Говорят, что именно с целью пробить Леснера на ностальгию Гусин специально создал телепередачу «Диалоги о рыбаках», надеясь, что рано или поздно Леснер заметит ее в эфире и еще раз вспомнит о нем, об Алексее Гусине. Но Апоков, который распоряжался эфирной сеткой, как будто бы об этом догадывался и ставил передачу как раз в такое время, когда Леснер телевизора не смотрел. Или спал, или обедал, или играл с кем-нибудь в морской бой по служебному телефону. А в последнее время и подавно заветный ящик включался все реже и реже. «Зачем мне это говно?» – говорил главный телевизионщик страны.

Образ Апокова был привычен и понятен. Жалобы и интриги со стороны претендентов на апоковское место только веселили Михаила Юрьевича и заполняли жизненную пустоту. Однако, случайно узнав, что часть жалоб Апоков инспирирует сам на себя через подставных лиц, Леснер рассердился. И вызвал тогда генерального директора канала на ковер.

– Зачем ты это делаешь?

– Что делаю? – Апоков смотрел через затемненные очки. – Вы о чем это, Михаил Юрьевич?

– Зачем жалобы на себя инспирируешь? Что так смотришь? Я не про гусинские жалобы говорю. Гусин – искренний парень. Я имею в виду жалобы от Горштейна, Гольдбурга и Катанских.

– А как вы догадались, что это я инспирирую? – удивился Апоков.

– А они сами мне в этом признались, – хмурился Леснер. – Все вместе втроем пришли и признались, что ты их просил жалобы на тебя же и написать. Так что колись, что ты там затеял? Какую поганку заворачиваешь? Для чего клоунаду устраиваешь? Колись!

– Это не клоунада, Михаил Юрьевич. – Тут Апоков снял затемненные очки, что случалось с ним два или три раза за всю его телевизионную карьеру. – Это не клоунада. Это я, Михаил Юрьевич, пострадать хочу. На глазах у всех пострадать. И тем самым очистить души других.

Вот именно эта фраза теперь и беспокоила Михаила Леснера.

Леснер поднял трубку.

– Транспорт приготовьте!.. Нет, не «Ягуар». Догадайся с трех раз, гнида!.. Нет… Да. Теперь правильно.

Речь шла о мотоцикле «Харлей Дэвидсон», о неофициальном виде транспорта, которым Михаил Юрьевич пользовался, когда дело близилось к ночи. Садясь на мотоцикл, а не в машину, он, с одной стороны, демонстрировал солидарность с молодежью и полноту сил, работая на имидж. (Поди-ка! Кто еще из министров рассекает на мотоцикле!). А с другой стороны, Леснер и на самом деле очень любил свой «Харлей». Любил настолько крепко, что дал мотоциклу человеческое имя: Тимоша.

И всякий раз, когда возникало желание развеяться и, как он объяснял, прочистить мозги на ветру, звонил управляющим, чтобы те подогнали Тимошу, а сами уходили «к свиньям собачьим», потому как вечером Тимоша превращался почти в интимного друга. А при подобных отношениях, сами понимаете, свидетели не нужны.

Существует такая истина: любой состоявшийся мужчина, выбирая личный транспорт, даже не осознает, что останавливается на механизме, который чем-то похож на него самого. То же самое происходит при выборе спутницы жизни или собаки. То же самое получается, когда создается производственный коллектив. Увольняют в большинстве случаев отнюдь не из-за отсутствия профессиональных навыков, а за то, что подчиненный не стал похожим на хозяина. Однако влияние, как известно, не бывает односторонним. С годами муж становится похожим на свою жену, начальник на подчиненного, а любитель животных на своего питомца. То же самое происходит в отношениях человека и механизма. Бульдозерист через десять лет успешной практики приобретает черточки характера своего бульдозера. Зам. начальника главка ухватывает качества и недостатки ведомственной «Волги». Уголовные авторитеты имеют даже внешнее сходство с шестисотым «Мерседесом» или джипом «Чероки». А командиры подводных лодок поворачивают туловище одновременно с головой, как будто бы смотрят в перископ.

Проходят годы, все так же опадает листва, все так же кусаются комары, все там же Карпатские горы, а люди, кинофильмы и механизмы, отыскав друг друга, образуют новые субстанции и движутся по разным орбитам прогрессирующей планеты Земля.

