— Да, Джек, на вашем месте я не стал бы терзаться из-за сцены в библиотеке. Мне иногда кажется, что он нарочно начинает много болтать. Ну пока, будьте здоровы.

«Не нарочно, а инстинктивно, и притом всякий раз, когда появляется новый человек, скорее всего ожидающий встретить перерожденную душу, более святую, чем его собственная». Так думал Джек, стоя напротив отеля. «Тойота» Андре уже укатила. Он собрался пересечь улицу, как вдруг увидел человека, шагающего по тротуару, и человек этот со спины показался ему смутно знакомым. Молодой официант из кафе, что в отеле. Если вчера кто-то действительно подмешал наркотики в его завтрак, так это мог быть только он. Джек с тех пор не видел его, поскольку остерегался заглядывать в кафе, но сейчас он узнал этого пижона. Поддавшись внезапному импульсу, он последовал за «клешами», и тут же вечерняя жизнь переулка обступила его.

В самом начале, там, где стоял отель, переулок словно улыбался парадными дверями и витринами. Но, сужаясь в своей северной части, он все больше мрачнел и хмурился — теперь на него выходили лишь задние стены домов и боковые двери. Пошла немощеная дорога, мокрая и скользкая даже в такой жаркий день, источавшая отвратительный запах канализации всякий раз, когда нога скользила по грязи. Вместо тротуаров по сторонам тянулись сточные канавы, огромные мусорные кучи, контейнеры, забитые отбросами, — там безумствовали мухи. Грязно-зеленые стены были испещрены обычными воинственными лозунгами: долой это!.. сокрушим то!..

Джек не пытался разыгрывать из себя сыщика — он просто держался на один-два квартала позади. Да пижон и не оглядывался. И вообще это был деловой переулок, кипевший жизнью. В нем едва могли разминуться две машины, но он был забит ими: те, кто хотел объехать пробки на главных магистралях, здесь попадали в еще более безнадежную. На каждом углу вился дымок: на выносных жаровнях жарили свинину, кальмаров, ямс и бананы; в воздухе стоял запах зрелых фруктов, переполнявших тележки зеленщиков.

От боковой двери, за которой исчезли «клеши», тянулась очередь, будто в кассу, — сплошь мужчины. Она быстро подвигалась. Джек пристроился в хвосте и заметил, что стоявший перед ним подросток обмахивается, как веером, купюрой в пять песо.

— Что показывают? — спросил он.

Подросток объяснил, что за пять песо можно посмотреть, как снимают «бомбу» — подпольный порнофильм, и увидеть все в натуре раньше, чем это пойдет «вставным роликом» в кинотеатрах.

— У них сегодня потрясная бомбера[51], Марла Малага, — сказал покрывшийся потом от предвкушения удовольствия паренек, — а Томми Тонтинг работает «быком».

Джек уплатил пятерку человеку, стоявшему у входа, и вслед за другими зрителями поднялся на второй этаж, где в помещении, выполнявшем роль спальни, вокруг кровати устанавливали съемочное оборудование. Из соседней комнаты доносились возгласы публики…

— Там сейчас просто так показывают, без съемки, — объяснил Джеку его новый юный друг, — только уже все кончается. Если хотите, можете посмотреть, но тогда вы потеряете здесь место в первом ряду.

Пожертвовав первым рядом, Джек прошел в соседнюю комнату. Зрители стояли плотным кольцом почти до самой двери, но он мог поверх голов видеть действо. Дело и впрямь уже шло к кульминации… Джек поймал взгляд женщины — она бесстрастно смотрела на пяливших глаза мужчин.

Когда все было кончено, «бык» поднялся с кровати, обернул бедра полотенцем, и тут Джек рассмотрел женщину: белая кожа, черные волосы… Видел ли он ее раньше? Она встала и, не прикрываясь полотенцем, прошла в ванную к торо. Толпа зрителей поредела, потом «бык» вернулся и подобрал с пола и с кровати монеты — щедрые дары зрителей, которые хотели продолжения действия.

— Изумительная бомбера, — сказал Джек «быку». — Как ее зовут?

— Иветта. В вашем вкусе, приятель?

— Может быть. Где я могу встретиться с ней? — спросил Джек, бросая несколько монет.

— Ее можно угостить внизу, в ночном клубе. Как вас зовут?

— Джо.

— О’кей, Джо, — улыбнулся мужчина. — Я скажу ей, она вас найдет внизу.

Джек задержался в дверях другой комнаты. Там уже начались съемки. «Быком» теперь был не кто иной, как юный пижон в «клешах», он же Томми Тонтинг.

В клубе внизу как раз был «счастливый час» — напитки в полцены, дискотека, где, впрочем, никто пока не трясся под «консервированную» музыку, кроме двух довольно вялых девиц в сапогах, с лоснящимися, как у боксеров, телами, зачем-то посаженных в клетки. Клетки помещались по бокам от танцевального круга, очерченного лившимся с зеркального потолка светом. Столики перед эстрадой были пусты. Некоторое оживление наблюдалось только у стен, в потемках, где парочки, устроившись в сдвоенных креслах, использовали столы как прикрытия.

Официант с фонариком проводил его к свободному месту в полумраке, и Джек велел доставить пиво и Иветту.

— Скажите ей, что я Джо.

Она появилась в мини-юбке цвета незрелых яблок и в домашних туфлях-шлепанцах.

— Это не положено, но у меня ужасно болят ноги. Ты уж не вздумай жаловаться, Джо, а то мне попадет.

— Я не Джо, — сказал он, внимательно присматриваясь к ней. — Я Джек Энсон.

На нее, похоже, это не произвело никакого впечатления.

— Хелло, Джек. Первый раз здесь?

Он сообщил, что приехал из Давао, и назвал свой отель, однако и на это она никак не отреагировала.

— Я слышал, ты часто бываешь в моем отеле, — добавил он.

— Не особенно, но я обслуживаю почти все отели вокруг, особенно в китайском квартале. Так что, навестить тебя в номере?

— Мне кажется, вчера утром возле моего номера я тебя видел.

— Вчера утром я была далеко, в Тарлаке[52]. Съемки всю ночь. Нет, не эта порнуха. Все вполне прилично. У меня там маленькая роль — воспитанница монастырской школы. Думаешь, я заливаю, Джек? Но я в самом деле училась в монастырской школе.

— И я бы сказал, не так давно.

— Мне восемнадцать лет.

— Ты быстро прожигаешь жизнь, Иветта.

— Да, не говори! Сначала, очень рано, секс, потом наркотики, потом вот это. Но если закреплюсь в кино, все будет иначе. Только они боятся на меня ставить, потому что у меня уже привычка.

Принесли ему пиво, ей — «дамский напиток». Она зевнула в свой бокал.

— Джек, это я сама заказала, но знаешь, чего мне хочется? Поесть. Я не обедала и просто умираю с голоду.

Он разрешил ей заказывать, что она хочет. Иветта, подозвав-официанта, попросила принести суп, жареный рис и половину жареного цыпленка.

— Ты славный парень, Джек, — сказала она, придвинувшись к нему со стулом и положив голову ему на плечо. — И ты не пожалеешь. Тебе со мной понравится. Давай, делай что хочешь.

Не зная, что делать, он начал поглаживать ее. Она теснее прижалась к нему и тут же заснула. Джек сидел не шевелясь, одной рукой обнимая спавшую на его груди девушку, пока не принесли заказ.

— Я уснула? О Джек, мне так стыдно! Но я действительно устала. Сегодня ночью тоже не спала, а днем была на а-го-го во время встречи каких-то очень важных бизнесменов. Но оставаться там и пообедать не могла, потому что мне надо было успеть сюда на представление. Ух ты, суп такой вкусный — и горячий! Джек, бери пока цыпленка.

— Не могу. Только что с мериенды. Объелся у Мансано. Ты знаешь эту семью?

— Если ты имеешь в виду сенатора Алекса Мансано, — небрежно сказала она, — то я спала с ним.

Он смотрел, как жадно она ела. Она действительно была похожа на фотографии Нениты Куген, которые он видел.

— У тебя всегда черные волосы?

— Да нет. В кино меня иногда просят обесцветить их, чтобы стать блондинкой, особенно в шпионских фильмах — я играю шпионок. Но мама говорит, когда я была ребенком, у меня волосы были светло-каштановыми.

— Твой отец американец?

— Дед, отец мамы. По-настоящему меня зовут Эва, я и снимаюсь под этим именем. А имя Иветта ненавижу. Но мама говорит, что оно классное, и раз мне суждено быть тем, что я есть, то уж лучше с шиком. Другие танцовщицы а-го-го — они всегда меня шпыняют — говорят, что я сига[53], много воображаю о себе. Они просто мне завидуют. Видят, что я действительно класс, не замарашка вроде них, не выскочка. А ты как думаешь?