновником государства, годившимся ему в отцы, так и не была сокращена. Но на данном этапе вежливость и подчёркнутая корректность отношений устраивала обоих.

Принц предложил посетителям занять обитые темным шелком кресла и, чересчур торжественно расправив фалды своего сюртука, сам устроился напротив. Мельбурн подумал, что со своими длинными руками и ногами Альберт сейчас напоминает жука-плавунца, пытающегося казаться уверенным на зыбкой водной глади.

Его голос был всегда немного надрывен и приглушен, так что приходилось слегка прислушиваться к сказанному, но сегодня принцу особенно долго не удавалось придать своему тону нужную деловитость из-за явного волнения. Альберт выразил свою обеспокоенность слухами о готовящихся беспорядках в городе и возможном очередном покушении на Ее Величество. Воспоминания о пережитом кошмаре в июне прошлого года были свежи. Он просил принять срочные и превентивные меры по выявлению всех заговорщиков и обеспечению полной безопасности королевы.

«А ведь он по-настоящему ее любит», — невольно отметил для себя Мельбурн, удивляясь, что при этой мысли у него теперь так легко на душе.

Роберт Пиль был краток и сух в изложении имеющихся у него сведений. Не занимая сейчас никаких государственных должностей и возглавляя парламентскую оппозицию, он оставался прежде всего патриотом и компетентным политиком. Его любимое детище — Скотленд-Ярд за те десять лет, что он уже не возглавляет министерство внутренних дел, превратилось в грозную и профессиональную силу, стоящую на страже интересов государства. А старые связи с детективами с Боу-стрит и агентурной сетью тайной полиции за эти годы видимо и не прерывались. Информация была тревожная, многое Мельбурну было уже известно, но он не мог ни признать, что нынешний министр его кабинета такой полнотой картины не обладает.

Когда импровизированное совещание закончилось, Мельбурн и Пиль одновременно раскланялись с хозяином кабинета и в молчании спустились в просторный холл дворца в ожидании пальто, цилиндров и трости. На прощание они практически одновременно протянули друг другу руки, скрепив этим дружественным жестом своё искреннее пожелание удачи на завтра. Но за парадными дверями Букингемского дворца их дальнейшие пути разошлись.

Путь премьер-министра лежал в рабочую резиденцию на Довер-стрит, а впереди его ждало множество неотложных дел.

Королева задумчиво посмотрела вслед удалявшейся внушительной фигуре своего премьер-министра, а затем торопливо подошла к большому зеркалу на стене. Она внимательно вглядывалась в свое отражение, стараясь найти в нем малейшие несовершенства.

Да, надо признать, что после рождения дочери её облик слегка изменился. Талия стала немного шире, плечи округлились, но в то же время черты лица приобрели большую женственность и мягкость. Нет, она по-прежнему красива и способна очаровывать мужчин. Значит, в охлаждении Мельбурна к ней все же виновата эта неизвестно откуда взявшаяся молодая женщина. Недаром мама- герцогиня Кентская была так подозрительно благодушна и улыбчива на официальной церемонии поздравления королевы с праздником…

Насколько же велико их сходство? Леди Портман, вернувшись вчера из Брокет-Холла была не до конца откровенна. Хоть она и давняя подруга Мельбурна, но Виктория — ее королева, и должна получать полную и достоверную информацию от своих фрейлин! И герцогиня Сазерленд тоже излишне снисходительна к Лорду М… Говорила же когда-то maman, что нельзя окружать себя только его друзьями и сторонниками, эта излишняя доверчивость к вигам до добра не доведёт…

Интересно, она ещё увидит Мельбурна до Тайного Совета? Или пусть встречает Новый год в Брокете, праздник все-таки! А может, пригласить его во дворец в приказном порядке, ведь тогда он не сможет отказаться? Нет, это будет выглядеть как месть разочарованной женщины…

Ей следовало бы пожелать дорогому Лорду М счастья и отпустить его с легким сердцем, следовало быть добропорядочной женой и матерью, не помышляя о внимании другого мужчины кроме Альберта. Но как же справиться со своим самолюбием, задетым такой неожиданной и неприятной переменой в отношении к ней верного и преданного премьер-министра?

