XIV
Красавицы спешат ему наперерыв
Вниманье расточать… Но ни посул лобзанья,
Ни в знойном шепоте намек иносказанья
Его не трогают. Нарциссу чужд порыв.
Встречая холодом двусмысленный призыв
Нескромных юношей и женские терзанья,
Он отвергает все мольбы и притязанья,
Надменным гордецом в Беотии прослыв.
Никто не разгадал, что лжет такая слава,
Что холод видимый – лишь внешняя оправа,
Что сердцу чуткому огонь любви знаком,
Что грудь Нарцисса жжет желания отрава,
Что страсть в нем говорит нездешним языком,
В вулкане дремлющем – клокочущая лава…
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
ЛИК В РЕКЕ
XV
Таков ли был Нарцисс еще совсем недавно?!
Кудрявым отроком в кругу отроковиц,
Восторженно ценил он прелесть свежих лиц
И к юным девам льнул с искательностью явной.
Изгибы стройных тел любил в их пляске плавной;
На них – в любви еще несмелых учениц –
Бросал горящий взор из-под густых ресниц,
Искал улыбки их, по-женски своенравной.
Средь игр и танцев им он отдавал досуг,
Всех одинаково умел пленить… Но вдруг
Выискивал одну избранницу средь сверстниц…
И, в сердце затая непрошеный испуг,
Шептала девушка в кружке подруг-наперсниц
О том, что нашептал Нарцисс, прекрасный друг.
XVI
Так было. Но прошло… Однажды, в летний зной,
Настигнув кабана в преследованьи яром,
Испить припал Нарцисс к реке под крутояром.
Где свеж и бархатист был берег вырезной.
И вот – его лицо пред ним в воде сквозной:
В румянце трепетном горящее пожаром,
Оно, не тронуто обветренным загаром,
Светилось нежною девичьей белизной.
Лучистый взор мерцал за темным окаймленьем
Изогнутых ресниц; воздушным обрамленьем
Дрожало золото кудрей вокруг чела…
Смотрел… смотрел Нарцисс с невольным изумленьем…
И долгий-долгий миг душа его жила
Тревогой смутною и сладостным томленьем.
XVII
Он лик иной узнал в себе самом мгновенно
И понял, что души мечтательный покой
Утрачен навсегда… С влюбленною тоской
Он этот лик таил на сердце сокровенно.
Он видел в снах его. Им грезя вдохновенно,
Он только этих глаз искал в толпе людской,
И негу этих губ со страстностью мужской,
Весь замирая, пил мечтою дерзновенной.
И вот он въявь пред ним живет в струях реки:
Нарцисс и этот лик – как братья-двойники,
Как будто надвое в себе Нарцисс расколот…
Во сне иль наяву?.. Как сладко от тоски!..
А сердце жаркое в груди стучит, как молот…
Протяжный звон в ушах… И бьется кровь в виски…
XVIII
Не Рок ли присудил Нарциссу повстречать
Свое лицо в тот день?.. От малых лет недаром
С тревожной памятью о предсказаньи старом
Его от этого остерегала мать!
И, странный образ тот похитив, словно тать,
Он обладал теперь опасным тайным даром:
Мечта, двуликая двуполой жизни жаром,
Отметила его, как жгучая печать.
Соблазнами дразня прозревшие зеницы,
Виденье отрока с душой отроковицы
В нем жило бытием второго естества,
И, словно вырвавшись из замкнутой темницы,
Немолчно предъявлял ему свои права
Тот призрак двойника… Иль, может быть, двойницы?!.
XIX
Раз нимфа – видел он – в беспамятстве, без звука
Стремглав промчалась в лес, в лучах луны светла,
Как серебристая и быстрая стрела,
Слетевшая с дуги натянутого лука.
Пронесся хриплый крик; звенела тишь от стука
Раздвоенных копыт… Похожий на козла,
Сатир преследовал беглянку…
И была Она застигнута в тени густого бука.
Захватчик не внимал беспомощной мольбе…
Недолго длился бой… И в лунной ворожбе
Нарцисс, свидетель тайн, в душе сплотил два мира:
Он сознавал, томясь, что пережил в себе
Мужское торжество победного сатира
И трепет женщины, осиленной в борьбе.
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Сестра
XX
Подавлен и смущен, Нарцисс страдал с тех пор,
Как язвой, внутренним недугом нестроенья,
Не мог в себе самом найти успокоенья
И кончить двух естеств бессмысленный раздор.
Зато… по временам… всё чаще… тщетный спор
Чудесно замирал… Тревога раздвоенья
Сменялась тишиной… И, полный упоенья,
Он новой жизнью жил, но тайно, словно вор.
Он, с призраком своим сживаясь в образ слитный,
Впивал любовь. Но в ней, как голод ненасытный,
Усладой острою не исчерпалась страсть…
Кто б это мог понять?!. И он таился, скрытный,
Чтоб тайны роковой не посягнул украсть,
Случайно вторгнувшись, похитчик любопытный.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: