То, что у Макиавелли было лишь намечено, получило развернутое обоснование в труде Жана Бодена «Метод для легкого изучения истории» (1566). Согласно Бодену, главное назначение истории также заключается в том, чтобы служить политике. Она должна помочь раскрытию сущности и функций государства, указать на то, что ве­дет его к расцвету, а что — к упадку. По мнению Бодена, изучение всемирной истории дает возможность сделать точные заключения относительно управляющих челове­ческим обществом законов, которые должны служить ос­новой для учреждения в данных условиях лучшей формы правления 4.

Значительное влияние на историческое мышление XVI в. оказала и Реформация. Мы уже отмечали причины, обусловившие глубокий интерес Реформации к истори­ческому прошлому. Среди них на первом месте был ин­терес к раннему христианству. Неудивительно, что и на ниве историографии Реформация выступила преемницей и продолжательницей исторических воззрений блаженно­го Августина. Так, протестантские историки полностью разделяли его идеал христианского правителя и стреми­лись превратить историю в своего рода зерцало для го­сударей. Протестантские историки вслед за Августином делили всемирную историю в соответствии с «четырьмя монархиями», которые будто бы предсказаны пророком Даниилом как предшествующие концу мира. Наконец, и что самое важное, они использовали историю для доказа­тельства решающей роли провидения в делах человече­ских. В итоге и для Реформации история приобрела само­стоятельную ценность — наряду с теологией. И церковная и гражданская история признавались ею лучшими на­ставницами, поскольку и та и другая учили политическим и моральным добродетелям. Характерно, что в этом ка­ноне нашло свое место и античное наследие. Языческие историки выяснили, как возникли большие государства и по каким причинам они переживали кризис и упадок. Их труды содержали также предписания сословиям и властям, которыми государство скреплялось и сохраня­лось. Особое внимание обращали историки-протестанты на социально-охранительную функцию истории, которая по­казывает, какие опасности проистекают из попыток изме­нить правительство и насколько заговоры угрожают его существованию. Очевидно, что между гуманистическим и реформационным течениями исторической мысли было немало общего, и это естественно, если иметь в виду, что последнее в значительной степени формировалось на почве гуманизма и благодаря распространению возрожденной классической образованности. Вместе с тем нельзя не заметить, что указанные течения кардинально различались в подходе к основной проблеме исторического повествования — к истолкованию причинно-следственных связей.

Вкратце это различие можно сформулировать следую­щим образом: если обычно гуманисты рассматривали провидение как «последнюю», «конечную» причину исто­рических перемен и поэтому почти никогда к его помощи не прибегали, будучи поглощены поисками менее глубо­ких, т. е. чисто человеческих, причин исторических собы­тий, историки-протестанты рассматривали божий промы­сел в качестве универсального, постоянного, вездесущего фактора исторических перемен, первопричины, проявляю­щейся во всех исторических событиях — больших и ма­лых. Естественно, что в восприятии английских историков и хронистов XVI в. указанные два течения исторической мысли оказывались чаще всего нерасчлененными, сме­шанными: гуманистическое видение предмета истории со­провождалось протестантским истолкованием событий и т. п. Яркой иллюстрацией этой специфики тюдоров­ского исторического мышления может служить трактат Томаса Бландевиля «Истинный порядок и метод писания и чтения истории» (1574). В нем автор объединил пере­ложение (с итальянского) сочинений Франческо Патрицци и Аконтио Тридентио 5. Одно из них содержало пре­имущественно гуманистическую философию истории, вто­рое отражало преимущественно воззрения церкви на тот же предмет. В результате судьба человека, к примеру, оказывалась, с одной стороны, зависящей от внеш­ней силы, прежде всего божественного предопределения, с другой стороны — от внутренних факторов, характера «актеров». Можно, однако, усомниться, заметил ли кто-либо из современников несовместимость позиций указан­ных авторов, превратившихся по воле Бландевиля в «еди­номышленников» 6.

У истоков тюдоровской исторической традиции стоит основатель династии Тюдоров — Генрих VII (1485— 1509). Он не только превратил писание истории в пред­мет особой государственной важности (предприняв шаги к написанию угодной династии истории Англии), но и за­ложил краеугольные камни того исторического мифа, ко­торый разрабатывался и совершенствовался в трудах не­скольких поколений английских историков «тюдоровского века». Ядро этого мифа составили две идеи: 1) Генрих, граф Ричмонд (впоследствии Генрих VII) — богом при­званный спаситель Англии от власти кровавого тирана Ричарда III, соединивший по воле провидения (своим браком с Елизаветой, наследницей дома Йорков) вечным союзом враждовавшие дома Ланкастеров и Йорков и по­ложивший конец раздорам и смутам, столь долго терзав­шим страну; 2) Тюдоры олицетворяют восстановление у власти национальной (древней британской) династии (в противовес пришельцам-англосаксам), поскольку они ведут свою родословную от прямых потомков легендарно­го короля Артура. Недаром же Генрих VII назвал своего первенца Артуром. Таким образом как бы утверждалось «двойное право» Тюдоров на престол (воля провидения и восстановление на троне древней династии) 7.

