От ровного гула толпы воздух в помещении казался плотным.

В дальнем конце храма стояла хижина на сваях из пальмовых стволов — с травяной крышей и бамбуковой лестницей, но без стен. Это и было святилище, в данный момент пустовавшее. Пространство вокруг хижины, отгороженное длинными бамбуковыми скамьями, за которыми теснилось больше всего народу, было запретным. Несколько молодых людей в одних лишь набедренных повязках и головных платках устало призывали к порядку возбужденную толпу.

Протиснувшись, ко всеобщему негодованию, в первый ряд, Джек представился одному из стражей, с трудом удостоился его внимания, был выслушан и наконец препровожден за святилище, откуда небольшая дверь вела во внутренний двор. Ему указали на дом в углу.

Лужайку перед домом, заросшую сорной травой, окружала живая изгородь, над которой поднимались вверх побеги гибискуса и вьюнки покачивали своими граммофончиками. Три ступеньки вели на крыльцо, где телохранитель, одетый в форму, попросил Джека подождать, пока о нем доложат Гиноонг Ина.

Она вышла к нему в юбке из куска пурпурной материи, обернутого вокруг бедер, как саронг, в прозрачной фиолетовой блузке навыпуск с короткими рукавами и вырезом каре. Он решил, что ей за сорок. Она не употребляла косметики, а кожа у нее оказалась такая же светло-коричневая, как и глаза. Ростом она была почти с него, стройная, хотя уже чуть-чуть начала полнеть. Блестящие черные волосы, гладко зачесанные назад, тяжело падали ей на спину.

Явно неулыбчивая, не казалась она и таинственной и скорее напоминала епископа, нежели языческую жрицу.

На крыльце были бамбуковые скамейки, и они уселись на них лицом друг к другу, но чуть наискосок, потому что крыльцо было узким и иначе бы им мешали колени. Услышав ее голос, Джек еще больше убедился в том, что эта женщина подходит для роли епископа. Мрачный, низкий голос ее способен был любое место превратить в церковный амвон — или в пещеру. Самые простые слова у нее были окрашены в мистические тона.

— Пришли насчет Нениты Куген? Напрасно тратите время. Дело не в том, что мне нечего вам сообщить: я знаю о ней все. Но к чему опять эта возня вокруг ее смерти? Полиция уже заявила, что убийства не было. Почему бы не успокоиться на этом?

Он ответил не сразу, и не из-за того, что она сказала, а потому, что не знал, как к ней обращаться. Миссис Ина? Мисс Гиноонг? Мадам Ина?

— Но ее родных, — возразил он, решив воздержаться от прямого обращения, — вряд ли можно упрекать за то, что они хотят выяснить тайну ее смерти, узнать, как она умерла, как попала в пещеру.

— Тайна ее смерти несущественна. Главное, она умерла счастливой — найдя то, что искала.

— Откуда вы знаете, что она умерла счастливой?

— Я видела ее тело. Оно являло собой сброшенные оковы души — души, как бы это сказать, воспарившей ввысь.

— А она именно это искала?

Жрица хмуро уставилась на собственные ногти, словно то было волшебное зеркало.

— Мистер Энсон, Ненита Куген была вконец запутавшимся ребенком, который не мог понять, почему люди стараются выдавать себя не за тех, кто они есть на самом деле, почему скрывают свою подлинную сущность. Она искала ответа у христиан, у хиппи, у экстремистов и не получила его. Потом она пришла к нам и начала наконец понимать — почему. Когда мир перестал быть языческим, он перестал быть естественным, нацепил на себя фальшивые маски, ибо начал ценить святость. У язычников святых нет, и ни один не ценит святость. Если он собирает хороший урожай, то знает: это потому, что он правильно воспользовался магическими заклинаниями, воззвав к нужному духу, а не потому, что был праведен, добродетелен и за это вознагражден. И наоборот, когда приходят несчастья, их не воспринимают как наказание, божественный гнев или испытание веры. В них видят просто неудачное обращение к магии или прихоть богов. Ни один язычник не станет глупо вопрошать, почему бог так жесток с ним, безгрешным. Для нас нет проблемы зла, поскольку мы верим, что существуют и злые боги, столь же могущественные, как и добрые, и что даже добрые божества иногда несговорчивы.

Она уронила руки на колени и обратила взор на Джека. Он невольно подался назад.

— Таким образом, — спросил он, — язычество есть вера в случай и в магию?

— Язычество есть вера в природу, а природа подчинена случайности и магии.

— Но, — возразил он, — современный крестьянин знает, что не случай и не магия приносят хороший урожай. На то есть наука.

— Может, он это и знает, но чувствует ли? Он все еще стучит по дереву, поднимает с земли найденную подкову, скрещивает пальцы, носит с собой кроличью лапку. Здесь, на Филиппинах, мы молимся святому Исидро, а ведь это наш старый бог дождя. И если нам приходится нацеплять столько фальшивых масок, то лишь потому, что само наше исходное обличье стало фальшивым. Мы думаем, оно христианское, а на деле, сразу же, так сказать, под кожей, оно все еще языческое. Только когда мы поймем это — разницу между тем, что мы есть, и тем, за что себя выдаем, — только тогда мы перестанем притворяться и попытаемся снова быть самими собой.

— И вы говорите, Ненита Куген поняла это?

— Да, и с пониманием к ней пришло милосердие. Как могла она насмехаться над теми, кто не в силах сорвать с себя фальшивую маску, поскольку все, что мы именуем нашей христианской культурой, основано на фальши? Поверьте мне, мистер, Энсон, Ненита Куген умерла из-за собственного милосердия.

— Не могли бы вы объяснить это поподробнее?

— Я жрица, а не полицейский. Если бы я сказала вам, что мне поведал об этом дух Нениты Куген, вы бы поверили?

— А он не сказал вам, как она попала в пещеру?

— Нет. Потому что, как я уже говорила, это несущественно. Мистер Энсон, я советую вам прекратить ваше расследование, пока не поздно. Из-за вас прольется кровь. Богиня пещеры опасна. Она из тех добрых духов, которые могут порой быть безжалостны.

— Похоже, вы хорошо ее знаете.

— Я ее жрица. Еще до того, как обнажился вход в пещеру, я была призвана в город для откровения. Потом — землетрясение, пещеру обнаружили, и богиня вошла в меня, как входила во всех своих жриц, когда наступало время. Раньше для общения с ней мне надо было впадать в транс, теперь же богиня живет во мне. То же самое было и с той женщиной из семнадцатого века, которая известна как Эрмана Беата. И точно так же она вошла в Нениту Куген в час ее смерти.

— Ненита была жрицей?

— Ее посвятила в жрицы сама богиня, которой дано летать там, где мы бредем на ощупь. Когда Ненита Куген пришла к нам, я увидела в ней дитя, вконец запутавшееся, но с чистым сердцем. Она искала отнюдь не сильных ощущений — ее по-настоящему интересовало наше движение. Собственно, ей хотелось быть одной из наших дакиланг далага[80] — тем, что вы бы назвали целомудренной весталкой. Однако у нас движение нативист-ское, а она, сколько бы филиппинской крови ни унаследовала от матери, все же американка. Я сказала ей, что сначала она должна стать настоящей филиппинкой, и именно поэтому позволила ей беспрепятственно бывать здесь. Она была с нами, когда ей этого хотелось, она была вольна приходить и уходить. Ненита все быстро усваивала. Прирожденная язычница.

— А что такое прирожденная язычница?

— Это та, которая не может не видеть, что сама природа есть бог. Христианство отделяет природу от человека и бога. Мы, язычники, видим единство всего сущего. Я говорю «сущего», потому что стараюсь избегать слова «творение», которое уже предполагает обособленность творца от сотворенного им. В филиппинских мифах нет акта творения. Летит птица, она хочет отдохнуть, для этого и появляется земля. Бамбуковый ствол расщепляется надвое, и оттуда выходят мужчина и женщина, которые там дожидались своего часа.

Джек изобразил раздумье, почесав затылок:

— Тогда кто же является богом — птица, дерево, мужчина, женщина?

Она ответила:

— Бог есть летящая птица и возникающая земля. Бог есть расщепление бамбука и появление человечества. Бог — все процессы, происходящие в природе, то, что ныне наука, отвергнув библейский миф о сотворении мира, называет эволюцией. Но знание этого было еще у наших предков, а мы с приходом христианства его утратили. И нам надо восстановить для себя это знание, если мы хотим выжить.