А в институте, в курилке: ну что, вчера играл? Крутая игрушка, да? И мелодию насвистывают. А дома жена… Играет–играет, потом вдруг затихнет… Но только он попытается к ней подойти — как тут же играть начинает. А когда он ее спрашивает, что же она только что читала, — она только смеется и пальцем у виска крутит. Ты переутомился, милый. Как же ты мог видеть, будто я что–то читала — когда я играла? Уж мне ли не знать, что я делала?

А сама стала садиться так, чтобы к мужу всегда лицом. От ноута — одна крышка видна.

Тогда стажер, пока жены не было, поставил на подоконнике, за ее креслом, мобильный. Газетками прикрыл, только глазок камеры оставил. А утром стал смотреть, что же наснимал…

Лис вдруг затих, прислушивался к чему–то в коридоре.

— И что? — шепотом поторопил Пацак.

— Да почти ничего. В телефоне же камера лажовая, да еще снималось издали, и под углом. Попробуй разбери, что было на мониторе… Но точно не игра. Какие–то разводы, а поверх них надпись. И еще какая–то рябь по экрану бегает: туда–сюда, туда–сюда…

— И что сказала жена, когда он ей это показал?

— Да жена как раз под душ залезла, а ему надо было уже убегать. Его сегодня должны были везти на сам завод. А там режим секретности, пропуска строго по времени — опаздывать нельзя. И вот подъезжает он к сборочным цехам, к проходной. Там автоматчики, рамки, детекторы радиоактивности, все дела… Вдруг видит, прямо за его машиной пристроилась другая. Странная такая. Сама белая, но со всех сторон разрисованная будто огромными оранжевыми печатями: такие прямоугольные рамки, а внутри одно слово.

— Что за слово?

Но Лис продолжал:

— И вот идет он к проходной, дает пропуск охранникам, их там сразу четверо, а из той машины вылезает человек. Одет в комбинезон, вроде полевой формы, только расцветка странная — сам комбинезон белый, а вместо распятновки — оранжевые оттиски, такие же как и на машине, только поменьше. И идет следом за стажером.

Охранника у стажера пропуск взяли, по расписанию проверили, но обратно не отдают. Смотрят на стажера внимательно, ничего не говоря, только автоматы крепче стискивают, и вдруг все четверо начинают насвистывать одну и ту же мелодию…

— Из той игры?

— Насвистели до середины, и вдруг замолкли. И как–то странно смотрят на стажера. Будто ждут чего–то… Ну, стажер на всякий случай досвистел конец мелодии. Тогда они оттаяли малость, улыбаться начали, и начинают проверять, как полагается: сканируют отпечатки пальцев, радужку глаза, тепловое фото лица, — ну, все дела, разве что кровь из пальца на анализ ДНК не берут… И тут стажер видит, что тот человек в белом комбинезоне — уже в проходной стоит. Охранники на него внимания не обращают, а человек внимательно смотрит на стажера. Наконец, стажера проверили, пропускают внутрь — а тот, в комбинезоне, следом пристраивается. И прямо так и проходит, безо всякой проверки.

— А охранники?!

— А охранники на него даже внимания не обращают.

— А стажер?!

— Ну, стажер, конечно, помялся… Но решил, что это у местных розыгрыш такой. Ну, военные любят такие шкварки, когда новеньких прописывают. В общем, пожал плечами, и дальше пошел. И вот идет он по заводу…

Лис замолчал. В коридоре мимо нашей двери кто–то прошел.

— И что? — шепотом позвал Пацак.

— И вот идет он по заводу, — тихо заговорил Лис, — и вдруг замечает, что в коридорах, вопреки всем инструкциям, какие–то тележки стоят с коробками, в другом месте вообще штабель ящиков вдоль стены… И все эти ящики и коробки — обтянуты тканью… Белой, но словно в печатях вся. А внутри печатей — одно и то же слово…

— А стажер? Он же должен был проверять режим!

— Ну да. Ему это все очень не понравилось. И он уже дозрел, чтобы потребовать объяснений, в чем дело, — и тут видит, навстречу ему по коридору…

3. Кукушка Langfordi

Все должно быть изложено так просто, как только возможно, — но не проще.

Альберт Эйнштейн
(плакат в отделе безопасности Ковчега)

Навстречу ему человек в белом комбинезоне с печатями. Но не тот, что был на проходной, а другой. Стажер еще подумал, что эти комбинезоны похожи на то, как выглядели спецы в Урановом Craft'e. Там был голубой костюм с оранжевыми разводами, которые пульсировали, когда спецы переходил в режим невидимости… А навстречу ему еще один такой же.

Вокруг инженеры, техники, внутренняя охрана — ходят, суется, но на людей в комбинезонах никакого внимания. Только все поголовно насвистывают ту мелодию: та–да–да, дзынь–дзынь–дзынь, — как коровы с колокольчиками. А главное, тележки с коробками в коридоре… Люди идут на них, будто слепые, бьются лбами — и все равно не замечают… Тыкаются, как тупые боты, пока не обойдут, и идут дальше…

А стажер дошел до главного цеха, где ядерные боеголовки заряжают плутонием, и видит, что цех поделен надвое. В одном углу рабочие заряжают боеголовку плутонием, подвозят ее к проверочной комиссии, там ставят галочки в документах, пломбируют изделие, везут на выход… а на выходе двое людей в комбинезонах накидывают на боеголовку белый, в оранжевых печатях, чехол, и везут назад, в другой угол. Там за ширмой из бело–оранжевой ткани целый рой людей в комбинезонах. Они только что собранную боеголовку разбирают, свежий плутоний вытаскивают, на его место ставят чушки из обедненного урана, собирают, и вот теперь уже вывозят за пределы цеха. А плутоний упаковывают отдельно, в бело–оранжевые контейнеры, и везут к другому выходу…

Тут уж до стажера дошло, что это не розыгрыш. Он начал кричать, руками махать, хватать рабочих — что вы делаете?! Что тут, вообще, происходит?!

А рабочие на него — как на психа: «Люди в комбинезонах?.. Какие люди?.. Ты чего?..» А те, в комбинезонах, от дела отвлеклись, и на стажера нашего стали глядеть… С интересом… Потом между собой пошептались, и пошли на стажера.

Стажер пытался убежать — но ведь их было много… Они шли на него со всех сторон… А рабочие стояли и только смотрели на него странно. Будто он указывает на пустой воздух перед собой, и все вопит: «Здесь чужие люди! Здесь чужие люди!..» Начал крутиться так, будто кто–то невидимый заламывал ему руки, и все кричал, чтобы на него не надевали халат с печатями… и тут рабочие перестали на него смотреть.

Вдруг начали озираться, будто что–то потеряли из виду. Стажеру показалось, в их глазах наконец–то стало проясняться, и…

Лис замолчал.

— И?.. — едва слышно выдохнул Пацак.

— В этот момент по громкой связи заиграла мелодия, на весь цех. Рабочие замерли. А когда мелодия доиграла, все только терли лбы и хлопали глазами — будто их выдернули с кровати посреди сна.

— А потом?

— А потом пожали плечами. Каждый подумал: что это за наваждение с ним было? И все вместе пошли дальше работать.

— А стажер?!

— Что — стажер?

— С ним–то что дальше было?!

— А кто знает? С завода он куда–то пропал, в общежитие не вернулся… Больше его не видели.

Минуту Пацак неуютно сопел в темноте, потом пропищал:

— Лис… Скажи, что ты это выдумал?.. Ведь так же не бывает, да? Люди не могут не замечать того, что у них перед глазами…

— Да ну? — хмыкнул Лис. — Увы, Пацак. Мозг постоянно себя обманывает. Закрой левый глаз, и смотри только правым — ты видишь дырку в изображении мира?

— Дырку?..

— А ведь она есть, это дырка…

— Дырка?.. Нет! У меня — нет, Лис! Точно!

— Мозгов у тебя нет! А дырка — есть…

— Но ведь ее можно заметить, — сказал Туз. — Какой–то король играл на скучных советах, «рубил» головы министрам.

— После того, как ему рассказали о такой возможности. Если точно знаешь, где искать, можно найти. А если не знаешь?

— Лис, Туз! Вы, вообще, о чем?.. — настороженно пробормотал Пацак.

— О слепом пятне, дитя стеклянной соски! О чем же еще?!

— О каком–каком пятне?..

Рыча от досады, Лис выволок Пацака в коридор и показал на натуре, как рубить лампочки взглядом.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: