Лина улыбнулась и тут же устыдилась своей радости.

— У нее сын остался? Как жалко.

— Я должен быть с ним! — Сергей вскочил. — Я поеду и заберу его.

— Куда заберешь? — резонно остудила его горячность Лина.

Сергей сник. Действительно, куда? Он обречен на скитания, ему надо прятаться и скрываться.

Глава 22

АЛЬБИНОС

У природы не хватило красок на физиономию Бориса Шестопалова. Выцветшие, бесцветные глаза без ресниц, белесые волосы.

С детства над ним насмехались, дразнили, приходилось кулаками расправляться с обидчиками.

Девушки сторонились, считая его бесцветность крупным недостатком, и Борис научился презирать этих дешевок. Он не утруждал себя пустыми ухаживаниями, а просто пользовался ими, как вещами: подкарауливал припозднившихся дурочек или напаивал их до беспамятства.

В маленькой Балашихе о нем ходила дурная слава, его кулаков и угрюмого нрава побаивались. Никто никогда на него не жаловался, ни одно дело не было возбуждено по факту изнасилования или полученного в драке увечья.

Но мелкая микрорайонная власть альбиноса не могла утолить жажду отмщения, переполнявшую его оскорбленную душу. Власть должна была иметь реальный выход — именно поэтому он решил пойти на службу в ГАИ. Кроме нехилого приработка ему нравилось быть вершителем судеб на своем участке трассы, нравились заискивающие глаза водителей, униженные мольбы, подкрепляемые крупными купюрами, которые он принимал, словно делал огромное одолжение.

Вскоре он купил свою собственную тачку, свел знакомства на автосервисе и очень быстро стал незаменимым человеком для многих местных и московских авторитетов, да и просто для нужных солидных людей.

Альбинос в наглую вкатывал машины на ремонт вне очереди, выбивал у мастеров нужные детали, оформлял мнимые аварии для получения страховок, перебивал номера у краденых автомобилей и сбывал их тут же крутившимся гонцам из кавказского региона.

Тогда он и получил свою кличку Негатив. Под этим прозвищем и узнал его крупный балашихинский босс Витя-Партизан.

У Партизана была отлаженная могучая структура, и озлобленный, любящий рисковые схватки Негатив пришелся там ко двору.

Он выезжал на ночные «стрелки», участвовал в разборках, а главное, зачем он был нужен, — перевозил Партизану партии оружия, добытые через сложную сеть каналов прямо с завода.

Да, видно, завелся в империи Партизана осведомитель. Однажды, когда Негатив гнал на своей патрульной машине из соседней области очередную партию, он нарвался на засаду.

— Вы что, ребята? — удивленно хлопал он своими розовыми веками. — Я же свой. — И тыкал им служебное удостоверение.

— Черт, промашка, — досадливо сказал капитан. — А ведь точная наводка была. Стой, приятель, у тебя номера-то московские... Ну-ка, ребята, обыщите машину.

Долго искать не пришлось. Всю партию оружия изъяли. Негатива задержали.

Партизан нажал, где надо, подмазал, и Борис Шестопалов вновь оказался на свободе, только из ГАИ пришлось уйти, да потом замаливать грехи перед боссом за то, что не сумел смыться вовремя.

...Лихое было время, интересное. Негативу нравились перестрелки, крутые выяснения с другими группировками, грело душу сознание собственной значительности — как-никак, он работал под крышей крупного авторитета, одно имя которого вселяло ужас.

Сколько оружия перебывало в его руках за это время, а вот зацепился только «вальтер». Так удобно лег в руку, так ласкал взор изящными, хищными очертаниями.

Негатив пользовался только им, глушитель прикупил сам, не бросал на месте разборок, хотя Партизан и выговаривал ему, чтоб не дурил и не жмотился. Если одну «пушку» светить, то вычислить можно.

Но Негатив не слушал. Если он и был способен на любовь, то это нерастраченное чувство он всецело перенес на своего стального приятеля.

Но случилось непредвиденное — погиб Витя-Партизан. Без всесильного босса империя стала рушиться.

Негатива недолюбливала братва, и в новом переделе структур ему не нашлось места.

Быть одним из первых подручных, а потом идти шестеркой к какому-то мелкому хрену из агеевской группировки — это, знаете ли, не по рангу.

Братва, давно точившая зуб на Негатива, припомнила все: и ментовское прошлое, и содранные за ни за что бабки, и собственные разбитые морды.

Негатив залег на дно. Тихо спускал нажитое и хищно высматривал из укрытия, к кому бы прислониться повыгоднее.

Тут-то судьба и свела его с Толяном.

Толян Куракин жил от него неподалеку, раньше шустрил на рынке, деталями приторговывал, а потом пропал с горизонта.

Отсидев пару лет за спекуляцию, он вернулся в родные места, чувствуя себя крутым.

Негатив никогда Толяном не интересовался, а тут тот сам его нашел.

Пришел с бутылкой и завел разговор издалека: дескать, вижу, ты не при деле, а нам нужен опытный человечек...

Тогда Негатив и узнал, что есть подходящая группа.

По словам Толяна, они провернули несколько делишек. С первого взгляда — заурядные ограбления, но во главе группировки стоял некий умный шеф. Батя, который все просчитывал наперед с ювелирной точностью. Нужно было быть полным козлом, чтобы попасться, — так Батя организовывал все как по писаному.

Сейчас Батя как раз менял исполнителей, слишком робкими некоторые ему казались.

Негатив долго не раздумывал. Условия оказались подходящими, а узнав, что планируется налет на инкассаторов крупного универмага, он прикинул свой процент с возможной выручки и согласился без колебаний.

Одно было странно — Толян не желал сводить его с Батей.

— Вот придет от него человечек, все обрисует, и вперед. Главное — ни на шаг не отступать. Сказал Батя: «Быть на месте в девятнадцать ноль семь», значит, точняк, ни минутой позже. Усек? — пьяно ворочая языком, рассказывал Толян. — Велел Батя по этой улице уходить — значит, без самодеятельности.

Правда, к концу последней бутылки Толян раскололся, что и сам Батю ни разу в глаза не видел. Его с ним один приятель свел, да отлетел уже, выбыл из крупной игры.

«Этот «партизан», пожалуй, еще похлеще будет... — подумал Негатив. — Хитер. Осторожен. Ладно, посмотрим...»

Но он уже понял, что не упустил свой шанс — нашел сильного, умного покровителя, который к тому же умудрился не засветиться в криминальных тусовках. А это двойная гарантия безопасности, ведь менты чуть что — знакомых трясут.

В тот раз на его долю пришлось десять лимонов, это тогда было больше трех тысяч «зеленых» — Батя не поскупился.