Воплотить эти идеи в «Историю» Англии Генрих VII поручил итальянцу Полидору Вергилию, прибывшему в 1501 г. в Англию с папским поручением и оставшемуся здесь на долгие годы. Ему был открыт доступ ко всем государственным бумагам и архивам (сама потребность в которых свидетельствовала о приверженности гуманиста к документированным фактам). Первая из названных, идей была почти полностью реализована Вергилием, осветив­шим период истории от низложения Ричарда II вплоть до битвы при Босворте (1399—1485) в нужном для за­казчика духе. Менее повезло второй идее — оказаться на одном генеалогическом древе с королем Артуром. «Исто­рия Англии» Вергилия, написанная на латинском языке, не была опубликована вплоть до 1534 г. (полностью «Ис­тория» завершена в 1551 г. и доведена до 1538 г.). Когда же она увидела свет, то оказалось, что Вергилий поставил под сомнение не только связь Тюдоров с древней бри­танской династией, но — что самое важное — историч­ность всего рассказа о происхождении: этой династии 8. Это обстоятельство возмутило многих английских ан­тикваров, они выступили в защиту историчности полю­бившейся им легенды и обрушились на «пристрастие» чужеземца, оказавшегося столь неблагодарным по отно­шению к гостеприимной стране. Тем не менее «История Англии» Вергилия в значительной степени повлияла на дальнейшее развитие английской историографии. Не толь­ко ее материалом, но, главное, способом истолкования фактов воспользовались все последующие составители хроник в Англии. Вергилию больше всего был обязан Эдуард Холл — автор первой «проблемной» исторической хроники, известной под названием «Союз двух благород­ных и достославных родов Ланкастеров и Йорков» (1548) 9. Во многих случаях ее текст является простым переводом латинского текста Вергилия, однако Холл ни разу на это не указывает. Он переводит «кредо» «я ду­маю», разумеется, без кавычек. Иногда в порыве добро­совестности Холл пишет: «некоторые историки полагают», «думают». Однако и в таких случаях речь идет только о Вергилии, упомянуть которого он не решается по причи­не глубокой одиозности его имени. «Проблемной» эту хро­нику можно назвать не только потому, что она освещает вполне определенный и завершенный период — от низло­жения и убийства Ричарда II до начала правления Ген­риха VIII Тюдора, но прежде всего потому, что все собы­тия этого периода рассматриваются автором под одним углом зрения: насколько благотворным было для Англии воцарение Тюдоров, в какой мере оно было предопреде­лено божественным провидением и подготовлено всеми событиями того времени. В этом смысле Холл действи­тельно явился первым английским хронистом, занявшим­ся интерпретацией событий целой исторической эпохи. Если Томас Мор в дошедшем до нас отрывке «Истории Ричарда III» обнаружил удивительный дар драматизации истории, то Холл (почти полностью включивший «Исто­рию» Мора в свою хронику) вслед за Вергилием увидел в истории моральную драму, сформулировал основания «торжества Тюдоров». При помощи пышной риторики чи­татель подводится к кульминации «божественного благо­словения» Англии — к правлению Генриха VIII. Вот об­разчик исторического письма Холла: «Какой ущерб был нанесен государствам бесконечными раздорами, какое опустошение было причинено сельским местностям граж­данскими смутами, какие отвратительные убийства были совершены в городах отдельными кликами… Рим это по­чувствовал, Италия может подтвердить, Франция может засвидетельствовать, Богемия может рассказать, Шотландия может описать, Дания может показать и в особенности эта благородная страна Англия…». А вот как коммен­тируется «счастливый союз» принцессы Елизаветы ж Ген­риха VII: «… союзом мужчины и женщины в таинстве брака благословляется потомство… Союзом брака торжествует мир между одной страной и другой и взращивается взаимная любовь. Какая польза, какое удовлетворение, какая радость воцарилась в стране упомянутым союзом двух благородных домов» 10. Мы остановились столь под­робно на особенностях хроники Холла потому, что она оказала большое влияние на трактовку событий XIV— XV вв. в хрониках Шекспира.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: