- Так, может быть, напишем всем отрядом? - спросил Прыгунов.

- Конечно, а как иначе! - сказал Ломоносов.

- Ну тогда за дело! - сказал Майоров. - Только давайте-ка сначала поставим всё на место.

Парты быстро выстроились в три коротких ряда. Очередь дошла до шкафа.

Мальчишки налегли на него, там что-то перекатилось, поехало.

- Ого, да там какое-то мангазейское сокровище! - сказал, отирая лоб, Ломоносов,-Посмотрим?

Иван Кузьмич как-то равнодушно пожал плечом, а Витя по-хозяйски кивнул: «Давай!»

Они распахнули шкаф и под старыми картами увидели запылившийся пионерский горн.

Мышойкин вытащил его, пошутил:

- Сокровище! Золотой!

Иван Кузьмич удивился:

- А мы-то искали…

А Зина отёрла его рукавом, попробовала дунуть, но ничего не получилось. Ломоносов с сожалением покачал головой: чего не умею, того не умею.

Тогда сержант Майоров улыбнулся, протянул руку: «А ну-ка дайте», протёр мундштук и, вскинув трубу, приложил его к губам.

И в воздух - к заставе, к небу, к сопкам - прорвался удивительный звонкий звук пионерского горна.

А Прыгунов, подумав, скомандовал:

- Отряд, стройся!

И маленький отряд - все шестеро пионеров - вдруг выстроился по росту и выровнялся на звук пионерской трубы.

Потом всё стихло. И все услышали, как заглянувший в окно крепкий пожилой мужчина одобрительно вздохнул:

- Ну хорошо, хорошо, броня крепка! Вот это дело. Правильно, Иван Кузьмич. А то что-то давно не слышали! Хорошо.- И, кивнув, он захромал по дороге с полной корзиной румяных грибов.

Едва фебята опустили в ящик своё пионерское письмо с надписью «Авиа», дел на отряд обрушилось - катящаяся гора! Не было, не было - и вдруг посыпались. Следовую площадку оборудовать! Тренировки наладить! Ещё историей села решили заняться! Да мало ли дел. А ведь это только начало!

Но начали со следовой площадки.

У ручья, где, бывало, Зинка с Бобиком ловила на удочку пескарей, среди высокого камыша и крапивы, потихоньку доживала забытая пограничниками учебная следовая площадка.

Иногда на её горячую глину выползали погреться ужи и удавчики, забегали ящерки, а чаще, расправляя глазастые крылья, как на аэродром, приземлялись радужные махаоны. Площадка молчала и тоже, казалось, слушала шелест воды и шорохи леса.

Но теперь молчание кончилось.

В первый свободный день Майоров выбрался сюда с ребятами, прихватив косу. Сняв китель, он аккуратно обкосил у площадки края, ребята вымели с неё пыль, обмыли ручьевой водой и на завтра, на 13.00 после уроков, назначили первое занятие.

Из школы ребята вышли стайкой, потом, в камышах, вытянулись цепочкой, как вдруг услышали шелест, фырк. Забежавший вперёд Мышойкин обмер и, бледнея, вытянул шею.

- Смотрите!

По площадке петляла цепочка ещё мокрых, оставленных острыми копытцами следов. Рядом приплясывали какие-то птичьи загогулины, а сбоку в качающиеся камыши уходили отпечатки мягких кошачьих лап.

Ребята остановились.

- Первый - кабан! - быстро определил Митя. Он их встречал не раз, когда с мелкокалиберкой на плече ходил по сопкам.

- Ох ты, да не один -стадо! Поди, грелись,-поторопился сказать Ломоносов, но тут же поправился: - Нет, не успели! Иначе бы брюхом всю площадку вытерли.

- И фазаны ходили…-сказал Мышойкин.

- Откуда? - спросила Зина.

- Комбайнеры уже петухов на сое видели! - подтвердил Митя.

- А это, вот это?! - вскрикнул Мышойкин и тут же испуганно отпрянул в сторону.

Кусты с шелестом расступились, и на площадку из зарослей вынырнул присыпанный репьями Прыгунов с брезентовой сумкой на боку и сразу показал на след:

- А это?

- Фу, набрались страху! - рассмеялся Ломоносов, а Мышойкин, сразу повеселев, оттого что испугался не он один, а и сам Ломоносов, показал на след:

- Не кот же!

- Ну и не собака! - рассудил Алёша.

А Митя сказал:

- Волк.

- Молодец, точно. Волк! - Прыгунов живо посмотрел на него и, вытащив из сумки резиновую печатку, ловко тиснул на площадке округлый след.-А это?

Митя молчал. Ребята, окружив след, задумались. Даже Ломоносов почёсывал в затылке… Непонятно! Они оглянулись на Прыгунова. Но пограничника не было. Зато сзади ребят появилось ещё несколько таких же следов.

Ребята стали оглядываться - куда делся Прыгунов. Но не шевелился ни один куст.

Они пошли по следу. В то же мгновение сзади раздался быстрый вскрик, и, повернувшись, они снова увидели Прыгунова, который, выходя из кустов с другой стороны и улыбаясь, твёрдо ставил ещё один отпечаток.

- Ничего себе! - сказал Алёша.

А пограничник спросил:

- Так что же это за след?

- Тут уж точно без собаки не обойтись,-решил Алёша и вдруг окинул всех озорным взглядом: - И вообще пограничному отряду без собаки не обойтись!

- Ну, отряд-то у вас пока совсем молодой и маленький! - в тон ему сказал Прыгунов.

- Так и собаку можно молодую и маленькую! - рассмеялся Ломоносов. И все ребята улыбнулись, потому что знали: маленькая собака на заставе одна - Удар.

Прыгунов покрутил головой: ничего себе придумали!

Правда, Витя Мышойкин тут же, между прочим, заметил:

- Ну собака, может, и не очень нужна. Собаки вообще скоро будут ни к чему.

- Это почему же? - так и откинулся в удивлении Прыгунов.

- А приборы заменят любую собаку! - пожал плечами Мышойкин.

- Собаку? Пограничную собаку? - Прыгунов изумлённо завертел головой.-Ну извините! - сказал он.-Ну извините!.. Да вы знаете,-он повернулся сразу ко всем,-что один только Индус Карацупы, который бегал по этим тропам,- это целая история! Триста нарушителей - да каких! А про Лютого слышали? След брал через целые сутки! И бандита взял! Нет?! Так вы и про Розу не слышали?! - Он изобразил отчаяние и понизил голос: - Да на неё генерал приезжал смотреть. Шутка ли, собака лезвие в камышах за полкилометра отыскала.

Ребята внимательно посмотрели на него.

- Машина! - Прыгунов махнул рукой,-Собака понимает всё - и верность, и чуткость, и подлость! Вон хотя бы тот же Лютый. Добрый пёс! А вот когда однажды негодяй обидел ребёнка, вот тогда он показал, почему он Лютый! - сказал Прыгунов, и было видно, что и он показал бы негодяю, обидевшему ребёнка.

Пограничник наклонился к Мышойкину и подвёл итог:

- Да если рассказать все истории про собак с одной нашей заставы, книга получится - почище Дюма!

В глазах Мышойкина плутало насмешливое недоверие.

Но, заметив, как заинтересованно задумался Митя, он и сам беспокойно замигал: а вдруг упустишь что-то интересное.

А Митя попросил:

- Расскажите! Может быть, и вправду записать?

- Конечно, вправду! - серьёзно сказал Прыгунов. - Чтоб знали все! Только не меня бы про это спрашивать. Вот с Артамоновым поговорить -так это да! Это да! - горячо повторил он, вспомнив товарища.-А что? - Он посмотрел на ребят.- Пошли к Артамонову? - Ему и самому интересно было послушать артамоновские истории. - Правда, договора такого на сегодня не было, может влететь, - подумал вслух Прыгунов.

Но все разом закричали:

- Пошли! Не влетит! Мы же не чужие!

Глаза Прыгунова вдруг озорно подмигнули и тут же сделались серьёзными: «Пошли! Только - чур - порядок! Идти по-пограничному. Быть готовыми ко всему!»

Он прошёл через камыши и, всё так же пружинисто отталкиваясь, повёл ребят к заставе не привычной дорогой, а поднимавшейся от подножия сопки быстрой тропой.

Полдень вдруг навалился на сопку жарким медовым теплом. Всё сразу перемешалось: запах разогретого шиповника, винограда, парной дух маньчжурского ореха и дуба. Казалось, облака вкусного тепла то окунали ребят в глубину эхого леса - в горящие листья клёнов, в золотистые от солнца листья бархата, дуба, аралий,-то поднимали над ним. И сверху представлялось, что внизу волнуется и плещет не лес, а светлое зелёное золото…

Тропинка, упругая живая тропинка помогала ребятам идти легко и с каждым по-своему говорила. В их движении было что-то от быстрого движения пограничного отряда. От присутствия Прыгунова, его чёткого пограничного шага все тоже чувствовали себя пограничниками. Его подтянутость, походка передавались всем.