И, подумав, он сказал вслух, когда стрелки часов домчались до полудня.

– Слушай, – сказал он.

– Да?

– Я хотел бы пригласить тебя в кафе. На мороженое.

В тот момент, когда он сказал это, он сам не мог поверить в то, что сделал это. Он задержал воздух и напряженно посмотрел на нее. И хотя в библиотеке и без того было тихо, как в морге, он мог бы поклясться, что теперь здесь стало еще тише.

Свеня моргнула.

– Прости, что?

– Два больших мороженых на террасе «Да Марио». Одно для тебя, другое для меня. И любая тема для разговора, кроме математики. – Пока он это говорил, Вольфгангу казалось, что он на какую-то секунду превратился в Чема. Но ведь, черт возьми, именно этого он хотел, и он должен хотя бы попробовать. Даже если она поднимет его на смех.

Но она не стала смеяться над ним. Напротив, его предложение показалось ей как будто даже заманчивым. Во всяком случае, она облизнула губы, словно мороженое уже стояло перед ней.

– Звучит неплохо. Когда?

Вольфганг ненадолго задумался:

– Сегодня после обеда, в половине четвертого?

Свеня надула губы:

– Так поздно?

– Подойдет и в три. – В три кончался урок по виолончели, которую можно было взять с собой в кафе.

– Мне было бы удобнее в три.

– Тогда в три.

– Супер. – Она взглянула на часы, которые вдруг перестали бежать, как бешеные, и снова стала вести себя как обычно и захлопнула книгу. – Я возьму ее домой, как думаешь?

У Вольфганга даже не укладывалось в голове, что все получилось так просто. Он пригласил Свеню на свидание! Bay! Какое ему дело до математики?

– А остальные, кто еще принимает участие в конкурсе? – спросил он больше просто для того, чтобы что-нибудь спросить, а не потому, что его это интересовало.

Свеня показала на полки:

– Тут есть еще два экземпляра с красными полосками на корешках. Остальным придется приходить сюда, в то время как мы будем заниматься дома, потому что мы хитрые и пришли вовремя, – улыбнулась она.

Вольфганг ухмыльнулся и захлопнул книгу.

– Тогда я возьму вторую.

Так случилось, что в этот четверг Вольфганг все-таки сбил своим огромным черным кофром для виолончели одну из старых прялок, стоявших на лестнице в доме его учителя, к счастью не сломав ее. Играя, он все время путался в нотах, и то, что выходило из-под его смычка, трудно было бы назвать музыкой. Наконец господин Егелин прервал его:

– Тебя что, полиция ищет?

– Что? – ошеломленно переспросил Вольфганг. – Нет, с чего вы так подумали.

– Потому что ты все время ускоряешь темп. Как будто за тобой кто-то гонится.

Вольфганг уставился на кончик своего смычка, словно там таились все ответы на его вопросы.

– Я начну еще раз.

Егелин кивнул:

– Я бы посоветовал тебе то же самое.

Но Вольфганг так и не смог собраться и взять себя в руки. Ведь сразу после урока у него было назначено свидание со Свеней! За обедом все это показалось ему абсолютно невероятным. Он так волновался, что не мог проглотить ни кусочка. О чем он с ней будет говорить? О виолончели? О классической музыке? Нечего и сомневаться, что ей это ни капли не интересно. Но о чем же? Остается только математика, но математика совсем неинтересна ему. И что вообще интересно девочкам? Он не имел ни малейшего понятия. Откуда ему было знать, ведь почти всю свою жизнь он не занимался ничем, кроме виолончели.

Погрузившись в свои мысли, он с трудом продирался через прелюдию, споткнувшись на первом же трудном месте. Отчаявшись, он выронил смычок: все вдруг показалось таким бессмысленным.

– Быть может, нам стоит закончить урок пораньше, – без всякой задней мысли сказал он.

Егелин без выражения посмотрел на него.

– Лучше от этого не станет.

– Ну да, понятно. – Вольфганг посмотрел на портреты великих виолончелистов на стене. Внезапно они показались ему чужими и далекими, как марсиане. – Я просто не знаю, для чего я это делаю. В смысле, играю на виолончели. Я подумал и решил прекратить занятия. Хотя бы на какое-то время.

