Грузное тело, поддавшись усилиям детей, стало медленно всплывать, но неожиданно замерло, будто кто-то его не хотел отпускать. Яна, чья голова оказалась первой над водой, сделала глубокий судорожный вдох и часто задышала. Её рука продолжала тянуть голову за волосы. Неожиданно тело дёрнулось вниз, увлекая за собой Яну. Чтобы это могло значить? Едва успев хватануть воздуха, девчонка снова оказалась под водой. Ей даже на миг показалось, что это не они с Вовкой вытаскивают тело, а оно пытается их затянуть в свой подводный дом.

Перед этим Вовка, сообразив, что ноги водителя, возможно, «запутались» в педалях, дёрнул тело вниз. Сам же, нырнув поглубже, принялся ощупывать обувь водителя. Она оказалась небольшой, но со множеством дырок и тонких ремешков и поясков. Ощупав каблуки, Вовка пришёл к выводу, что такие, тонкие и острые, носят исключительно женщины! Значит, водитель — женщина! Освободив её правую ногу от педали сцепления, Вовка, упираясь ногами в вязкое илистое дно, изо всех сил толкнул тело дамы вверх.

Вынырнув вслед за ним и быстро отдышавшись, Вовка обнаружил на поверхности воды напряженное и сосредоточенное лицо Яны, освещённое луной. Такие лица бывают у девчонок, пытающихся отобрать друг у дружки книжку.

— К берегу, Яна! Давай! Одной рукой за волосы, другой греби! А я в салон ещё нырну! — тяжело захрипел Вовка и снова исчез под водой.

Брезгливо жмуря глаза, Яна стала грести свободной рукой и отчаянно работать ногами, таща большое тело за волосы. К её удивлению тело, словно небольшая лодка, последовало за ней. Время от времени Яна попадала ногами ему то в бок, то в спину, но жаловаться на девичьи тумаки никто не собирался.

Тело было женским, крупным и плотным, с явными признаками излишнего веса. Зато эти конституционные характеристики помогали ему неплохо держаться на воде! Жир, ведь, легче воды, думалось юной спасательнице, которая сама едва не шла ко дну.

Вовка неожиданно вынырнул рядом и натужно выдохнул:

— Порядок! Больше никого там нет! Давай-ка, поднажмём…

Когда тело причалило к берегу, сердце у Яны грохотало дикой дискотекой. Вытащив пострадавшую лишь до пояса на берег, дети устало повалились на траву! Едва отдышавшись, они с трудом поднялись и, взявшись с двух сторон за большие женские руки, покоящиеся вдоль тела, подняли их вверх и опустили на траву возле головы. Яна, достав из карманчика своих шортов мокрый платок, быстро обернула ним пальцы и стала просовывать его в рот женщине.

— Вытаскивай язык! — запыхтел Вовка, нажимая на подбородок женщины, — Держи его! Вот так, молодец! И руку, руку её, тащи обратно…

Неожиданно послышался сдавленный стон. В горле и груди женщины хрипло заклокотало, и она вяло закашляла. Яна в испуге одёрнула свою руку с мокрым платком — и язык медленно уполз в рот. Вовка радостно заулыбался:

— Вот так удача! А я думал, что у нас ничего не получится!

— Это потому, что ты — настоящий мужчина, Вовка!

— Никогда бы не подумал, что услышу такое от тебя…

Изредка и болезненно покашливая, беловолосая женщина открыла большие жёлтые глаза, в которых тотчас заблистали лунные огоньки. Немного осмотревшись, она попыталась что-то сказать, но вышло лишь:

— Ой… ма… де…

— Вам нужно выбраться на берег! Помогите нам… — засуетился Вовка, пытаясь приподнять женщину за плечи. На помощь ему подоспела Яна, но женщина неожиданно хрипнула на них:

— Са-ма… Я сама!

Со стороны тропинки послышались возбуждённые голоса. По водной глади и прибрежной траве заметались яркие фонарные лучи, превращая всё вокруг в головокружительное лазер-шоу. Женщина поморщилась и попыталась самостоятельно сесть. Ей это далось с трудом. Опершись на руки, она с изумлением принялась рассматривать узкую лунную дорожку на воде, тёмный берег и каких-то мокрых дрожащих детей…

Глава 36

Жара. Огнедышащее Солнце. Оно занимает полнеба. Жёлтый раскалённый песок укрывает всю Землю. Нет ни тени, ни воды, ни ветра. Нет больше и сил. Яна лежит на спине, словно сказочный Гулливер, а по ней ходят и лазают крохотные лилипуты. Надо лбом и вокруг головы кружат бальными парами злобные эльфы, постреливая из своих крошечных луков в глаза красными стрелами. Лилипуты, разодетые в мушкетёрские наряды, прохаживаются по горячей груди, погружая в неё серебряные шпаги. Этого действа им кажется недостаточно, и передовой мушкетёрский отрядик, отважно подступив к горлу, безжалостно вонзает в него своё оружие.

