Поиск
1938
"В неверии, неволе, нелюбви…"
* * *
В неверии, неволе, нелюбви,
В беседах о войне, дороговизне,
Как сладко лгать себе, что дни твои —
Еще не жизнь, а ожиданье жизни.
Кто скажет, как наступит новый день?
По-человечьи запоет ли птица,
Иль молнией расколотая тень
Раздастся и грозою разразится?
Но той грозы жестоким голосам
Ты весело, всем сердцем отзовешься,
Ушам не веря и не зная сам,
Чему ты рад и почему смеешься.
1940
ЧАБАН
Чабан, коня поставив на приколе,
Заснул, не закрывая глаза карего.
Две-три кибитки в диком чистом поле.
Над полем небо, а на небе — марево.
Здесь рядом насыпь свежая с курганом,
С могилами бойцов — могилы схимников.
Здесь пахнет сразу и речным туманом,
И горьким кизяком из темных дымников.
Здесь медленные движутся верблюды,
Похожие на птиц глубокой древности,
И низкорослы, и широкогруды,
Здесь люди полны странной задушевности.
Здесь, кажется, нет края серой глине.
Пустыня. Суховей поднялся надолго,
И побелели корешки полыни,
И пылью красная покрылась таволга.
Пустынна степь, но за степною гранью
Есть мир другой, есть новая вселенная!
Вставай, беги, скачи к ее сверканью!
Заснул чабан, заснула степь забвенная.
Не так ли дремлешь ты, душа людская,
Сухая, черствая… Но вспыхнет зарево,
И ты сверкнешь — прекрасная, другая,
Таинственная, как степное марево.
1940
ПЕРЕД МАЕМ
Был царствия войны тяжелый год.
В тот год весна к нам дважды приходила,
А в третий раз она пришла в обход,
Затем, что всюду стражу находила
Безжалостной зимы. Был долог путь,
И, поднимаясь медленно, светила
Дрожали в сером небе, точно ртуть.
Тельца и Близнецов мерцали знаки,
Но в свете дня была густая муть,
Как бы в глазах взбесившейся собаки.
Три раза реки прятались во льду.
Три раза полдни прятались во мраке.
1941
В ЭКИПАЖЕ
Ветерок обдувает листву,
Зеленеет, робея, трава.
Мирно спят поросята в хлеву.
Парни рубят и колют дрова.
Над хозяйством большим экипажа
Рвется дождика тонкая пряжа.
Словно блудные дети земли,
У причалов стоят корабли.
Тихо. Изредка склянки пробьют,
Огородницы песню споют.
К сердцу берег прижал молчаливо
Потемневшую воду залива.
Край полуночный робко цветет,
Да и где ему смелости взять?
Только речь о себе заведет
И не смеет себя досказать.
Вот и песня замолкла сквозь слезы.
Низко-низко гудят бомбовозы.
Женский голос, красивый, грудной,
В тишине продолжает скорбеть.
Кто сказал, будто птице одной
Суждено так бессмысленно петь,
Так бессмысленно, так заунывно,
Так таинственно, так безотзывно.
1941
РЕВОЛЮЦИЯ
У самого моря она родилась.
Ей волны о будущем пели.
Как в сказке росла, то грозя, то смеясь,
В гранитной своей колыбели.
А выросла — стала загадкой живой.
Сжимая мятежное древко,
Сегодня — святая и кличет на бой,
А завтра — гулящая девка.
Цвела, как весна, колдовская краса.
Казнила, гнала, продавала.
Но вот заглянула колдунья в глаза —
И ненависть к ней миновала.
Морщинами годы легли на челе,
И стоят иные столетий.
И мы расплодились на бедной земле,
Ее незаконные дети.
И пусть мы не смеем ее понимать, —
Ее осуждать мы не можем.
За грешную нашу беспутную мать
Мы головы с радостью сложим.
1941
В ТРИДЦАТЬ ЛЕТ
Чтобы в радости прожить,
Надобно немного:
Смело в юности грешить,
Твердо веря в Бога,
Встретить зрелые года,
Милой обладая,
В эмпиреи иногда
Гордо улетая,
К старости прийти своей
С крепкими зубами,
Гладить внуков и детей
Властными руками.
Что мне преданность бойца,
Доблесть полководца!
К вам, смиренные сердца,
Мысль моя несется.
Пуле дать себя скосить, —
В этом нет геройства.
Вот геройство: погасить
Пламя беспокойства,
Затоптать свои следы
И свое деянье,
Потерять своей звезды
Раннее сиянье,
Но в потемках помнить свет
Той звезды забвенной, —
О, трудней геройства нет,
Нет во всей вселенной!
Так я понял в тридцать лет,
В дни грозы военной.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: