– Вряд ли «братья» могут быть настолько близки.

О, точно.

– Братья?

– Вообще–то, сводные братья, но да.

– Я бы сказал, что мне до ужаса приятно, что мой сводный братишка остался на ночь, и мне захотелось пообниматься с ним в его постели.

Вошла медсестра, Эндрю резко отпустил мою руку и поднялся. Он открыл оконные шторы, а сестра проводила рутинную проверку и печатала что–то на компьютере.

– Скоро будет завтрак, – уходя, сообщила она.

Эндрю поморщился и вынул телефон из кармана. Что–то написал, потом посмотрел на меня.

– Ты не будешь есть больничную еду.

– Я как бы голоден.

– Как и я, но больничную еду подают в гастрономическом аду.

Я усмехнулся, отчего проснулся мой мочевой пузырь.

– Надо отлить.

– О, давай помогу. – Эндрю опустил ладонь мне на плечо.

– А подержать за меня не хочешь?

Он засмеялся.

– Вряд ли кто–нибудь оценит.

– Я в порядке, – заверил я, поднялся на ноги и потащил за собой стойку капельницы. – Встать я могу.

Он закусил губу.

– Не в этом смысле, – фыркнув, произнес я. – Точнее в этом смысле тоже могу, но мне не хотелось бы в момент прихода доктора щеголять палкостоянием.

– Чем?

– Типа стояком, только добавь сюда еще и полный мочевой пузырь. Ну, знаешь, такое бывает. – Я прошел в ванную комнату и подкатил к себе физраствор. – Через сорочку видно мой зад?

– А, да.

Я покрутил задницей.

– Прекрасно. – Я закрыл дверь, опустошил мочевой пузырь, потом помыл руки и умыл лицо. В больницах мне всегда казалось, что я грязный. К двери я стоял спиной, чтоб у Эндрю был идеальный обзор на мой зад. Протянув за спину руку, я распахнул дверь. – Знаешь, эти сорочки могут пригодиться. Может, стоит прихватить домой?

Только вот засмеялся не Эндрю. А Сара. Очень громко. Я обернулся. Эндрю медленно закрыл лицо руками, Сара, согнувшись, беззвучно сотрясалась от хохота, родители Эндрю, у которых в руках были еда и напитки, пытались сдержать смех, а врач приподнял бровь, неспешно кивнул и проговорил:

– Думаю, вы можете ее забрать.

Не сомневаюсь, я стал бордовым от головы до кончиков пальцев на ногах. И пропищал:

– Я не знал... Господи, простите.

– Я так понимаю, вам стало лучше? – спросил доктор.

– Гораздо. – По–прежнему избегая зрительного контакта с присутствовавшими в палате, я обошел их всех и присел на кровать. И удостоверился, что все было должным образом прикрыто. – Пожалуйста, можно мне домой? Я предпочел бы умереть от смущения там.

Влетела медсестра, без слов забрала капельницу, а когда она ушла, выражение лица доктора из веселого стало серьезным. Он прочитал мне лекцию о тяжелых формах аллергии, типа я ничего не знал, и кивком показал мне готовиться к выписке.

– Как уже было сказано прошлым вечером, я предпочел бы, чтоб ближайшие двое суток вы не оставались в одиночестве. При первых же признаках головокружения или тошноты, одышке или отечности вам нужно будет вернуться.

– Я могу с ним остаться, – сказал Эндрю.

Доктор фыркнул.

– Скоро с бумагами вернется сестра. Сделайте все возможное, чтоб она не поймала вас за кражей сорочки.

– Я пошутил. И мне очень жаль, – пробубнил я, и меня поглотила новая волна позора.

После ухода доктора первым захохотал Эндрю. Он хлопнул в ладоши и качнулся с пятки на носок.

– Ну, зато теперь все видели тебя со спины.

Я швырнул в него подушкой. Она была тяжелой как кирпич. Я надеялся сделать ему больно, но он с легкостью ее поймал.

– Держи, дорогой. – Хелен вручила мне стакан. – Зеленый чай. Эндрю подсказал, какой заказ сделать. Еще есть пирожные.

Алан протянул пакет, который держал.

– Никаких моллюсков. Я спрашивал.

Я улыбнулся и отпил чаю. Он был восхитительным.

– Спасибо. Спасибо вам всем за все. За чай, за то, что вчера меня спасли, за то, что сделали вид, будто я не продемонстрировал вам свой зад. И за то, что сказали, будто мы родственники, чтоб Эндрю смог остаться.

Хелен улыбнулась.

– А, да. Это скорее была не ложь, а актерская игра. Я до сих пор в состоянии устроить достойное представление. Никто даже не засомневался.

– Спасибо. Я ценю.

– После вчерашнего это было меньшее, что мы могли сделать, – отозвался Алан.

– Я никого не виню, – сказал я. – Такое случается. – Казалось, я никого не убедил. Поэтому я отхлебнул чаю и выдохнул. – Чай отличный. Спасибо.

Эндрю присел на кровать, отпил кофе и глянул на пакет. Потом вытащил пирожное и откусил.

– М–м–м, гораздо вкуснее больничной еды.

– О, – заговорила Сара, – Лола хотела, чтоб первым делом ты позвонил ей.

Я посмотрел на Сару.

– Не могла бы ты подать мой телефон? Хотя я даже не знаю, где он.

На раскладушке Эндрю рядом со стопкой моей одежды стояла сумка. Я предположил, что там лежали мои пожитки, но уверен не был. Эндрю ткнул в нее пальцем и пробормотал что–то с набитым ртом. Мать его упрекнула, а он закатил глаза. Нормальная такая семья. Невероятная, замечательная и любящая, но совершенно нормальная.

Сара передала мне мобильник и кошелек, и когда я проверил телефон, батарея уже была разряжена.

– Вряд ли она порадуется.

Эндрю взял свой мобильный и что–то пробурчал с полным ртом. Сара закатила глаза.

– Какой же ты мерзкий. – Потом обратилась ко мне: – Думаю, у меня сохранился ее номер. Помнишь, с того раза, когда мы планировали нашу первую встречу? – Она быстро вытащила телефон и пролистала страницы. – Да, есть. Хочешь, позвоню ей?

– Если можно, просто напиши, что я буду дома через... – Я глянул на Эндрю. – Я даже понятия не имею, в какой больнице нахожусь.

Он погладил меня по ноге и, к счастью, проглотил то, что жевал.

– Передай Лоле, что он будет дома в течение часа.

– Спасибо, – сказал я и повалился на кровать.

– Ты выглядишь усталым, – нежно произнес он.

– Прошлой ночью почти не спал.

– Давай ты оденешься, и как только принесут бумаги на выписку, я отвезу тебя домой.

Я кивнул.

– Звучит прекрасно. – Потом я кое–что припомнил: – Эй, разве сегодня не понедельник? Разве ты не должен работать?

– Взял небольшой отпуск. Дней скопилось прилично.

Мне не хотелось, чтоб из–за меня он пропускал работу, но мысль провести с ним целый день в постели была слишком заманчивой, чтоб отказываться. Я доел какое–то датское пирожное и прошагал в ванную комнату. К моей великой радости, за мной не волочилась капельница, и я придерживал полы сорочки.

По–быстрому я принял душ и оделся во вчерашнюю одежду. Вернувшись обратно в палату, я чувствовал себя гораздо лучше. Для заполнения бланков на выписку не очень–то терпеливо меня ждала медсестра. Я прочитал бумаги. Сестра выдала комментарий на тему, что молодые люди не страхуются должным образом, на что я ответил:

– Австралийские и американские больничные и медицинские страховки разительно отличаются, а получение надлежащей страховки – первое, что по приезду сюда я сделал. Я слышал жуткие истории о том, что за оказание неотложной помощи люди платили бешеные бабки, потому что не были застрахованы. И прикинул, зная свою удачливость, что у меня случится реакция, и я умру в комнате ожидания. – Я поставил подпись и протянул сестре планшет.

Она просмотрела бумаги.

– Вы не вписали родственников.

Я положил ручку. Ответ занял некоторое время.

– Нет.

Я чувствовал на себе взгляды. Эндрю прокашлялся и сделал шаг ближе, чтоб за меня заступиться.

– Ладно, мы можем идти? – Он опустил руку мне на поясницу. – Готов?

Я кивнул.

– Да.

К счастью, Алан пригнал к больнице машину Эндрю, которую вчера он оставил возле дома родителей после того, как я внезапно решил умереть. Мы попрощались, и я раз двадцать сказал «спасибо» его семье. Нас с Эндрю обняли и позволили уехать.

Я уселся на пассажирское кресло. На меня обрушилась тяжесть всех тех часов, в течение которых я не спал. Эндрю коснулся ладонью моего колена.