— Больно… пить… воды… — пытается вспугнуть мушкетёрчиков израненное горло, но те лишь задорно хохочут и продолжают колоть его острыми шпагами…

Тёплая чашка, пахнущая малиной и мёдом, прикоснулась к сухим губам Яны и пролила в болезненное горло несколько чайных глотков. Чья-то мягкая рука тем временем приподняла и придержала голову девочки.

— Как тебе, моё солнышко? Немного лучше? — нежно поинтересовался мамин голос, и Яна открыла глаза. Было нестерпимо жарко, болела голова, а бессильное тело являло собой некое продолжение влажной подушки. В комнату Яны, сквозь сиреневый куст и открытое окно, пробивалось утреннее солнышко.

— Жарко и душно, мамочка… Я хочу в холодную воду!

— Нет, счастье моё, в холодной воде ты уже побывала!

— Мама, а где Вовка? Что с ним? Кажется, я его потеряла на берегу…

— Вовке ничего! День пошморгал носом — и порядок! Приходил к тебе вчера, цветы принёс — я их в вазу поставила, варенье вишнёвое и тортик…

— А я что?

— Ты? Жар у тебя сильный был, металась по кровати, как угорелая! Я уже и не знала, что тебе давать… Достань-ка градусник.

Яна извлекла и подала маме термометр, больно приставший к подмышке, и попыталась сбросить с себя душное одеяло. Но мама тут же вернула его на место:

— Погоди, не раскрывайся пока! Потерпи…

— Сколько там?

— Тридцать пять и семь! Упадок сил… Кризис миновал! Пора подкрепиться, спасательница ты моя! Почти трое суток без еды, скелет один остался. Чего бы тебе хотелось?

— Хочу жареной картошки, пиццу, горячий бутерброд с сосиской, омлет, солёных грибов и… холодного томатного сока!

— Прекрасно! Только всего понемножку для начала, хорошо?

— Хорошо… Мама, а как та женщина, которую мы с Вовкой из воды вытянули? Она живая, да?

— Зинаида Васильевна? Конечно, она очень крепкая и закалённая оказалась, не то, что ты! Вчера с Вовкой приходила тебя навестить!

— Неужели та самая Зинаида? Подружка Гарика? Вот оно что! А я ничего не помню…

— Естественно, что не помнишь! Температура за сорок была!

— Ого! А что они говорили? Ну, Вовка и эта Зинка…

— Яна! Что за выражения?! Какая она тебе Зинка? Зинаида Васильевна, к твоему сведению, прекрасный врач-педиатр, кандидат медицинских наук! Если бы не она, то ты…

— Прости, мама! Мне она казалась совершенно другим человеком! Теперь мне понятно, что с женщиной может сделать… глупая и слепая любовь!

— Ты что, бредишь? Зинка, подружка Гарика, глупая любовь…

— Не знаю, что-то в голове перемешалось…

— Оно и видно. Я на кухню пока схожу, а ты лежи и не вставай до моего прихода, договорились?

Кивнув задумчиво головой, Яна уставилась в окно, за которым шелестело, щебетало и источало цветочный эфир лето. Хотелось вырваться во двор и помчаться стремя голову к прекрасному парню Вовке, бывшему рохляку и маменькиному сынку! Почему бывшему? Потому, что отныне он стал для неё, мерзкой и противной девчонки, смелым и самым-самым прекрасным другом на свете! И она его, как ни странно, уже полю…

Заныл мелодично входной звонок, и Яна растерялась. А вдруг это Вовка? Глянет вот сейчас на неё, больную и измученную уродину со всколоченными волосами, и никогда больше не станет с ней дело иметь! Да, такой парень одиноким не будет никогда! Повезёт же кому-то… Ой, где это сумочка и зеркальце? Не видно нигде… Что же делать?

Приветливо скрипнула входная дверь, и в гостиной забубнили чьи-то голоса. Не придумав ничего лучшего, Яна юркнула под одеяло, оставив снаружи лишь нос и глаза; лоб аккуратно укрыла влажным полотенцем, и принялась ждать. Глаза, на всякий случай, прикрыла, оставив едва заметные тонкие щёлки…