— Как ваше расследование, майор?

— Возникли затруднения, сэр. Потребуется время, сэр, — отчеканил Артур и покосился на деда. Тот бесстрастно уставился куда-то поверх Артура. Ни любопытства, ни улыбки, ни тени недовольства… Египетская мумия — и та выглядит много живее и доброжелательнее.

— Да… — Генерал подошел к пыльному окну, зачем-то провел по стеклу пальцем. Сверху вниз. — Видите ли, майор. И мне… и сэру Гамильтону, и сэру Уинсли… всем нам бы хотелось, чтобы солдаты батальона один дробь пять были просто мертвы. Вдовы бы в конце концов утешились, а дети бы гордились отцами-героями. Все было бы обыденно и прозрачно. На войне как на войне. Увы, батальон исчез. И все мы здесь знаем, что с ним произошло.

— Так точно. Слово офицера, я сумею вывести батальон оттуда, сэр. Понадобится еще месяца два, может быть, три, сэр.

— Времени нет. Планы изменились, майор. Дело закрыто.

Артур замер, не зная, как реагировать. С одной стороны, фраза генерала звучала как приказ, с другой стороны… С другой стороны, она тоже звучала как приказ, но так больно было думать о том, что у ребят из один дробь пять больше не осталось ни единого шанса. Что умрет он, умрет командир полка, умрут их невесты, дети — у кого есть, внуки… А им каждый божий день вплоть до самого Судного дня теперь торчать в Галлипольских соленых песках. Каждое утро просыпаться и проживать душный, туманный пустой день. И так бесконечно. Бес-ко-неч-но.

— Но, сэр… У меня… Возможно, позже…

— Дело закрыто! — Сэр Джордж Милн замер, разглядывая вертикальную черту, которую минуту назад сам и нарисовал. Потом поднес к глазам палец, нахмурился, увидев запачканную пылью подушечку. И вдруг поставил точно под чертой жирную точку.

— Слушаюсь, сэр.

***

— Благодарю, Джордж. Позвольте теперь мне. — Голос деда, негромкий и медленный, заполнил собой крошечное помещение, и стало невозможно двигаться и дышать. Старый Уинсли умел быть большим, как небо. Артур внутренне съежился. Всегда… Всегда, когда дед разговаривал с ним таким тоном, он чувствовал себя лилипутом, скорчившимся на ладони Гулливера. — Ты немедленно отправляешься в Россию, Артур Уинсли. «Эмпериор оф Индия» завтра выходит в Севастополь. В полдень ты должен быть на ее борту. Оттуда, не теряя ни секунды, — в Москву… Не теряя ни секунды!

Ясно?

— Так точно! — щелкнул каблуками послушный «лилипут», не задавая лишних вопросов.

А вот Артуру Уинсли хотелось узнать, за каким таким дьяволом его сняли с норфолкского дела и гонят в большевистскую Москву через всю Россию, которая в последнее время вряд ли подходит для веселых путешествий. «У Мэри был барашек, маленький барашек…» — песенка про безропотного барашка всплыла в памяти весьма кстати. Значит, в Москву? Есть, сэр! Слушаюсь, сэр! Только как это, интересно, он, почти не зная русского, должен пробраться через линию фронта, красные кордоны, голодные бандитские города до самого центра варварской, медвежьей России? А главное, зачем? Что там, в Москве, такого, что даже старый Уинсли счел необходимым поднять свои благородные тощие ягодицы из любимого кресла и приехать сюда?

— Вещи! — словно прочел его мысли дед, отчего-то вдруг повысив голос, хотя нужды в этом никакой не имелось — дед мог шептать или даже просто шевелить губами, Артур все равно бы услышал каждый звук. — Наш друг и союзник — генерал Деникин и русские Хранители попросили нас вывезти из Москвы кое-какие Вещи и взять их на хранение, до тех пор пока дела в России не придут в порядок. — Дед многозначительно переглянулся с генералом Милном и так же громко продолжил: — К счастью, в Москве остались еще преданные люди… Патриоты. Они осознают, что, если предметы попадут в руки большевикам, это чревато трагедией. Поэтому владельцы добровольно готовы передать свои Вещи доверенному лицу. Ты, Артур, и есть это лицо.

— Все так, майор, — пророкотал генерал Милн. — Считайте это новым заданием. С командованием вашего полка вопрос согласован.