Несмотря на замужество, Виктория должна была признать, что до конца так и не избавилась от глубокой привязанности к Мельбурну. Ей всегда нравилось его присутствие рядом, скрытая грусть во взгляде и трогательное эхо запретной любви, о которой она знала с того самого дня на маскараде, когда он в первый и единственный раз открыл ей свои истинные чувства.

В ней все еще жила память о тех днях, когда этот умудренный политик заменял ей отца, друга, наставника, всецело отдавал ей свое внимание, время, знания и опыт. И щемящие душу воспоминания о том, как она внезапно поняла, что влюблена в этого красивого немолодого мужчину… Тогда ее переживания были больше платоническими, с толикой неосознанного романтического влечения. Еще ничего не зная о любви, она стремилась в этот таинственный мир со всей страстностью своей молодой натуры.

Ее восторженная влюбленность была отвергнута им решительно и даже жестоко, но ведь она хорошо осознавала, что ответить на ее искренний порыв ему не позволяет чувство долга. В глубине души Виктория всегда хранила воспоминание о своем первом чувстве, пробудившем ее женское начало.

Получив отрезвляющий урок от Лорда М, она нашла утешение в чувствах к Альберту. Ей так хотелось любви, настоящей, красивой, сказочной, вечной. Кажется, теперь, когда она обрела ее, в душе должен воцариться покой и умиротворение. Но королева не чувствовала этого, реальность семейной жизни была куда сложнее, чем представлялось ей когда-то. За плотские наслаждения пришлось платить тяжкими испытаниями беременности, родов и до конца не осознанного материнства. К маленьким детям она по-видимому не испытывает должного умиления, и мужа в детской крошки Вик можно увидеть гораздо чаще, чем молодую венценосную мать.

Их семейную идиллию нередко нарушали мелкие бытовые ссоры. Вот совсем недавно Альберт выразил свое неудовольствие по поводу плохой чистки каминов. Она сказала, что за них отвечают два дворцовых ведомства, и они никак не могут договориться, кто выметает золу, а кто обязан освобождать их от несгоревших дров.

— И в чем проблема? — невозмутимо спросил Альберт.

— Это полный абсурд, но так у нас принято! — пробовала объяснить она мужу.

— Надо это изменить! — настаивал он.

— Ты не можешь этого сделать, это вопрос Летцен! — воскликнула она.

— Так поговори с ней! — чуть возмущенно парировал Альберт.

— У меня совершенно нет времени. Может быть, ты забыл, что я не только жена и мать, но прежде всего суверен, который обязан заботиться о благе своего государства. В кабинете меня дожидаются бумаги, не терпящие отлагательств!

— Что же, ты вновь напомнила мне, что я не способен понять всех твоих монарших забот. Да и как я могу претендовать на сколько-нибудь важную роль, кроме той, которую ты мне отвела в своей жизни и спальне!

Виктория еще раз прокручивала в памяти этот неприятный разговор и жгучую обиду, так явственно прозвучавшую в словах любимого мужа. И глубинную причину подобных выпадов Альберта в ее адрес, ей только что доходчиво разъяснил Мельбурн.

Надо взять себя в руки, перестать оглядываться, ища глазами знакомую высокую фигуру, мягкую улыбку, притаившуюся на краешке тонких красивых губ, придающее сил одобрение в глубине мудрых зеленых глаз. Лорд М отдаляется от неё как никогда прежде, несмотря на всю осторожность, с которой он преподнёс это в их только что состоявшемся разговоре. И это неизбежно, так же, как смена времен года. Надо двигаться дальше, с новыми спутниками, с новыми идеями и, наконец, перестать бояться…

Страх после прошлогоднего покушения все еще таился жутковатой тенью где-то в глубине ее сознания, несмотря на все попытки его преодолеть и забыть как страшный сон. Неужели это был действительно сумасшедший, а не человек, сознательно желающей смерти ей, такой молодой, такой полной жажды жизни женщине, носящей под сердцем дитя? Она помнила мужа в эти тревожные дни, Летцен и мать, окруживших ее удвоенной заботой, и себя, в минуты опасности превратившуюся в одночасье из помазанницы Божьей в маленькую беззащитную девочку, плачущую от приступов панического страха в подушку…