К чему это все? А вот к чему. Чем дальше, тем Михаил Юрьевич Леснер становился все больше похожим на свой мотоцикл «Харлей Дэвидсон». И если Александра Апокова Садовников только один раз сравнил с танкером, и то бог знает из каких соображений, то Леснера с «Харлеем» ассоциировали впрямую решительно все, мысленно устанавливая министра информации на четвереньки.

Первая встреча Михаила Юрьевича с Тимошей произошла в автосалоне, куда Леснер пришел, чтобы подобрать машину для уик-энда вместо разбитой. Отвергнув уже девятый вариант, Михаил вдруг оттолкнул вспотевших услужливых автосалонных консультантов и прямо-таки рванул в угол стеклянного помещения, где одиноко, но вызывающе красовался «Харлей». Окружающие сразу замолчали, как бывает при встрече близких, разлученных военными обстоятельствами, а потом все развернулись и пошли на цыпочках за документацией. Теперь уже никто не сомневался, что Леснер купит именно «Харлей».

А новые друзья-братья еще долго стояли друг напротив друга в организованной тишине, пока наконец Михаил Юрьевич не произнес: «Здравствуй, Тимоша!». (Имя было тут же придумано). «Здравствуй, Миша», – кажется, ответил «Харлей». После чего Михаил Юрьевич бросился и заключил мотоцикл в свои объятия.

И вот теперь, когда управляющий и охранники разбежались, в ночном министерском дворике оставались «Харлей» Тимоша и Михаил Юрьевич Леснер. Обычно, прежде чем заводился двигатель, тому предшествовал ритуал, какой совершают влюбленные перед тем, как переходить к главному. Обнимаются и что-то шепчут друг другу.

Давайте же, надев шапки-невидимки, бесшумно подойдем и послушаем, о чем беседуют Леснер с «Харлеем».

– Тимоша, слушай меня, Тимоша, – шепчет Леснер. – Только ты у меня единственный друг, только тебе я доверяю и больше никому.

«Это хорошо, что я единственный, кому он доверяет!», – подумал Тимоша.

Однако рвения и ответной радости сразу же проявлять не стал. Стоял и слушал, поблескивая бензобаком в свете уличных фонарей.

– Никого у меня больше нет, кроме тебя, если разобраться, – продолжал Леснер. – Полное духовное одиночество, если бы не ты. Когда-то у меня по жизни был один друг. Нет, не мотоцикл и не автомобиль, – словно ухватив Тимошин взгляд, пояснил Леснер. – Его зовут Алексей Гусин. Хороший парень, преданный, любящий. Но вот с тех пор как я тебя встретил, больше он мне не друг. А ты – друг. Не знаю, почему так происходит, Тимоша, почему друзей теряем? Вроде бы вместе и рыбу ловили, вместе в бане парились, мотылем он со мной делился… А теперь я этого Гусина даже видеть не могу. А с тобой, наоборот, хочется говорить и говорить.

«Это хорошо, – подумал Харлей. – Это хорошо, что хочет говорить». Однако молчал. Да собственно чего отвечать, когда вопрос еще не был задан?

– Красивый ты мой, – продолжал Леснер. – Терпеливый, мужественный, не то что Гусин. Тот все юлит, и так и эдак… То ли дело ты: хочу – в гараже стоишь, хочу – оседлал тебя и полетел. – С этими словами Леснер облокотился на кожаное сиденье. Однако Тимоша подался вперед, как бы показывая, что сиденье не для того, чтобы на него облокачивались.

– Ну, погоди! – Леснер ухватил друга за руль. – Не балуй!

Не отпуская руля, Леснер забросил правую ногу и уселся на сиденье, как положено.

– Ну, чего молчишь? Ты слушаешь меня или нет?

– Слушаю, – кажется, произнес Харлей.

– Ну так вот. – Леснер посмотрел на показания бензомера и включил фару. – Мне нужен твой совет, Тимоша. Что мне делать с Апоковым?

– А разве с ним надо что-то делать? – кажется, удивился Харлей.

– Надо, Тимоша, надо. Апоков сказал, что желает пострадать и тем самым очистить души других. Как тебе это нравится? Хотел ему сначала в «пятак» заехать, да так, чтобы пострадал по-настоящему, но тут что-то остановило меня. Что-то у него во взгляде появилось такое… в общем, руки опустились. Не могу объяснить почему…