«Самоубийца в час разлуки…»

Самоубийца в час разлуки
не меньше любит жизнь, чем тот,
кто счастлив, праведно живет,
не зная настоящей скуки.
Кто их измерит, эти муки
за неоконченным письмом,
перед раскрытым в ночь окном?
Кто судит, по какому праву,
того, который пьет отраву
и этим искупает грех:
наверно, свой – быть может, всех.

«Двенадцать месяцев поют о смертном часе…»

Двенадцать месяцев поют о смертном часе…
А жизнь по-новому, как осень, хороша.
В ночном кафе, на вымершей террасе,
в молчанья пьем и курим, не спеша.
Куда спешить нам… Вечность наступила –
мы даже не заметили когда.
Исчезли дни. Слились в одно года.
Лишь в смене месяцев по-прежнему есть сила
и безутешность памяти земной…
Минувшее – как темная звезда
в огромном небе, залитом луной.

«Пила, любила, плакала и пела…»

Пила, любила, плакала и пела…
Чей это образ – неужели мой?
Ведь мне хотелось только одного:
полезного, живого дела,
которое, как друг, старело бы со мной,
любимого… но не было его.
Синеют вены на руке сухой…
А жизнь без остановки пролетела,
как поезд мимо станции глухой.

«На что похожа смерть? Не знаю: на полет…»

На что похожа смерть? Не знаю: на полет
или падение…
На пламя или ночь…
На боль или забвение…
На снег, на кровь…
Я знаю только, что, когда твой час придет,
я не умру с тобой, и не смогу помочь…
К чему тогда моя любовь?

«Все было: беспутство, безделье…»

Памяти Б. Поплавского

Все было: беспутство, безделье,
в лубочных огнях Монпарнас,
нелегкое наше веселье,
нетрезвое горе. Похмелье
и холод в предутренний час.
Тоскливо… в граненом стакане
вчерашние розы свежи…
Светает в пустом ресторане…
В те ночи, в редевшем дурмане
легенда творилась из лжи.
Пусть судят о ней поколенья.
Но в мир наш, где памяти нет,
доносятся отзвуки пенья
оттуда, где ждет воскресенья
в молчаньи погибший поэт.

НОЯБРЬ

«Не может быть, что мы с тобой враги…»

Не может быть, что мы с тобой враги,
что между нами недоверье, злоба…
Не объясняй, не обещай, не лги.
Никто не виноват и виноваты оба –
не все ль равно?
Я так боюсь разлуки,
какой бы ни был ей положен срок.
В любви закона нет, о смерти нет науки.
Есть только ряд случайностей – и рок.
Прости. Нет больше времени, нет силы…
Кому пишу я… Мы с тобой враги.
Я буду ждать тебя – не только до могилы –
я буду ждать…
И в праздник Всех Святых
услышу, может быть, твои шаги,
с печалью мертвых и тоской живых.

«Сметает ветер листья хлопотливо…»

Сметает ветер листья хлопотливо
с деревьев, с тротуаров и с моста…
Здесь кто-то шел, согнувшись, торопливо.
Кого-то поглотила темнота.
Не виноват растерянный прохожий
– в делах, в любви на всех других похожий –
что не успел предупредить конца.
Не знает он, как тяжелы сердца
в молчанье, в одиночестве, в гордыне…
Свистки. Прожектор над ночной рекой.
Сошлась толпа. Молись за упокой
души того, кто звал тебя в пустыне.

«В бессоннице услышанное слово…»

В бессоннице услышанное слово
встревожит – и совсем прогонит сон…
Как чей-то слабый крик, как стон больного,
как милого больного стон.
Пойми, ведь мы соседи по палате
и суждено нам рядом умирать.
Мне часто кажется: вот ты седой, в халате,
придешь и сядешь на мою кровать
и ласково руки моей коснешься,
заговоришь по-старому опять.
Твой голос не нарушит тишины,
смягчит улыбка взгляд упорных глаз…
Мне кажется, что оба мы больны,
что ты поймешь и, может быть, вернешься
в последний день…
в последний раз.

«Мне кажется, что даже умирая…»

Мне кажется, что даже умирая
я буду повторять бездарные слова
о том, что революция права…
И что создание земного рая
совсем не праздная мечта.
О том, что есть неравенство в страданье,
что заслоняет небо нищета…
Я буду повторять в бреду, в полусознанье
и то, что равнодушие есть грех
единственно неискупимый…
Мне кажется достойной доля тех,
кто с жизнью не в ладу, но кто легко умрет
за этот мир – враждебный и любимый –
не принимая вечности в расчет…
Сорвется с ветки где-нибудь в глуши
сожженный солнцем яркий лист осенний –
я ничего не знаю о спасенье
его или моей души.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: