Дюймовочка! От нее веяло тонкими, волшебными духами. И я невольно потянула носом, блаженно вдыхая аромат.

– День добрый! Это я вам звонила, – и девушка скромно улыбнулась.

– Да, пожалуйста, проходите. Вот в эту комнату, – как-то даже растерянно вымолвила я.

Девушка осмотрела восемнадцать квадратных метров моего блистающего чистотой комфорта, обставленного новой мягкой мебелью, лоджию, обшитую деревом и свежеокрашенную корабельным лаком. Подняла на меня свои небесные глаза и сказала: «Мне нравится». Стоимость дорогой аренды ее ничуть не смутила.

Я, в свою очередь, узнала, что девушка учится в университете, на инъязе. Зовут ее Инна. Ее мама живет в Черкасской области. А вот об отце девушка ничего не сказала. Да я и не стала допытываться. Правильная речь и манеры гостьи выдавали особу с интеллектом. А значит, эта эфемерная барышня обещала быть тихой и аккуратной. Что мне и требовалось при сдаче комнаты. Я мысленно поблагодарила Наталью-риелтора, свою хорошую приятельницу, за это сказочное существо, сошедшее, казалось, с облаков.

Дюймовочка заселилась в тот же день.

У нее было много вещей: чемоданы, сумки, саквояжи, пакеты, – все новое, нездешнее и очень гламурное. Заносить вещи ей помогали таксист и ее сокурсница Катя, девушка дородная, с длинной косой. На ее фоне субтильная Дюймовочка казалась нереальной. Катя с таксистом таскали чемоданы из грузового лифта. И в лифтовом холле вскоре набралась целая гора солидного скарба. Дюймовочка, с хрупкими ручками с розовым маникюром, порхала над этой горой, выуживая более легкую кладь.

Мы договорились с Инной, что будем сосуществовать параллельно, не тревожа друг друга. Я отвела ей полку в холодильнике, шкаф на кухне и персональный санузел. Выдала ключи от квартиры и комнаты.

Инна радовала меня. И я любовалась ею тайно и восхищенно.

Жила она неприметно. Лишь дважды в неделю вызывала такси и ездила на вокзал. Возвращалась оттуда с тяжелыми баклажками, чем-то щедро набитыми. Дотащить их до квартиры помогал ей таксист. Доволочь до комнаты помогала уже я.

Я не видела, чтобы девушка заходила на кухню. Ее полка в холодильнике была девственно пуста. Очевидно, она, как настоящая Дюймовочка, питалась нектаром и росой. В ее комнате было всегда тихо. И, когда девушка возвращалась домой, я почти не слышала и не видела ее. Казалось, Дюймовочка летала, парила и растворялась в пространстве, как аромат ее тонких духов.

Ее отсутствие в доме выдавали лишь оставленные в коридоре перламутровые домашние туфельки с заячьими помпончиками. Когда же она появлялась, туфельки исчезали.

Я, с уважением к милой Дюймовочке, старалась тоже жить тихо. Шикала на дочь Ленку, которая не желала признавать церемоний на своей территории. И, если заячьи туфельки исчезали, я сама летала по квартире, стараясь не беспокоить удивительную девушку. Редкие встречи с ней в коридоре, на лестничной площадке меня умиляли. Инна очаровательно хлопала длинными ресницами, улыбалась перламутрово-розовыми губками. И распространяла вокруг себя загадочный аромат.

В одно прекрасное утро в доме появился неприятный запах.

Я насторожилась. Принюхалась. Пакет для мусора был упоительно чистым. Заглянула в ванную комнату. И… вызвала сантехника. Он долго возился с сифоном раковины, поменял прокладки. Но честно признался, что канализация здесь ни при чем. Я рассчиталась с мастером за проделанную работу. Помыла с «Доместосом» всю квартиру. Запах не исчезал.

На следующее утро запах усилился и стал отвратительным. Я и Ленка недоуменно смотрели друг на друга, зажав носы. Мы начали обследовать всю квартиру. Выглянули за окно. Может быть, это пресловутые Бортничи с их забитыми очистными сооружениями, куда стекается вся городская канализация и на ремонт которых, как пишут газеты, вбухиваются и разворовываются огромные государственные деньги? Но воздух за окном был на редкость чист и свеж, как поцелуй небесного ангела.

Как ищейки, носом по следу, мы очутились у двери Дюймовочки.

– Чего ты крадешься, ее нет дома! – пресекла мою деликатность Ленка.

Розовые туфельки с заячьими шариками одиноко стояли в коридоре.

Мы прильнули носами к щели между дверью и полом. Стойкий смрад шел оттуда.

– Ты когда последний раз ее видела? – Ленка включила в себе следователя из убойного отдела.

– На прошлой неделе. В магазине «Эмпик», – почему-то виновато оправдалась я. – Она покупала разную гламурную чепуху: романы о любви, розовые парафиновые финтифлюшки.

– Вызывай срочно милицию. Мы, похоже, влипли! – пробубнила сквозь зажатый нос Ленка.

– Погоди! Сначала позвоню ей.

Я набрала мобильный Дюймовочки. Абонент не отвечал. Но телефон был активный. Я прильнула ухом к двери. Звонка не слышно. Может, телефон на виброрежиме?

Я долго искала второй экземпляр ключей от комнаты. Нашла. Вставила ключ в замочную скважину. Повернула. Руки дрожат. Мысли всякие блуждают в голове… Жива ли девушка? А что, если в комнате труп? Что тогда? Несчастная Дюймовочка! Суицид? Неразделенная любовь? Бедные ее родители! И что мы будем рассказывать родной милиции?..

Мы открываем дверь.

А там!..

А там…

Мы столбенеем. Живописать такое под стать лишь мастеру натюрморта.

На столе, на трюмо, на книжном стеллаже, на тумбочке и подоконниках, на моем шикарном паркетном полу, в судочках, ведерках, пластиковой таре, в кастрюлях и тарелках разлагались продукты питания. Тухлятина покрылась шаром зеленой плесени.

Плов. Мясное рагу. Картошка с мясом. Селедка под шубой. Котлеты. Холодец. Тушенка. Масло. Молоко. Творог. Бесчисленные лотки с домашними яйцами. Запасы готовой еды, которая насытила бы роту голодных солдат. Недели за две, до сегодняшнего жаркого июльского дня.

На полированном столе, рядом с розовыми лепестками свечи – жирные разводы от одинокой расплывшейся котлеты. На трюмо, с жемчужными бусами в хрустальной вазочке – надкушенный домашний пирожок со щедрым мясом, облепленный личинками. Все то, что тяжелыми баклажками дважды в неделю, за этот месяц аренды, передавалось из отчего дома, – все истлевало в моей беззащитной солнечной комнате – бедственно, буйно, красноречиво.

Сельская мама заботилась о том, чтобы дитятко не померло в столице с голоду.

По углам мусорные пакеты, над которыми роятся мушки-дрозофилы. У кровати батарея пластмассовых бутылок с… подозрительной жидкостью желтого цвета. На кровати книжки о любви, глянцевые журналы с гламурными красотками и красавцами. На подушке трогательный плюшевый мишка с глазами-пуговками… Безмолвный свидетель всего этого великолепия.

Выселяться Инне помогали таксист и рослая Катя с косой. У меня не было злости к девушке. Меня одолевало любопытство, почему она такая. Почему она не пользовалась холодильником, мусоропроводом и санузлом.

– Меня мама отругала бы тоже, – мило улыбнулась девушка, виновато хлопая ресницами, – а папа бы просто убил.

«А я бы схватила за ноги и… по ступенькам, с шестнадцатого этажа-а-а-а!» – почему-то подумала я.

– У нас дома, в Лос-Анджелесе, домработница.

– В Лос-Анджелесе?

– Мы с папой живем в Америке, а мама здесь, в Украине. Я отучусь и вернусь снова туда.

Когда Инна зашла в лифт вместе со своим протухшим скарбом и глазастым мишкой под мышкой, я позволила себе на прощание вольность, сказав, что рада знакомству с такой необычной девушкой, подарившей мне этот сюжет для рассказа. И что все у нее будет хорошо, и продуктов ей хватит надолго.

Мне было интересно узнать дальнейшее развитие сюжета. Я перезвонила девушке с длинной косой спустя неделю. Катерина, подруга нашей героини, сообщила мне, что Инна в поисках нового жилья. Тот тухлый скарб, что она забрала с собой, так и остался в новой квартире на целые сутки, пока малышка зависала в гостях у друзей. Нюх у хозяйки квартиры оказался не в пример чувствительней моего. Ощутив амбре, хозяйка просто вошла в комнату, упаковала весь беспредел, вынесла в мусорный контейнер и уехала на дачу, оставив девушке из Города Ангелов записку в дверях, чтобы та убиралась восвояси. Ясное дело, причину указывать она не стала.