– А что по этому поводу говорит твой отец?

– Он считает меня будущим Хируёки Мацумото.

– Значит, ты еще не говорил с ним об этом?

– Нет, – признался Вольфганг.

Какое-то время Егелин молчал и просто смотрел на него, а потом полез в тот ящик, где у него лежали ноты, и достал старый этюд Дотцауэра, который они проходили сто лет назад.

– Нам придется ненадолго вернуться к основам, – сказал он.

Вольфганг посмотрел на листок. Легкотня. Сплошные восьмые и четверти. Ерунда для новичков.

– Мне нужно сыграть это сейчас?

– Именно. Но, пожалуйста, сделай это виртуозно.

Вольфганг тяжело вздохнул, взялся за смычок и начал. Его не покидало неприятное чувство, как будто он сболтнул лишнее, то, что ему лучше было бы оставить при себе.

Кафе-мороженое «Да Марио» было одним из главных мест встреч для всего Ширнталя. Большие порции мороженого, демократичные цены и уютная открытая терраса под бирюзовым навесом. Отсюда видно было, как по маленькому средневековому мостику через Ширн к знаменитой ширнтальской мебельной фабрике, лежащей на той стороне реки, карабкаются огромные грузовые машины, а когда на булыжной мостовой одновременно проезжало более трех машин, за грохотом невозможно было услышать собственный голос. Впрочем, это, как правило, никому не мешало.

Свени еще не было. И, к счастью, не было также никого, кто мог бы пустить про них в школе слух. Только трое парней из одиннадцатого, которые на такого, как он, даже не посмотрят. Вольфганг оттащил свой огромный черный кофр в угол террасы и сел на стул рядом, а когда, изображая вселенскую скуку, явилась официантка, заказал себе колу.

Вскоре на своем велосипеде примчалась Свеня.

– Привет, – выдохнула она, запыхавшись, и упала на стул рядом с ним. Затем она заметила кофр. – А это еще что за чудище?

– Моя виолончель.

– Такая большая? Или это только кофр?

Вольфганг постучал по черному блестящему корпусу.

– Ну, он еще, конечно, пошире, но и сама виолончель действительно достаточно большая.

– И ты вот так с ней все время таскаешься?

– Нет, только на занятия. – Он показал на улицу напротив, вдоль реки. – Мой учитель живет отсюда метрах в трехстах.

Свеня внимательно посмотрела на него:

– Хотела бы я услышать, как ты играешь.

– Заходи в гости, – на автомате предложил Вольфганг и тут же испугался собственной смелости.

Но Свеня только улыбнулась:

– Над этим стоит подумать.

Пришла кельнерша с блокнотом и колой для Вольфганга. Свеня заказала себе порцию мороженого «Тропикана» с «дополнительной порцией маракуйи», а Вольфганг, как всегда, взял ореховое. Он наблюдал за тем, как Свеня обсуждала с кельнершей детали ее напитка: «Минералка без ломтика лимона и кубик льда», – так она говорила, подкрепляя все свои слова легкими движениями рук, и чем дальше, тем более невероятным казалось ему вот так сидеть с ней.

Их заказ подоспел в мгновение ока, но к этому времени они уже незаметно втянулись в оживленную беседу, возникшую как-то непроизвольно, так что все страхи Вольфганга, что он не найдет подходящей темы для разговора, оказались напрасными. Свеня сама захотела знать все о его занятиях по музыке. Когда они начались, как часто ему приходилось заниматься и почему он выбрал именно виолончель.

– Да я сам точно не знаю, – признал Вольфганг. – Просто так получилось. Наверное, потому, что виолончель была нашей фамильной ценностью. Не успел я родиться, а она уже стояла в углу.

– У тебя же нет братьев и сестер?

– Нет.

У Свени, как оказалось, был полон дом родственников.

– Мы прямо как настоящий клан, – сказала она, – про нас телесериал можно снимать.

После того, рассказала она, как первый брак ее отца распался, он женился во второй раз на одинокой матери троих детей. На сегодняшний день Маитланды были огромной семьей, разобраться в которой мог бы только посвященный. Старшей сводной сестре Свени было 28 лет, она давно уже была замужем и жила в Берлине, в то время как самый младший брат только начинал ходить в садик.