— Слушаюсь, сэр… Но, сэр… — Противоречить генералу оказалось много проще, чем старому Уинсли. — Вероятность того, что я доберусь туда живым, настолько призрачна…

— Прошу вас! — Распахнув дверь, генерал Милн выглянул наружу, сделал рукой приглашающий жест, и через секунду в кабинете появился молоденький русский подпоручик в застиранном, но безупречно отутюженном походном мундире с двумя узкими серебряными галунами на рукаве. «Здравствуй, стойкий оловянный солдатик», — отчего-то подумал Артур, когда подпоручик вытянулся стрункой возле двери.

— Подпоручик добровольческой армии Александр Чадов.

— Майор Норфолкского полка армии его величества Артур Уинсли.

— Вот вам и проводник. Семья господина Чадова сейчас в Москве, из сочувствующих, и я ведь не ошибаюсь… Кто-то из ваших родных, подпоручик, владеет Вещью?

— Кузина, сэр. Дарья. Даша, — смущаясь, заулыбался мальчик. Порозовел весь от кончика курносого славянского носа до самых оттопыренных ушей. И Артур с какой-то щемящей жалостью понял, что этот «оловянный солдатик» наверняка по-детски влюблен в свою московскую кузину.

— Что ж… Детали оговорите уже завтра, в пути, господа. Свободны, подпоручик. А вам… Вам тоже посоветую немедленно собраться в дорогу, майор. Документы и деньги возьмете у интенданта.

Генерал еще что-то говорил, вроде бы рекомендовал в случае чего стучаться в британскую миссию в Москве, где под хорошей «легендой» давно уже торчал резидентом от «Интелиджент Сервис» Сидней Райли, а Артур все косился на деда и ждал, когда же тот наконец расщедрится и скажет хоть что-нибудь человеческое. Десять лет… Чертовых десять лет. За десять лет можно накопить с десяток фраз для теплой семейной беседы. Например: «Как твои дела, Артур?», или «Надо же, а ты уже начинаешь седеть, Артур», или «Я скучал по тебе, Артур».

— Удачи! — генерал Милн, не дожидаясь, махнул рукой, мол, «вольно, майор», и вышел.

Артур Уинсли-старший последовал за ним, даже не кивнув внуку на прощанье.

Вот старый упертый хрыч! Артур подкинул в печь полено, прикурил от уголька. Было ему обидно и отчего-то тесно в груди — не то из-за равнодушия старика, не то из-за исчезнувшего, и теперь, похоже, навсегда, батальона, а скорее, по обеим причинам одновременно. Но «джентльмены не афишируют свои эмоции». Джентльмены не плачут, джентльмены не хохочут, не кричат, не бегают, не опаздывают, джентльмены не затягивают с выбором, джентльмены не оставляют своих, джентльмены не нарушают приказов, джентльмены, джентльмены…

***

Дверь скрипнула, Артур резко вскинул голову. Неужели старик вернулся?

В дверном проеме маячил не кто иной, как Генри Джи Баркер.

— Что это за молодцеватая развалина с изумрудным кабошоном в галстуке от тебя только что вышла, Ходуля? — Ни тебе «здрасте», ни тебе «простите, что ворвался без приглашения». Генри Джи Баркер по прозвищу Красавчик, как водится, не изменил своему амплуа.

— А? Желчный старикашка в штатском? Это сэр Артур Уинсли-старший, — не счел нужным лгать Артур. — Любимый дед.

— Похож. Похо-ож. То-то я его где-то уже видел. А это, значит, дедулька наш. Ну-ну. Понимаешь, стою я, прикрывшись на всякий случай шторкой, осматриваюсь — ну мало ли, вдруг тебе не до меня. И тут глядь — вываливается из двери один в один мой добрый друг Ходуля, только малость из себя подтухший. — Баркер захохотал. — Поглядеть на тебя, так можно предположить, что дедулька только что отписал все наследство внебрачной внучке, а ты остался на бобах. Что? Попал?

— Нет. — Артур кисло улыбнулся. — Не попали, Генри. Чем могу?..

— Да. Чем можешь… Можешь! Послушай… Мне тут, кровь из носу, надо краски с кистями прикупить, а по-турецки-то я никак. Ни бе ни ме. Девчонке этой, Алев… обещал портрет. Я маленько, знаешь, умею. Так ты не скатаешься со мной до рынка? Хлопот на десять минут, тарантас внизу ждет. А?

— Ох, Генри. Поехали. От вас ведь все равно отделаться невозможно… Десять минут и ни секундой больше.

Красавчик умильно захлопал глазами и засиял, как серебряный доллар. Толстуха Бет называла эту его улыбку «убойным калибром» и, вздохнув, прощала Красавчику за нее все предыдущие долги.